Конкордия Антарова - Две жизни

Ознакомительный фрагмент

Я развернул небольшой пакет и достал из кожаного футляра квадратную шкатулку т„мно-синей эмали, на крышке которой был изображ„н овальный эмалевый портрет сэра Уоми. Портрет был окруж„н рядом небольших, но чудно сверкавших бриллиантов, а замком служил крупный, выпуклый т„мный сапфир.

– За всю свою жизнь я даже и не видел столько драгоценных вещей, сколько мне пришлось держать в руках за эти недели, – сказал я.

– Да, – ответил И. – Какое множество людей хотело бы хоть подержать в руках портрет сэра Уоми, не только что получить его в подарок. Но спрячь вс„ в саквояж, нам пора двинуться в обход.

Я спрятал все свои вещи и книги в саквояж. И. достал наши аптечки, и не успели мы их надеть, как в дверях появился посыльный от капитана с просьбой поспешить в каюту 1 А, там худо и матери, и детям.

Мы помчались ближайшими переходами к Жанне, прич„м верзила снова спас мой нос и р„бра, так как я не умел удерживать равновесие. На мой вопрос, уж не буря ли будет снова, И. ответил, что это невозможно, природа не в состоянии так разъяриться два раза подряд. А верзила, смеясь, уверял, что это всего только зыбь. Быть может, это и была зыбь, но – надо отдать ей справедливость

– зыбь препротивная.

Мы вошли к Жанне и снова застали картину почти того же отчаяния, что и в первый раз. Она сидела, забившись в угол дивана, с детьми на коленях.

Лицо е„ выражало полную растерянность, и когда И. наклонился к девочке, чтобы взять е„ и положить на детскую койку, она вцепилась в него, крича, что девочка умирает, и она не хочет, чтобы та умирала на холодной койке, пусть лучше у сердца матери. От резкого движения и малыш скатился бы на пол, если бы я не бросился к нему.

Взяв реб„нка на руки, я готов был разразиться упр„ками, но .. образ сэра Уоми, прочно поселившийся в мо„м сердце, помог сдержаться и мягко сказать ей:

– Так-то вы держите обещание ухаживать за детьми? Разве им не удобнее в своих постельках?

Жанна плакала, говоря, что, не видя меня так долго, не сумела сохранить самообладание, а болезнь детей просто разрывает ей сердце. Я же совсем позабыл о ней. Я возражал, что е„ навещали, а мо„ присутствие или отсутствие не может влиять на здоровье детей.

– Я сам ещ„ так молод и невежествен, что всецело нуждаюсь в наставнике, – продолжал я. – Если бы не мой брат И., я бы десять раз погиб. Перестаньте думать, что вы одиноки и несчастны, лучше помогите доктору дать детям лекарство.

Сам не знаю, что я ещ„ наговорил бы бедной женщине, но нежный тон моего голоса, должно быть, передал мо„ сострадание. Мигом она от„рла слезы, – и лучшей сестры милосердия нечего было искать.

И. долго возился с девочкой, которая была ужасно слаба.

– Сегодня это состояние продлится ещ„ несколько часов. Но зато завтра пойд„т на улучшение, – сказал И. Жанне. – Держите е„ непременно в постели весь день. Если не будет качки, – вынесите е„ на палубу. Ну а малыш через час попросит есть.

Мы уже собрались уходить, когда Жанна обратилась к И. с мольбою:

– Разрешите вашему брату побыть со мной. Я так боюсь чего-то; мне вс„ мерещится какое-то новое горе, вс„ кажется, что дети мои тоже умрут.

И. кивнул головой, сказав, чтобы я оставался здесь до тех пор, пока за мной не прид„т верзила, но если откуда-нибудь будут звать доктора, я должен ответить, что без И. я помочь не смогу.

Он уш„л. Мы остались с Жанной подле детей. Девочка понемногу успокаивалась; дыхание становилось ровнее, хрипы в груди утихли. Жанна молчала, не плакала; но я видел, что не одна болезнь довела е„ до нового взрыва отчаяния.

– Что случилось? – спросил я. – Почему вы опять в таком состоянии?

– Я и сама не знаю, отчего на меня нахлынули ужасные воспоминания о смерти мужа. Я почувствовала такой страх перед будущей жизнью. Не могу передать вам, какой жуткий страх на меня нападает, когда я думаю, что мы приедем в Константинополь и мне прид„тся расстаться с вами. Я умру от одиночества и голода.

– Вы умр„те от одиночества и голода? А дети переживут вас? Кто же будет для них работать? Кто у них ближе вас? Вы думаете о том, что было, и о том, что будет. А сейчас? Об этой минуте, когда вы чуть не уронили мальчика и навредили девочке, не держа е„ в постели, вы не думаете? Я прежде, как и вы, только тем и занимался, что думал или о том, что будет, или о том, что было. Мой любимый и мудрый друг и мой теперешний спутник И. своим примером показали мне, что нужно жить только тем, что совершается сейчас. И что это «сейчас» и есть самое главное. Попробуйте не плакать, а бодро ухаживать за детьми. Ваши слезы мешают им мирно спать, и они так дольше проболеют. Улыбайтесь им – их здоровье восстановится гораздо быстрее. Что же касается Константинополя, то ведь И. сказал вам, что вас там устроит, а слово его никогда не расходится с делом. Если у вас есть цель поставить детей на ноги, зачем вам думать о том, будете ли вы одиноки? Вы уже по опыту знаете, как вс„ непрочно в жизни. Просите И. научить вас, как воспитывать детей. Я же ничего не могу для вас сделать; у меня пет ни семьи, ни дома, я ещ„ не способен заработать свой кусок хлеба, так как мало знаю и ничего не умею делать. Но И., я уверен, поможет вам.

– Я его очень боюсь и стесняюсь, – сказала бедняжка. – А вас не боюсь и очень радуюсь, когда вы подле.

– Вс„ дело в том, что я такой же неопытный реб„нок в жизни, как и вы. Но если присмотритесь внимательнее к И., то будете счастливы каждую минуту, провед„нную рядом с ним.

– Вы только что сказали, что улыбка матери помогает детям. Я стараюсь не плакать, но это так трудно. И я не думаю, чтобы И. научил меня, как воспитывать детей; он такой строгий, никогда не улыбается. При н„м я чувствую себя точно в железной клетке, а при вас мне легко и просто.

– Вам легко со мною, – ответил я, – только потому, что я так же легкомыслен, как и вы. Если бы вы по-настоящему любили своих детей! Не слезы текли бы из ваших глаз, а целые потоки энергии. Ведь вы вс„ плачете только о себе.

– Я не в силах ещ„ понять вас, – очень тихо сказала Жанна после долгого раздумья. – Но мне начинает казаться, что я действительно слишком много думаю о себе. Я постараюсь проникнуться вашими словами, может быть это поможет мне начать жить иначе.

Мне было очень жаль бедняжку. И я всячески старался не переходить границы дружеской беседы, не впадая при этом в назидательный тон. Жанна на моих глазах как-то странно менялась. На е„ молоденьком личике перестала играть та улыбка, которой оно всегда светилось, когда я бывал с нею, но и отчаяние тоже ушло. Печаль, суровая решимость – точно она внезапно стала старше меня

– отделили е„ от меня каким-то кругом, в котором она и замкнулась.

Мы молча сидели у детских постелей, и мысль моя вернулась к Хаве. Какою сильной и мужественной женщиной она мне казалась теперь! И как нужна была бы е„ помощь этой хрупкой и тоненькой матери.

– Вы не думайте, что я слабая и боюсь труда, – внезапно вырвал меня из мира гр„з дрожащий голосок. – Нет, о нет, я не боюсь. Я просто слишком любила своего мужа. Но я начинаю понимать, что страх лишает меня сил, погружает в отчаяние, и этим я только приношу вред моим детям. Мне становится ясно теперь, на какую ужасную жизнь я буду обречена, если не найду в себе мужества жить только для детей, быть им защитой, а стану оплакивать свою печальную судьбу женщины, потерявшей любимого.

В дверь постучали, вош„л сияющий верзила и доложил, что И. просит меня пройти в первый класс, где снова заболела итальянка. Я простился с Жанной, почувствовав, что прин„с ей какое-то разочарование. И е„ пожатие было менее пылким, а лицо осталось таким же суровым.

Быстро поднялись мы с верзилой в первый класс, где царила паника; очевидно, сильное волнение на море будило жестокие воспоминания о минувшей буре и страх.

Я застал И. в каюте синьор Гальдони, где старшая заливалась слезами, а младшая снова лежала бездыханно.

– Это и есть тот тяж„лый случай, Л„вушка, о ч„м я тебе сказал сразу же. При каждом сильном потрясении будет наступать подобное обмирание, пока синьора Мария не научится в совершенстве владеть собой, – обратился ко мне И.

– Нет, нет, я ничего особенного ей не сказала, – раздраж„нно и громко заявила синьора Джиованна. – Я только хотела предупредить новое несчастье. Довольно с нас и одного горя.

– Зачем вы привлекаете внимание соседей? – тихо сказал ей И. – Ведь сейчас надо» помочь вашей дочери прийти в себя. Это не так легко; и если вы будете кричать, – мои усилия могут ни к чему не привести. Если не можете найти в сво„м сердце столько любви, чтобы думать о жизни вашей дочери, и все свои силы устремить на помощь ей, – уйдите из каюты. Всякие эгоистические мысли и раздражение мешают в моменты опасности.

– Простите мне мо„ безумие, доктор. Я буду всем сердцем молиться о ней, – стараясь сдержать слезы, сказала мать.