Великий Гэтсби. Ночь нежна - Фрэнсис Скотт Фицджеральд

Лето Дик встретил, уже прочно обосновавшись в Цюрихе. Он собрал статьи и прочие материалы, наработанные во время службы в армии, и выстроил из них композицию книги, которую собирался опубликовать – «Психология для психиатров». Издатель, он полагал, у него уже был, а для того, чтобы выправить ошибки в немецком языке, он подрядил бедного студента. Франц считал, что он слишком торопится, но Дик оправдывал поспешность издания скромностью темы.

– Это материал, которым я никогда больше не буду владеть так хорошо, как сейчас, – продолжал он убеждать Франца. – А интуиция подсказывает мне, что эта проблема не легла в основу фундаментальных исследований лишь из-за отсутствия практического признания. Слабость нашей профессии состоит в том, что она привлекает людей немного ущербных и надломленных. Вот они и компенсируют свои изъяны в рамках профессии, тяготея к клиническим, «практическим» исследованиям и побеждая, таким образом, без борьбы.

Вы же, Франц, совсем другой случай, вы безупречно цельный человек, и вам эта профессия была назначена судьбой еще до рождения. Благодарите Бога за то, что у вас нет никаких «отклонений», я, например, решил стать психиатром только потому, что некая девица в оксфордском колледже Святой Хильды посещала лекции по психиатрии. Может, это прозвучит банально, но я не хочу, чтобы те идеи, которые у меня есть сейчас, были смыты несколькими десятками выпитых кружек пива.

– Вам виднее, – отвечал Франц. – Вы американец и можете себе это позволить без ущерба для профессиональной репутации. Я подобных обобщений не одобряю. Так вы скоро дойдете до того, что будете строчить брошюрки под названием «Глубокие мысли для широкого читателя», настолько облегченные, что они уж наверняка никого не заставят задуматься. Будь жив мой отец, Дик, уж он бы на вас поворчал. Так и вижу, как он берет свою салфетку, складывает ее, потом начинает вертеть кольцо. – Для наглядности Франц взял в руку кольцо для салфетки, темного дерева, с вырезанной на нем кабаньей головой. – Потом он сказал бы: «Кхе-кхе, на мой взгляд…», а потом посмотрел бы на вас, подумал: «Какой толк?» – и замолчал, только недовольно бормотал бы что-то себе под нос до конца обеда.

– Это сегодня я в одиночестве, – вспылил Дик, – но завтра у меня могут найтись единомышленники. И тогда уж настанет мой черед теребить салфетку и ворчать, как ваш отец.

Франц помолчал немного, потом сменил тему:

– Как там наша пациентка?

– Не знаю.

– Пора бы уж вам это знать.

– Она красивая и нравится мне. Но чего вы от меня хотите – чтобы я уединился с ней в альпийских лугах среди эдельвейсов?..

– Нет, – перебил его Франц, – но поскольку вы увлеклись теперь научными книгами, может быть, у вас возникли какие-нибудь идеи?

– …и посвятил ей остаток своей жизни? – все же закончил фразу Дик.

Франц крикнул жене на кухню:

– Du lieber Gott! Bitte, bringe Dick noch ein Glas-Bier![30]

– Нет, спасибо, я больше не буду пить перед встречей с Домлером.

– Мы полагаем, что разумно было бы составить программу. Прошло четыре недели, девушка явно в вас влюблена. В обычных обстоятельствах это было бы не наше дело, но здесь, в клинике, это касается и нас.

– Я поступлю так, как скажет доктор Домлер, – согласился Дик.

Однако он не особо надеялся, что Домлер прольет так уж много света на сложившуюся ситуацию; сам же он был неучтенным членом в этом уравнении. Исход дела оказался у него в руках без малейшего осознанного желания с его стороны. Это напомнило ему эпизод из детства: весь дом, сбиваясь с ног, искал ключ от шкафа, где хранилось столовое серебро, а Дик, спрятавший его под стопкой носовых платков в верхнем ящике материнского комода, спокойно наблюдал за поисками с философской отрешенностью. Сейчас, направляясь с Францем к профессору Домлеру, он испытывал нечто подобное.

Красивое лицо профессора в обрамлении прямых бакенбард – что-то вроде веранды прекрасного старинного дома в обрамлении увитой диким виноградом балюстрады – сразу же обезоружило Дика. Дик знавал людей, обладавших и бо́льшими талантами, но никогда не видел человека, который выглядел бы столь значительным.

Он снова подумал об этом полгода спустя, на похоронах Домлера: свет на веранде потух, виноградные лозы бакенбард опали на жестко накрахмаленный белый воротничок, сполохи прежних баталий угасли в щелочках глаз, перед тем как их взгляд навсегда застыл под нежными тонкими веками…

– Добрый день, сэр. – Дик стоял навытяжку, по форме, словно снова вернулся в армию.

Профессор Домлер сплел пальцы своих спокойных рук. Франц начал докладывать в манере то ли офицера связи, то ли секретаря, пока начальник не перебил его на полуслове.

– Определенную часть пути мы прошли, – мягко сказал он. – А теперь, доктор Дайвер, нам нужна ваша помощь.

Застигнутый врасплох, Дик ответил:

– Признаться, я еще не во всем разобрался.

– Меня отнюдь не касаются ваши личные выводы, – сказал Домлер. – Но меня в высшей степени касается тот факт, что опыт с так называемым переносом, – он метнул иронический взгляд на Франца, который ответил ему примерно таким же, – пора заканчивать. Мисс Николь чувствует себя сейчас вполне удовлетворительно, однако состояние ее еще не таково, чтобы она могла безболезненно пережить то, что может показаться ей трагедией.

Франц хотел что-то добавить, но Домлер жестом попросил его помолчать.

– Я отдаю себе отчет в том, что положение у вас трудное.

– Да уж.

Профессор откинулся на спинку кресла, расхохотался и сквозь смех, просвечивая Дика своими острыми серыми глазками, поинтересовался:

– Уж не попали ли и вы сами во власть чувств?

Понимая, что так просто ему не отделаться, Дик ответил:

– Она – красивая девушка, трудно остаться совсем уж равнодушным. Но у меня нет намерения…

Франц опять попытался что-то вставить, но Домлер снова остановил его и напрямик спросил у Дика:

– Вы не думали о том, чтобы уехать?

– Я не могу уехать.

Доктор Домлер повернулся к Францу:

– Тогда мы можем устроить так, чтобы уехала мисс Уоррен.

– Вам лучше знать, как следует поступить, профессор Домлер, – сдался Дик. – Ситуация и впрямь непростая.

Профессор Домлер поднялся – тяжело, как безногий калека на костылях, – и тихо, но властно воскликнул:

– Но решать ее нужно профессионально!

Вздохнув, он снова опустился в кресло и подождал, пока замрет раскатистое эхо его слов. Дик видел, что Домлер на пределе, и не был уверен, что сам сумеет сохранить самообладание. Когда гром утих, Францу удалось все же вставить слово.

– Доктор Дайвер человек тонкой душевной организации, – сказал он. – Думаю, ему нужно время, чтобы оценить ситуацию и принять