Ледяные объятия - Мэри Элизабет Брэддон

явно не занимала ни пестрая толпа, ни летний свет, пятнавший землю и людей; не завораживало праздничное мельтешение.

Капитан Донелли поужинал с друзьями в офицерском собрании и к девяти часам явился в гостиницу «Роял». Леди Холвердин и ее сестру он нашел в скупо освещенной гостиной; из смежной с ней столовой слышались голоса и частые взрывы смеха.

– Холвердин пригласил своих приятелей лошадников, – пояснила Беатрис, – так что мы с Лусиллой поужинали tête-à-tête и вот скучаем в сумерках. Мне кажется, для таких перелетных птиц, как мы, едва ли можно вообразить место более унылое, чем гостиная в номере отеля. При нас нет наших вещей: книг, рабочих корзинок – ничего. Мы обнаружили гравюру с запечатленой на ней свадьбой ее величества – и рассматривали ее как первое в нашей жизни произведение искусства.

– Я послала бы официанта за колодой карт, если бы не опасалась, что он меня засмеет. Мы могли бы сыграть в «Нищего соседа» или «Казино», – произнесла Лусилла.

– Или вы бы лучше присоединились к Холвердину и его приятелям? – уточнила Беатрис.

– Что? Уйти от вас, когда вам грустно? Нет, леди Холвердин, я намерен вас развлекать: быть, если получится, занятным ну или хотя бы беззаботным, как статист в комедии о пяти актах. Вот бы мне толику остроумия – ради вашего блага! О, кажется, есть идея получше: вы ведь жили в свете, пока я жил вдали от него, а значит, можете позабавить меня парой-тройкой скандальчиков, о которых судачил Лондон, покуда я обретался в горах Индии.

Пришел официант с принадлежностями для чаепития; Лусилла заварила чай, и все трое скоро оставили вымученную шутливость и завели речь о днях минувших, когда никого из них не терзал не только страх перед будущим, но даже мысли о нем. Говорили, впрочем, Оскар и Лусилла; леди Холвердин нарочно села так, чтобы быть подальше от свечей, которые в старомодных гостиницах составляют изрядную долю в счете, хотя тьму рассеивают из рук вон плохо. Лишь однажды из полумрака донесся едва слышный вздох, а по большей части там царило молчание.

Наконец двери смежной комнаты распахнулись, и в гостиной очутилась разом целая толпа – лорд Холвердин и его собутыльники, почти все подобные сынам Велиала[90], которые «являются на темных мостовых – марионетки гонора и браги»[91]. Веселость их граничила с буйством. Холвердин явно перебрал, а если его гости имели вид тех, на кого спиртное подействовало не так сильно, то объяснялось это только привычкой: Холвердин медленно деградировал в алкоголика, а для этих персонажей невоздержанность давно была второй натурой.

В тот вечер вино привело Холвердина в хорошее расположение духа, и он приветствовал капитана Донелли с шумным дружелюбием:

– Вам непременно надо погостить у меня! Хотите, завтра вместе поедем в почтовой карете? Спальня для вас найдется, дом куда как вместительный, даром что миледи с сестрицей оккупировали целое крыло. Да, таковы нынче жены: этим птичкам подавай клетку попросторнее. Погодите-ка. – Холвердин поднял непослушный палец и стал указывать по очереди на своих приятелей: – Ты, и ты, да еще майор, да преподобный Боб (палец остановился, подрагивая, на неопрятном субъекте в белом воротничке, какие носят священники), ну и остальная братия… – Всего приятелей было полдюжины, но тому, кто залил глаза вином, похоже, представилось, что их целый десяток. – Только не ждите, что ее милость изволит потесниться: эта старая пила ни уголочка не уступит, даже если придется отправить гостя в комнату с привидением.

Холвердин стоял перед холодным камином; руки его были согнуты в локтях и держали задранные фалды фрака. Он раскачивался взад-вперед и хохотал над каждой фразой, которая представлялась ему «капитально» остроумной. Поистине никто не мог создать столько шума, сколько милорд в изрядном подпитии.

Тогда-то Оскар Донелли впервые и услыхал о страшной комнате.

– Неужели в Холвердине водится привидение? – спросил он, едва не усмехнувшись.

– Да у нас их не одна дюжина! Правда, я ни единого не видал, но знаю, что они населяют дом с незапамятных времен, а уж комната, о которой я веду речь, и вовсе будто зачумлена. Может, это простые совпадения, – продолжал Холвердин, неожиданно переходя на зловещий шепот, – а только все юные души, которым довелось ночевать в этой комнате, умерли до срока. Вообразите: там когда-то была детская! Детская! Боже милосердный! Малышам что-то являлось, они пугались – и умирали. Если Провидение… подарит мне нас… наследника… я… ни за что… не отправлю… его… в эту… дет…ску…ю, – заключил Холвердин, уже еле ворочая языком.

Капитан Донелли, используя общие фразы, поблагодарил его милость за приглашение, сказал, что с радостью погостит в поместье, но только не сейчас, а позднее.

– Я приеду, когда в доме будет меньше гостей, хотя и не страшусь ночку-другую провести в этой вашей комнате с привидением. У меня всегда при себе пистолет и патроны, и едва ли привидение возьмет надо мной верх.

– Опасная затея – палить по призракам, – заметил неопрятный пастор, – добром такие дела не кончаются. Вы можете выстрелить в лакея, который принес вам воду для бритья, или в джентльмена, который поднялся в три часа утра ради охоты на лисят[92] и просто ошибся комнатой. Да и вообще пистолет тут не годится. Если к вам явится призрак, пуля не причинит ему вреда, а если человек – вы станете убийцей.

Капитан Донелли не удостоил ответом того, кто в своем кругу был известен как преподобный Боб. Старые часы на лестнице пробили одиннадцать; Оскар пожелал кузинам доброй ночи и выскользнул за дверь, не дожидаясь, когда Холвердин обернется к нему. Его милость склонялся над карточным столиком, окруженный приятелями: делал ставку в высокоинтеллектуальной игре под названием «Голландский банкир». Сердце Донелли болело за женщину, которую он помнил, когда она была прелестной и беззаботной, когда целая жизнь лежала перед ней, суля счастье.

Да, он действительно собирался воспользоваться приглашением Холвердина. Он хотел поглядеть, как живется кузине в ее же собственном доме и с таким мужем, какой предстал ему нынче. Донелли не уточнил у Беатрис, присоединяется ли она к приглашению, – чутье подсказало ему, что кузина более чем не склонна открывать семейные тайны даже родственнику. При мысли, что эти вот развратники, эти ипподромные подлипалы запросто вваливаются в дом, где хозяйка – утонченная красавица, в жилах капитана Донелли кровь буквально клокотала.

Он отправился на север, в Шотландию, две недели провел в графстве Аргайл, в охотничьем домике своего приятеля, настрелял немало дичи, прошагал немало миль по вересковым пустошам, съел немало банноков[93], выпил изрядно знаменитого