Даниэль Друскат - Гельмут Заковский

скрывал своих дурных замашек. «Такой уж я есть», — самоуверенно заявлял он.

Было бы нелепо утверждать, что хвастовство, бесцеремонность и чрезмерная самоуверенность являются свойствами, которыми должен обладать руководитель в социалистическом обществе. В таком случае ни я, ни тысячи других руководителей ни на что не годились бы. Как бы то ни было, поначалу слабости Штефана не приносили вреда, даже, напротив, способствовали укреплению кооператива. Я констатирую это без горечи, меня это не очень шокировало, недаром в партшколе я так долго корпел над законами диалектики.

Нет, Штефан не изменился, никто этого не утверждает. Теперь он мог хозяйствовать более масштабно и, будучи руководителем кооператива, делал это с той же хваткой и умением, как раньше у себя в усадьбе.

Он пустил в ход все свои способности и энергию, но теперь ему приходилось делать это не ради себя одного, он вынужден был делиться с другими. Так случилось, что Хорбек вскоре перегнал многие кооперативы. Штефан стал знаменитостью, газетным героем, предметом восхищения... А через одиннадцать лет он стал препятствием, с которым мне пришлось бороться...

Крюгера я сбрасываю со счетов, старик изжил себя, как изжило себя время, породившее его.

Ну а Штефан? Нет, он не воспользовался моим молчанием, хотя я упомянул его имя и занес в протокол, Штефан, мол, знал кое-что, он сжег документ. С меня это вину не снимает.

Я слишком долго молчал, вот в чем моя вина. Мне придется ответить за все одному.

Глава четвертая

1. Этим летом солнце пекло немилосердно изо дня в день, трава на лугах пожелтела и пожухла. Аня стояла в саду Анны Прайбиш среди пышно цветущих турецких гвоздик, бордовых, розовых, белых. Аня называла их «бабушкиными цветами»: корзиночки их напоминали вязаный орнамент и казались девушке такими же старомодными, как и сами сестры Прайбиш. Истории, которые она слышала от старых дам, тоже относились к иному времени, но речь в них шла и о ее отце, человеке совершенно реальном, члене партии, председателе кооператива, о человеке, который был ей другом и товарищем. Прошлое тоже ведь составляло часть его жизни, хотя оно давно уже кануло в историю.

«В то время я считала твоего отца способным на все, — сказала Ида, — даже на убийство!»

В знак утешения она слегка шлепнула Аню по руке.

Аня знала, что в разговорах Ида перескакивает с одного на другое, знала, что в мыслях у нее иногда творится путаница, что она способна нести чепуху, девчонка и сама частенько посмеивалась над чудаковатой фройляйн, однако сейчас она испугалась. Аня отвела со лба прядь волос и направилась к велосипеду, стоявшему у забора. Выезжая со двора, она оглянулась и увидела в окне лицо Анны, белой маской застывшее на черном фоне. «Вот так же, — подумала Аня, — стояли сегодня утром Хильда и Штефан и глядели на меня с такими же неподвижными лицами». Девочке стало не по себе, и она поспешила выбраться со двора.

2. Дорога шла вверх по холму, и Ане пришлось нажать на педали. Она почти одолела подъем, уже видела вдали перед собой дома Бебелова, как вдруг спустила задняя шина. Этого еще не хватало!

Аня в сердцах швырнула велосипед в придорожную канаву и полезла на четвереньках по косогору, шедшему вдоль шоссе. Там среди запыленных зарослей пижмы она опустилась на землю.

Неужели придется вернуться? Может быть, ее подвезет какая-нибудь грузовая машина? Обычно ей не приходилось долго упрашивать водителей. Но что дальше? Возвращаться домой, в деревню? И это сейчас, когда она почти уверена, что отец замешан в какой-то грязной истории?

Он пришел с края света с насмерть перепуганными людьми, сказала Анна, а потом в Хорбеке произошло что-то ужасное, чуть ли не преступление. Почему старуха закрыла лицо черным платком, словно охваченная внезапным страхом. А Ида? Ида рассказывала самые невероятные вещи.

Иногда преступления раскрываются лишь много лет спустя. Однажды давным-давно кто-то убил и ограбил одинокого путника, тело убийца закопал у дороги. Никто не хватился путника, но весной (она читала об этом в одной балладе под названием «Цветок тюльпана» или что-то в этом роде), весной на этом месте из луковицы тюльпана, которую покойник сжимал в руке, вырос красный, как кровь, цветок. По этому цветку и обнаружили убитого, а затем нашли убийцу.

Обнаружили через год. Бывает, это продолжается дольше. Но не двадцать пять лет? Кажется, она читала в одном детективном романе, что по истечении двадцати лет за убийство не преследуют. Нет, не стоит думать о самом худшем.

Но Анна ведь в самом деле струсила, факт, она испугалась. А что, если отец все-таки виноват? Что тогда? Что будет с ней? Что будет со школой? В интернат у нее и так нет особой охоты идти. А институт? Неужели ей откажут в приеме? Есть ведь тысячи других, у которых родители лучше. Как же было с той девушкой из Каролиненхофа?.. Ее не приняли в спецшколу из-за того, что отец у нее был фанатичным сектантским проповедником, а училась-то ведь она на одни пятерки. Значит, есть, значит, такое бывает и у нас: роковое стечение обстоятельств? Но разве могут дети отвечать за своих отцов? Как же тогда бороться, как утвердить себя?

Нет, в Альтенштайн она не вернется. С тех пор как она убежала от Анны и Иды, ее преследует мысль, будто ей суждено носить на себе клеймо: это дочь того самого Друската, которого забрали, избегайте ее. Неужели и мать жила с таким клеймом?

В этот по-летнему солнечный день Аня сидела среди пижмы, травы и порхающих разноцветных бабочек, ее терзали мрачные мысли. Ей казалось, что столь одинок и заброшен не бывал еще ни один человек, столь потерян среди всех тех, кто продолжал беззаботную жизнь.

Мимо проезжали машины, грузовики и трактора. Водители изредка бросали на нее взгляды, считанные секунды — и все исчезало. То были другие люди, она лишь на миг привлекала их внимание, они тут же о ней забывали, никто и не догадывался о ее страхах.

Ане вдруг захотелось спрятаться; она бросилась на землю и уткнулась лицом в траву.

Но мысли продолжали тесниться в голове, она думала: «Отец, наверное, чувствует себя в эту минуту так же сиротливо, как я. Он не должен страдать в одиночестве, ведь у него есть я.