Маленькие мужчины выросли - Луиза Мэй Олкотт

смею. Даст Бог, мое желание сбудется, а я для этого постараюсь изо всех сил, ведь всем лучшим в себе я обязан этой святой женщине.

В тот же миг юный голос из музыкального зала начал выводить «Аве Мария» – Бесс невольно отозвалась на молитву отца, ибо всегда покорялась его желаниям. Нежные звуки гимна, который любила петь мамочка Марч, вернули слушателей в действительность после краткого визита в мир ушедших; сестры сели вместе у открытого окна и наслаждались музыкой, а Лори принес всем чаю – его искренняя забота сделала эту маленькую услугу еще приятнее.

В зал вошли Нат с Деми, а следом – Тед с Джози и профессор в сопровождении верного Роба; им всем не терпелось узнать новости о мальчиках. Бодро зазвенели чашки и щипцы для пирожных, и закатное солнце, сумей оно заглянуть в окно, увидело бы в светлой комнате веселую компанию друзей, отдыхающих после трудового дня.

Профессор Баэр уже поседел, но не утратил живости и добродушия, ибо любил свою работу и занимался ею с таким усердием, что весь колледж испытал на себе его благотворное влияние. Роб необычайно походил на отца, только в юной версии, и уже заслужил прозвище «молодого профессора», ведь он обожал учебу и во всем следовал примеру своего достойного родителя.

– Что ж, любовь моя, вот скоро и вернутся наши мальчики нам на радость. – Мистер Баэр в знак поздравления пожал руку миссис Джо и сел подле нее, сияя довольством.

– Фриц, я так рада за Эмиля! И за Франца тоже, если ты одобряешь его выбор. Ты знаком с Людмилой? Хорошая из них получится пара? – Миссис Джо протянула мужу свою чашку и подвинулась ближе, ведь супруг был ее опорой и в горе, и в радости.

– Лучше и представить трудно! Я видел эту Mädchen[14], когда отвозил Франца домой. В ту пору она была еще дитя, но совершенно очаровательное. Блюменталь, думается мне, вполне доволен, ну а Франц будет счастлив. Он, как истинный немец, очень привязан к Vaterland[15], вот и послужит нам связующей нитью между старым и новым, чему я очень рад.

– А Эмиль? Он ведь в следующее плавание уйдет вторым помощником капитана! Разве не чудесно? Я так счастлива, что у обоих твоих мальчиков все сложилось благополучно – ты как-никак многим пожертвовал ради них и их матери. Конечно, ты преуменьшаешь свои заслуги, но я-то все хорошо помню! – Джо растроганно взяла профессора за руку, словно вернулась во времена юности, когда Фриц только начал за ней ухаживать.

Он весело хохотнул, наклонился к вееру жены и прошептал:

– Не приедь я в Америку за бедняжками, никогда бы не встретил свою Джо. Былые тяготы мне вспоминаются с нежностью, и я благодарю Gott[16] за все, что тогда потерял, ведь взамен я нашел счастье всей жизни.

– Милуются! Милуются! Сидят и воркуют тайком от всех! – воскликнул Тедди, заглянув под веер в самый неподходящий момент, чем немало смутил мать и позабавил отца: профессор ничуть не скрывал, что супруга ему была дороже всех женщин на свете.

Роб тотчас вытолкал брата за окно, но Тедди не мешкая залез через другое, а миссис Джо, сложив веер, приготовилась шлепнуть непослушного отпрыска по руке, если вздумает подойти.

Завидев, как мистер Баэр поманил его ложкой, Нат подошел к нему и с почтительной привязанностью посмотрел на замечательного человека, который столь многое для него сделал.

– Сынок, я написал насчет тебя в Лейпциг двум старым приятелям. Они станут тебе друзьями в новой жизни. Так надо, Нат, ведь поначалу всех мучит Heimweh[17], а они по возможности тебя утешат. – Профессор протянул юноше несколько писем.

– Спасибо, сэр. Полагаю, до начала занятий и правда будет немного одиноко, но музыка и надежды на успех меня приободрят, – ответил Нат, который и ждал скорого отъезда, и боялся покинуть старых друзей ради знакомства с новыми.

Он возмужал, но голубые глаза остались столь же чистыми, линия рта – слабоватой, несмотря на заботливо выхоленные усики, а широкий лоб еще больше прежнего выдавал природную склонность юноши к музыке. Миссис Джо считала скромного, добросердечного и почтительного Ната своим успехом, пусть и не блестящим. Она относилась к нему с доверием и любовью и не сомневалась, что он будет стараться по мере сил, но не предрекала ему величия – разве только учеба за границей и самостоятельная жизнь сделают из него более талантливого музыканта и сильного человека.

– Я – точнее, Дейзи – нашила метки на твою одежду, а когда соберем твои книги, можно будет паковать чемоданы. – Миссис Джо настолько привыкла собирать мальчиков в разные концы света, что даже поездка на Северный полюс ее не смутила бы.

Нат покраснел, услышав имя Дейзи, – а может, это луч заходящего солнца залил розовым его бледную щеку? – и сердце радостно забилось при мысли, что милая девушка нашивает «Н» и «Б» на его скромные носки и носовые платки; Нат, обожавший Дейзи, лелеял мечту стать признанным музыкантом и взять этого ангела в жены. Эта надежда придавала ему куда больше сил, чем советы профессора, забота миссис Джо или щедрая помощь мистера Лоренса. Во имя нее Нат трудился, ждал и надеялся, а смелость и терпение питали мысли о счастливом будущем, в котором Дейзи подарит ему уют, а он игрой на скрипке обеспечит ей достаток. Миссис Джо об этом знала, и пусть не такого мужа хотела бы для племянницы, все же считала: Нату необходима мудрость и забота Дейзи, иначе он может превратиться в эдакого неприкаянного повесу, заплутавшего на жизненном пути потому, что не нашлось женской руки, способной провести его корабль через бури жизни. Миссис Мэг решительно не одобряла влюбленности бедного юноши: ее драгоценная дочь заслуживала достойнейшего мужчину на земле, ни больше ни меньше! Миссис Мэг, несмотря на доброту, проявляла необычайную твердость, и Нату ничего не оставалось, кроме как обратиться за утешением к миссис Джо – та всегда поддерживала начинания своих мальчиков. А мальчики тем временем взрослели, на горизонте маячили новые заботы, и миссис Джо предвидела немало тревог и радостей, которые ей принесут любовные перипетии, уже начавшиеся среди ее подопечных. Обычно миссис Мэг служила ей лучшей советчицей и союзницей, ибо любила романтику столь же сильно, как в пору нежного девичества. Но в этом случае она была непреклонна и никаких увещеваний слышать не хотела. «Нату не хватает зрелости, и он не изменится, к тому же его происхождение неизвестно, и вообще, у музыкантов трудная