Услышь нас, Боже - Малькольм Лаури

То есть вы сошли у магазина – сказали, что дальше и сами доберетесь. Я вам еще в карман бутылку сунул, которую вы хотели отнести жене, ну и отнесли?

– Я заблудился в лесу.

– Первый раз в жизни, – сказала Примроуз.

– Вот те на! – ухмыльнулся мужчина. – Ну и повеселились же вы, приятель! Но домой-то все-таки добрались?

– Да, добрался. Вы же у меня были на следующее утро. То есть через утро. – Сигбьёрн уставился в пол. Через утро. А ночь? Где он был ночью? Спал на земле? Выпил ту бутылку? Где он упал? И новая спортивная куртка, которой он так дорожил, потому что ее подарила ему Примроуз на день рождения, надетая в тот вечер всего второй раз…

– Я это дело бросил, – говорил мужчина, обращаясь теперь к Примроуз. – У меня сосед очень верующий… а один из этих, из индейцев, свалился прямо на дороге и слова употреблял самые непристойные…

А почему бы и нет, думал Сигбьёрн. Почему бы и нет, черт подери! И он вспомнил то время, когда из леса приходили олени и переплывали бухту и в Дарк-Росслине не было бутлегеров, продающих вам огненную воду по воскресеньям, – да, если на то пошло, и причин ее пить тоже не было. Как легко выносить безапелляционные приговоры! Вывод сделан, и еще одна ложь унеслась бы к гибели, не содержи она в себе частицы правды; зло заключается в ее полужизни, в которой она сплавляется с прочими полуправдами и четвертьправдами, чтобы сбивать нас с толку, и все это – унифицирующая среда, в которой мы обитаем. Бутлегер в эпоху сухого закона в больших городах имеет одну функцию, бутлегер в эпоху частичного сухого закона – совсем другую. Бутлегер по воскресеньям там, где продажа спиртных напитков в воскресенье запрещена, – это мирской спаситель. Бутлегер же в сельских местностях – такая же основа основ, как проститутка в городе…

– Он у меня три недели вызревал… жена уехала в Саскатун. Оттого тут все так и неприбрано, – виновато объяснял мужчина, обращаясь к Примроуз. Потом он повернулся к Сигбьёрну: – Ну, так покончим на двадцати долларах, договорились? И вот что: я одного из этих индейцев знаю очень даже хорошо, и может, я с него получу бутылку в счет его доли. Если выйдет, так я ее вам принесу, хотите?

– Ладно, – сказал Сигбьёрн, протягивая двадцать долларов.

Примроуз встала и направилась к дверям.

– Как будто собирается дождь, – сказала она. – Нам надо торопиться.

– Ну, так всего хорошего.

– Пока, приятель. Увидимся за решеткой.

– Ха-ха.

– Ха-ха.

Сигбьёрн и Примроуз Уилдернессы молча шли рядом по дороге к длинному холму, пока не почувствовали, что дома остались далеко позади. Тогда Примроуз внезапно обняла Сигбьёрна.

– Сиг, милый! Прости меня за то, что я была такой гнусной. Нет, я правда вела себя самым гнусным образом, и мне теперь очень стыдно. Ну, скажи, что ты меня прощаешь.

– Конечно. Я и сам был отвратителен.

– Вовсе нет. Ты был мужественным. Я знаю, как это все было для тебя ужасно, и я… я думала, что ты держишься изумительно.

– А вот опять коньки… вон там.

«Посмо-З-К». Держась за руки, они дошли до подножия длинного холма. Там от дороги ответвлялась новая тропинка и убегала в лес к шоссе, позволяя срезать путь в обход холма.

– Но, Примроуз, деточка, может быть, это чей-нибудь участок. Что, если она кончается в чьем-нибудь огороде?

– Тут нет никаких предупреждающих надписей. Ну, Сигбьёрн, идем же! Во всяком случае, посмотрим, куда она ведет.

И Примроуз пошла по тропинке, которая из довольно широкой быстро стала очень узкой и почти потерялась в зарослях, хотя теперь впереди совсем близко раздавался фыркающий, непристойный шум шоссе. Тут тропинка внезапно влилась в огород, и прямо перед собой они увидели женщину с тяпкой в руках. Сигбьёрн и Примроуз начали хором извиняться, но женщина выпрямилась и улыбнулась:

– Ничего-ничего. Вы не первые и не последние. А если вам нужно на шоссе, то пройдите вон туда за гараж, а оттуда прямо по подъездной дорожке.

Они поблагодарили ее и направились к гаражу – Сигбьёрн впереди, а Примроуз за ним.

И они опять шли по шоссе, и проносящиеся мимо машины сгоняли их в канаву. Примроуз рвала жемчужные бессмертники и высокие пыльные лиловые астры – она рвала их сама, так как Сигбьёрн совсем не мог нагнуться из-за боли в боку, а потому он нес ее букет и шел сзади. «Гнездышко». «Приют друзей».

Начал накрапывать дождь – тихий, ласковый, прохладный, несущий благодать. Они поравнялись с дощатым навесом у автобусной остановки и замедлили шаг, увидев приближающийся автобус.

– Поедем на автобусе?

– Не надо. Лучше пойдем пешком.

– Но ты же вымокнешь. А вдруг дождь испортит твой костюм? – сказал Сигбьёрн, потому что очень любил ее алые вельветовые брюки и куртку.

– Этого костюма он не испортит. Да и, наверное, он поморосит и перестанет. А мне нужно еще нарвать златоцвета.

Автобус с грохотом пронесся мимо, и они отвернулись от тошнотворного запаха и удара горячего воздуха, в которых, как приучил нас верить прогресс (по замечанию Пруста), тоже кроется ностальгия. На шоссе со стороны города появилась бесшумная машина скорой помощи, похожая на катафалк, подумал Сигбьёрн, и остановилась у дома на углу.

– Посмотри… – сказала Примроуз. – Ты помнишь человека, который сидел там на веранде и печатал всякий раз, когда мы проходили мимо?

– Конечно… На большой тяжелой кабинетной машинке. Неужели он…

Они остановились и смотрели, как шофер скорой помощи разговаривает с седой женщиной на веранде, но он, по-видимому, просто спросил у нее дорогу, и они пошли дальше, испытывая смутное облегчение, что это не коснулось человека с пишущей машинкой, с которым они ни разу не перемолвились ни единым словом.

Примроуз шла впереди, держа в руке усыпанную алыми ягодами веточку дерена, его карликовой разновидности, которую они открыли как-то весной, а Сигбьёрн позади нее нес златоцвет. Он смотрел на Примроуз, на ее алые брюки и на шарф, которым она закутала от дождя голову, – алый, кобальтовый, изумрудный, черный, белый и золотой цвета на нем слагались в странную птицу с кобальтовым клювом и изумрудными лапами.

– Мне нужно кое в чем признаться, Сигбьёрн, – сказала Примроуз.

– В чем же?

– Ту бутылку джина ты вовсе не потерял. Ты ее отдал мне, когда вернулся утром. А я ее спрятала, и ты решил, будто потерял ее.

– Так, значит, она цела и у нас?

– Конечно. И когда мы вернемся, то можем сделать коктейль.

– Умница.

Они вошли в свой собственный лес, и навстречу им выпрыгнул