Дом разделенный - Перл С. Бак

понимал и не верил, что их нелегкой доле можно позавидовать. Люди лишь еще больше прониклись недоверием к этому молодому человеку, говорившему с ними пылко и открыто о своей любви к глинобитным домам. Они прекрасно знали, как он жил и к какой привык роскоши, потому что видели своими глазами, как жили его дядья и двоюродные братья – первый как настоящий принц в далеком городе, а второй, Ван Купец, нынешний хозяин этих земель, чудовищно и тайно разбогател, ссужая деньги. Этих двоих ненавидели все деревенские, при этом они завидовали их богатству и с растущей злобой и страхом смотрели на незваного гостя, в глубине души понимая, что он лжет, потому что поверить ему они не могли. На свете нет и не может быть человека, полагали они, который предпочел бы глинобитный дом дворцу.

Наконец они встали, и Юань тоже встал, хотя не знал точно, полагается ему вставать или нет, поскольку он не привык вставать перед кем-либо, кроме нескольких старших, а кем приходятся ему эти простые крестьяне в заплатанных халатах и широких ситцевых одеждах, он толком не понимал. Но все же ему хотелось сделать им приятно, потому он встал, и они поклонились ему и сказали несколько вежливых слов на прощанье, хотя на их простых лицах читалось недоверие, и с тем ушли.

Остались лишь старики-арендаторы. Они с тревогой поглядели на Юаня, и старик, не выдержав, взмолился:

– Господин, умоляю, расскажите нам не тая, зачем вы здесь, чтоб мы заранее знали, каких ждать несчастий и зол! Расскажите, что за войну затеял ваш отец, и что вы хотите выведать здесь по его приказу. Помогите нам, простым нищим крестьянам, жизнь которых целиком зависит от милости богов, военачальников, богачей, правителей и прочих могучих лиходеев!

Тогда Юань ответил, поняв наконец причину их страха:

– Говорю вам, я приехал сюда не выведывать! Отец не посылал меня лазутчиком, и все, что я вам рассказал, – чистая правда.

Однако супруги по-прежнему не могли ему поверить. Старик вздохнул и отвернулся, а старуха жалобно молчала, глотая слезы, и Юань не знал, что с ними поделать, и уже хотел прикрикнуть на них, как вдруг вспомнил про своего коня и спросил:

– Что с моим конем? Я про него забыл…

– Я завел его в кухню, господин, – отвечал старик. – Покормил сеном и сухим горохом да налил ему воды из пруда.

Юань поблагодарил его, и старик сказал:

– Не за что… Вы ведь внук моего прежнего господина. – С этими словами он вдруг рухнул на колени и громко запричитал: – Господин, ваш дед давным-давно был таким же простым человеком, как мы! Он тоже жил в деревне, но судьба обошлась с ним добрее и милостивее, чем с нами. Мы-то всегда жили плохо и бедно… А все же ради деда, который когда-то пахал землю, как и мы, скажите правду, что вам тут нужно!

Тогда Юань поднял старика с колен, притом не слишком ласково, потому что недоверие местных начало ему надоедать, и он привык, что ему, сыну великого военачальника, все верят на слово, и воскликнул:

– Я сказал вам правду и повторять не стану! Подождите и увидите сами, навлеку ли я на вас беду! – А женщине он сказал: – Принеси мне поесть, добрая женщина, я голоден!

Тогда они молча подали ему еды. На сей раз она показалась ему не такой вкусной, как вчера, и он быстро наелся, встал из-за стола и опять лег в кровать. Но сон теперь не шел к нему, потому что в груди поднимался гнев на крестьян. «Глупцы! – кричал он про себя. – Может, народ и честен, но все равно глуп… Ничего не знают и знать не хотят… Живут в глуши, отрезанные от мира…» Он уже начал сомневаться, стоит ли за них воевать, и почувствовал себя очень мудрым и знающим человеком в сравнении с ними. А потом, утешившись осознанием своей мудрости, вновь глубоко заснул в темноте и тишине.

Шесть дней прожил Юань в глинобитном доме, прежде чем отец нашел его, и то была самая приятная пора его жизни. Никто больше не приходил к нему с расспросами, старики молча прислуживали ему, и он забыл об их недоверии, и не думал ни о прошлом, ни о будущем, а только о дне сегодняшнем. Он не ездил в город и даже ни разу не навестил дядю, жившего в большом доме. Каждый вечер с наступлением темноты он ложился спать, а поднимался рано утром, с восходом яркого зимнего солнца, и еще до завтрака выглядывал на улицу и смотрел на поля, подернутые зеленью озимой пшеницы. Земля расстилалась далеко во все стороны, гладкая, ровная и черная, и на этой ровной черной глади он видел синие точки – мужчин и женщин, что готовили землю к весне или брели по дорожкам к городу или в деревню. И каждое утро Юаню приходили в голову стихи, и он вспоминал красоту далеких холмов из песчаника на фоне безоблачного голубого неба, и впервые ему по-настоящему открылась красота его страны.

Все детство Юань слышал из уст капитана эти два слова: «моя страна». Иногда он говорил «наша страна», а порой, обращаясь к Юаню с особым жаром, «твоя страна». Однако слова эти не внушали Юаню никакого благоговения. По правде говоря, Юань жил очень закрытой и замкнутой жизнью. Он почти не ездил в лагерь, где ели, спали и дрались солдаты, а когда отец уезжал воевать за границу, Ван Юань жил в окружении особой стражи, состоявшей из тихих мужчин среднего возраста, которым было велено молчать в присутствии молодого господина и не забивать ему голову дрянными непотребными байками. Словом, между Юанем и миром всегда стояли солдаты, мешавшие ему увидеть то, что он мог бы увидеть.

А теперь он каждый день смотрел, куда хотел, и никто ему не мешал видеть все, что открывалось его взору. Он видел свою страну вплоть до того места, где небо встречалось с землей, видел тут и там небольшие деревушки в окружении рощиц, а далеко на западе городскую стену, черную и зазубренную против фарфорового неба. И вот, каждый день свободно глядя по сторонам, гуляя или катаясь верхом по округе, Юань решил, что теперь знает, какая она – «его страна». Эти поля, эта земля, вот это самое небо, чудесные бледные голые холмы вдалеке – это и есть его страна.

Что удивительно, Юань почти перестал ездить верхом, потому что конь, казалось, отделял его от земли. Сначала он по привычке еще садился в седло, потому что ездить