Шанхай - Риити Ёкомицу

Ямагути, она преградила ему дорогу, точно хотела кинуться ему на грудь, и торопливо заговорила:

– Вы знаете, о-Суги только что осталась без работы. Хозяйка приревновала ее и выгнала. Она, бедняжка, ушла вся в слезах.

– Куда она пошла? – Ямагути машинально дернулся к выходу.

– Куда? Так если бы ей было куда идти, никто бы и не волновался! В том-то и дело, что идти ей некуда.

Ямагути, забыв про Такасигэ, поспешно направился к выходу. Но теперь уже невозможно было определить, куда направилась о-Суги. Поняв это, он повернул назад и сказал Сидзуэ:

– Если узнаешь, куда делась о-Суги, сразу дай мне знать, ладно? Поняла?

Он подошел ближе и в потемках сунул банщице пятидолларовую купюру, а затем обернулся к Такасигэ:

– Ну и ночка, только успевай раскошеливаться!

– Что случилось? Что за о-Суги?

– Вот ведь неприятность! Когда Коя помчался за Цюлань, я решил: раз так, навещу о-Суги, но хозяйка бани только что ее уволила и вышвырнула на улицу!

Такасигэ заметил, как судьба о-Суги взволновала Ямагути, и он заинтересовался: что же это за женщина такая? Когда младшая сестра Такасигэ, Кёко, была юной девушкой, он одно время даже мечтал выдать ее за Ямагути. Кёко тому нравилась, и он, подобно многим мужчинам, повсюду ходил за ней, как только появлялось свободное время.

Выйдя на проспект, Ямагути огляделся по сторонам и, заметив, как сгущается туман, произнес:

– Теперь можно поехать и в «Сарацин», хотя едва ли Коя до сих пор ждет меня там.

– Если он погнался за Фан Цюлань, очень может быть, что его уже нет в живых. Эта женщина всегда носит с собой пистолет.

– Однако! Никогда не слышал подобных историй – чтобы женщина кого-то застрелила за интерес к себе. С братом – ясно, а как насчет тебя? Эта Цюлань – изумительная красавица, а ты видишь ее каждый день, и не похоже, что ты безмятежен, как Будда.

– С ней у меня все в порядке. Я решил делать вид, будто толком ничего о ней не знаю.

– Потому что боишься, что в противном случае придется удирать!

– Мне не до шуток. Похоже, сейчас я взвалил на себя большую ответственность за будущее Японии. Если я хоть на миг увлекусь этой женщиной, фабрику моментально постигнет полный крах. Вот ты паназиатист – и отлично, но было бы неплохо хоть немного отдать должное и нашим трудам – усилиям националистов.

– Националистов? Само собой! Слушай, давай выпьем, а потом хоть всю ночь можем разводить дискуссии. Эй! – И Ямагути поднял трость, подзывая рикшу.

5

Вечером, когда Санки ушел, о-Рю вызвала к себе о-Суги и уволила ее. Это ясно свидетельствовало об истинном душевном состоянии о-Рю, о котором Санки уже давно догадался.

В первый момент о-Суги не могла ни осознать произошедшего, ни – тем более – понять его причину. Только покинув баню, она уяснила, что с завтрашнего дня уже не сможет прийти сюда.

Выйдя на воздух, она прошла мимо повозки, застрявшей колесом в мостовой, и свернула в другой переулок. В нем, образуя коридор, выстроились круглые столбы, обвитые туманом. Из мрака, закашлявшись и чуть не потеряв серьги, вышла какая-то старуха.

Будто пытаясь пересчитать столбы, о-Суги останавливалась у каждого и, обхватив их, плакала; снова останавливалась и снова плакала. Выйдя из переулка, она зашагала дальше вдоль грязного канала, прорезающего квартал трущоб. На поверхности сточных вод вздувалась черная пена. Разросшаяся на облупившейся штукатурке стенок канала спирогира[7] невозмутимо лизала нефть с поверхности воды.

Добравшись до жилища Санки, о-Суги посмотрела на окна второго этажа – света там не было. Она забрела сюда, просто чтобы лишний раз взглянуть на Санки. А что потом… Потом она не нашла ничего лучшего, как снова заплакать.

О-Суги облокотилась на парапет. Рядом с ней, посреди свиных костей и жеваного сахарного тростника, торчал покосившийся газовый фонарь. Вероятно, она не двинется с места, пока он не погаснет и не откроется окно комнаты Санки. Пока она смотрела на канал, черная грязь, вздувавшаяся пеной, понемногу прибывала и вскоре возник небольшой остров. В центре его сошлись головами желтый трупик цыпленка и раздувшийся труп кошки; тихо застыли рядом перевернутый ночной горшок, рваные туфли и овощные очистки.

Наступала глубокая ночь. Над сточными водами канала, теряющегося вдалеке между домами, еще гуще заклубился туман. О-Суги продолжала стоять, прислонившись к парапету, ее уже начало клонить ко сну. Вдруг она услышала чьи-то шаги: к ней не спеша приближался окутанный туманом человек. Их взгляды встретились.

– О-Суги? – спросил мужчина.

Это был Коя. После погони за Фан Цюлань он пил, перебираясь из клуба в клуб, пока не пришел к Санки.

– Что случилось? В такое-то время… Ну, идем!

Коя взял о-Суги за руку и, потянув за собой, стал подниматься по лестнице. Они вошли на второй этаж. Санки не было.

В комнате Коя разделся и упал на кровать.

– Ну, Санки еще нет. А я посплю. Устал. Ты тоже ложись тут.

Едва договорив, Коя заснул. О-Суги не знала, что делать, поэтому молча сложила его разбросанную одежду. От одежды по комнате волнами разнесся запах мужчины. Наведя порядок, о-Суги боязливо погладила серебряную поверхность корнета, на котором любил играть Санки. Затем просмотрела корешки непонятных европейских книг в книжном шкафу и невольно отпрянула, заметив в стекле тусклое отражение своего сонного лица, а потом взглянула снова.

Вскоре раздались какие-то приглушенные звуки, она встрепенулась, решив, что это Санки, и даже тихонько окликнула его. Однако то был не он, хотя часы показывали уже два ночи. Тогда она прислонилась к стопке нот и незаметно для себя уснула, видя во сне волны, рыб и играющих детей.

Вдруг среди ночи в полусне о-Суги открыла глаза. В комнате было совершенно темно. Во мраке она почувствовала, как чьи-то руки обхватывают и стискивают ее тело. В ее сознании еще плыл сон, наполненный детским смехом, но мало-помалу к ней возвращались силы, чтобы вырваться из чужих рук.

– Нет, не надо, не надо!

О-Суги пыталась кричать, но крики застряли в горле, даже писк не протиснулся наружу. Мокрая от пота, она кое-как привстала и судорожно сжала колени. В этот момент кто-то зашептал ей на ухо непристойности, и пораженная девушка застыла. Она почувствовала напряженное тело мужчины. И вскоре все завертелось во мраке, а потом о-Суги услышала какой-то шелест и только секундой позже поняла, что это была нотная бумага, на которую упала ее голова.

Проснувшись на следующее утро, о-Суги увидела, что Санки спит на одной кровати с Коей. Она вспомнила случившееся ночью. До этого момента она считала,