Как читать книги? - Вирджиния Вулф

наделенным творческим воображением. Столько лет прошло с тех пор, как мы последний раз читали эти книги, а они, вопреки ожиданиям, как встарь, заряжают нас той же энергией, так же воодушевляют, как и прежде: так бы сидел себе и сидел, греясь возле них, как в лучах солнца, что стекают жаркой волной по садовой ограде красного кирпича. Кажется, это самое верное в данных обстоятельствах: довериться, без долгих размышлений, стихии воспоминаний о земляках-миддлендцах17, тамошних фермерах, их женах… Это такой бездонный человеческий мир, что копаться в собственных впечатлениях просто неохота. А ведь если задуматься, мир этот, мир Шеппертона и Хейслоупа, настолько от нас далек по времени, а образ мысли того же фермера или, положим, скотника настолько непредставим, не то что для нас – для большинства читателей самой Джордж Элиот! – что, естественно, возникает вопрос: почему же нам так легко и приятно выйти из дома и отправиться на кузню или, посидев в гостиной, пойти гулять в пасторский сад? Объяснить это можно только одним – духом сопереживания, которое Джордж Элиот испытывает к своим героям, увлекая за собой и нас, читателей, ибо в ее отношении к ним нет ни малейшей снисходительности или нездорового любопытства. Она же не сатирик; комедия – не ее жанр: там мысль должна двигаться молниеносно и отточенно. Зато она умеет так много всего разного черпать в человеческой природе и, не пролив ни капли, предлагать тому столь вольное и широкое истолкование, что, перечитывая, диву даешься: как только ей все это удается – и сохранить свежесть и живость характеров, и придать им нечто такое, что вызывает у нас смех сквозь слезы? Взять знаменитую миссис Пойзер. Можно легко себе представить, до какого абсурда довел бы описание ужимок и причуд этой матроны любой другой писатель, будь он на месте Джордж Элиот, у нее же разве что чуть лишку переложено одной и той же краски. Только вот какая штука: прочитали мы роман, отложили, а наша память, независимо от нас, выносит на поверхность незамеченные, но важные подробности, как порой случается и в жизни. Да, припоминаем мы, она ведь частенько недомогала; бывало, сидела, словно воды в рот набрав. Терпеливая, – как ухаживала за больным ребенком! В Тотти души не чаяла… И так до бесконечности: сидим, перебираем в памяти милые подробности душевного облика того, другого героя или героини Джордж Элиот. И что интересно: даже в самом эпизодическом персонаже у нее угадывается тайна, над которой она сама не властна, как говорится, чужая душа потемки – это сказано про героев Джордж Элиот.

Но, притом что ранние романы исполнены стихии терпимости и сострадания, в них есть внутренний драматизм. Да, она показывает себя мастером большой формы, способным охватить широкий круг персонажей и тем: и деревенских дурачков, и неудачников, и матерей с детишками, и собак, и цветущие миддлендские луга, и фермеров за кружкой эля – то философствующих, то в стельку пьяных, и торговцев лошадьми, и хозяев постоялых дворов, и поддъяков, и плотников… Все окутано легкой романтической дымкой – дымкой прошлого: между прочим, это единственная ее поблажка романтическому чувству. Все до одного романы читаются поразительно легко, без всякой натянутости. Но если посмотреть на них в целом, в перспективе, то станет ясно, что флер воспоминаний постепенно тает. И дело вовсе не в том, что слабеет ее перо: как раз наоборот – на наш взгляд, ее талант как нигде мощно проявился в «Миддлмарче», а он был написан в зрелые годы: это великая книга, несмотря на все огрехи, один из немногих английских романов для взрослых, зрелых людей. Нет, дело в другом: просто сама писательница потеряла интерес к миру сельской природы, как, собственно, и в жизни ее пристрастия тоже переменились. Как ни приятно предаваться воспоминаниям о прошлом, от себя не убежишь: даже в самых ранних романах прорывается беспокойный дух томления, поиска, разочарования и неудовлетворенности, который может принадлежать только одному человеку – самой Джордж Элиот. И если в «Адаме Биде» ее личность только угадывается в образе Дины, то в Мэгги из «Мельницы на Флоссе» она открывается с обезоруживающей полнотой и откровенностью. В «Раскаянии Дженет» она, понятное дело, сама Дженет, она же Ромола, она же Доротея, жаждущая мудрости и обретающая лишь ей одной ведомое счастье в браке с Ладиславом18. Такие alter ego могут запросто настроить читателей против автора, и не без оснований: ведь это из-за них нам кажется, что она ведет себя дурно, то и дело попадает впросак, тушуется, берет менторский тон и обнаруживает нрав простолюдинки. Однако не будь в ее романах таких сестер-близнецов, от них мало что осталось бы, хотя, наверное, на художественном мастерстве, на праздничной и домашней атмосфере соответствующих сцен такая гипотетическая утрата сильно не сказалась бы. Неудача же, постигшая Джордж Элиот с ее героинями, – если мы вообще вправе говорить о неудаче, – явилась следствием того, что прозу она начала писать только в тридцать семь лет, когда у нее уже сложилась болезненная привычка самоотторжения. В течение долгого времени она гнала от себя всякую мысль о самой себе, а когда занялась литературой и первый творческий запал прошел и появилось чувство уверенности в собственных силах, она уже усвоила повествовательную манеру от первого лица и иначе писать не могла, хотя делала это всегда с оглядкой, без той непринужденности, какая бывает у писателя в молодые годы. Стоит только какой-нибудь ее героине обмолвиться о чем-то, что ей близко самой, как в речи тут же появляется натянутость. Как только не старалась она скрыть это внутреннее родство! И наделяла своих героинь красотой и богатством (коими сама не обладала), и придумывала разные невероятные способы самомаскировки, например пристрастие своих женщин к бренди… И все равно, несмотря на всяческие уловки, факт остается фактом: в каждом романе она появляется перед нами собственной персоной на фоне мирного буколического пейзажа, и ничего тут не поделаешь – такова неотразимая сила ее личности и таланта.

Самый наглядный пример того, что может натворить в романе своенравная героиня, – это судьба прелестной девочки благородных кровей, появившейся на свет в местечке «Мельница на Флоссе». Пока она маленькая, с ней нет особых хлопот: шалунью можно утихомирить с помощью цыганского табора или куклы – положим, дать ей в руки молоток и пусть себе вгоняет гвозди в тряпичное туловище. Но вот беда: девочка-то подрастает, и не успела Джордж Элиот оглянуться, как на руках у нее оказывается взрослая женщина, которую ни цыганами, ни куклами, ни городком Сент-Огг не