Неизвестный Андерсен: сказки и истории - Ганс Христиан Андерсен

И вот наконец добрались они до Вендильскаги – так в старинных норвежских и исландских рукописях именуется Скаген. Далеко-далеко, перемежаясь дюнами и полями, простираются поныне до самого маяка у мыса Гренен и простирались тогда Старый Скаген, Западный и Восточный город. Дома и усадьбы, как и теперь, были разбросаны меж наметенных ветром, изменчивых песчаных холмов, среди пустыни, где ветер играет в зыбучем песке, а чайки, крачки и дикие лебеди кричат так, что ушам больно. К юго-западу, в миле от Гренена, расположен Холм, или Старый Скаген, здесь-то и жил торговец Брённе, а отныне будет жить и Йорген. Постройки были смоленые, у небольших надворных сараев вместо крыш – перевернутые лодки, свинарник сколочен из корабельных обломков, забора нет и в помине, да и огораживать тут нечего. Только на веревках, протянутых одна над другой, длинными рядами висели потрошеные рыбы – вялились на ветру. Весь берег завален гнилой селедкой, ведь едва забросишь невод, он уже полнехонек, только успевай вытаскивать. Селедки было так много, что излишки опять бросали в море или оставляли гнить на песке.

Жена торговца, и дочка его, и вся домашняя челядь обрадовались, что отец вернулся домой, – рукопожатия, возгласы, все заговорили наперебой! А дочка-то, дочка – какое у нее милое личико и какие добрые глаза!

В доме было уютно, солидно; на стол выставили миски с рыбой, с камбалой, какую и король назвал бы роскошным яством, подали вино из скагенских «виноградников», то бишь с великого моря, выжатый из гроздьев сок привозили сюда прямо в бочках и в бутылках.

Когда мать и дочь услыхали, кто таков Йорген и как жестоко и безвинно он страдал, глаза у обеих засияли еще ласковей, в особенности у дочери, барышни Клары. В Старом Скагене он нашел чудесный дом, согревающий сердце, а сердце юноши многое испытало, в том числе и суровую бурю любви, которая ожесточает либо смягчает. Йоргеново сердце было еще очень мягким, очень юным, и место в нем было не занято; пожалуй, как раз к счастью сложилось так, что ровно через три недели барышне Кларе предстояло отплыть в Норвегию, в Кристиансанн, в гости к тетушке, на всю зиму.

В воскресенье перед отъездом все пошли в церковь к причастию. Церковь была большая, нарядная, несколько веков назад выстроенная шотландцами и голландцами чуть поодаль от того места, где сейчас раскинулся город. Она несколько обветшала, и дорога вверх-вниз по глубоким пескам отнимала очень много сил, но люди даже не думали сетовать, шли в Божий храм, пели псалмы, слушали проповеди. Песок окружал и церковную ограду, но могилы пока что содержались в порядке, на кладбище пески не пускали.

Церковь эта была самая большая к северу от Лим-фьорда. Дева Мария на запрестольном образе как живая – в золотом венце, с младенцем Иисусом на руках; резные изображения святых апостолов украшали хоры, а на самом верху стены виднелись портреты давних скагенских бургомистров и советников, при всех регалиях; кафедра тоже покрыта богатой резьбою. Солнце ярко озаряло храм, блестящее медное паникадило и кораблик, подвешенный к потолку.

Йоргена охватило святое, детское чувство, как некогда в богатом испанском соборе, только здесь он чувствовал себя среди своих.

После проповеди все подошли к причастию, он тоже вместе с другими вкусил хлеба и вина, и случилось так, что колена он преклонил рядом с барышней Кларой. Но все помыслы его были обращены к Богу и священному таинству, поэтому, лишь поднявшись на ноги, он заметил, кто преклонял колена с ним рядом, и увидел соленые слезинки, бежавшие по щекам девушки.

Через два дня она уехала в Норвегию, а Йорген остался – помогал в усадьбе, выходил в море ловить рыбу, которой в ту пору водилось много больше, чем теперь. Косяки скумбрии так и поблескивали в ночном мраке, направляясь по своим делам, морской петух ворчал, а краб, когда его ловили, издавал жалобный вой – рыбы не такие немые, как про них говорят. Впрочем, Йоргена куда больше занимало то, что таилось у него в сердце, но однажды так или иначе выйдет наружу.

Каждое воскресенье, когда он сидел в церкви и смотрел на запрестольный образ Девы Марии, взгляд его порой скользил к тому месту, где рядом с ним преклоняла колена барышня Клара, и он думал о ней, о ее добром к нему отношении.

Пришла осень с мокрым снегом и слякотью, вода хлюпала у скагенцев под ногами, песок не мог впитать столько влаги, приходилось брести по щиколотку в воде, чуть ли не на лодках плавать. Шторма швыряли корабли и лодки на смертоносные мели, налетали то снежные бури, то песчаные, наметали песок вокруг домов, так что горожанам приходилось выбираться наружу через дымовую трубу, хотя здесь такое не в диковинку. Но в комнатах царили тепло и уют, вересковый торф да плавник потрескивали в печи, а торговец Брённе читал вслух старинную хронику, читал про датского принца Амлета, который приплыл из Англии, высадился возле Боубьерга и дал сражение; могила его находилась всего в нескольких милях от Рамме, где жил крестьянин-угрелов. Сотни курганов стояли на тамошней пустоши – большущее кладбище, торговец Брённе сам побывал на Амлетовой могиле. Разговор шел о давних временах, о соседях, англичанах и шотландцах, и Йорген иной раз пел песню об английском королевиче, о том, как был изукрашен его роскошный корабль:

От борта до борта он был позлащен,

И Божий на досках начертан закон.

А нос корабля – просто пир для очей:

Там принц нарисован с невестой своей[6].

В особенности эти стихи Йорген пел необычайно проникновенно, с блеском в глазах, они ведь от роду были у него черные и блестящие.

Пели песни, читали – в доме царило благополучие, все, вплоть до домашних животных, жили одной семьей, в ладу и порядке. Посудная полка сверкала начищенными оловянными тарелками, под потолком в изобилии висели колбасы, окорока и прочие зимние припасы. Такое по сей день можно увидеть в богатых крестьянских усадьбах Западного побережья: припасов – ешь не хочу, в комнатах чисто и красиво, хозяева веселые, добродушные, в наше-то время они вошли в силу, и тамошнее гостеприимство ничуть не уступает арабскому.

Никогда прежде, если не считать тех четырех дней, когда ребенком побывал на поминках, Йорген не жил так весело и приятно, только вот барышня Клара находилась в отлучке, хотя постоянно присутствовала в мыслях и разговорах.

В апреле в Норвегию пойдет корабль, и Йорген тоже будет на его борту. Тут-то он совершенно воспрянул и укрепился духом.