В Кэндлфорд! - Флора Джейн Томпсон

Эта часто повторяемая шутка вызывала у мисс Констанс улыбку, благодаря которой несчастная полубезумная затворница, в которую она быстро превращалась, вновь становилась похожа на жизнерадостную, счастливую девушку, которая в те дни, когда дядя Том впервые подогнал ей по ноге грубые ботинки, танцевала ночи напролет и без устали охотилась с собаками.

Но даже мисс Констанс со всеми ее странностями было далеко до большого, тучного мужчины в темном плаще с пелериной и мягкой черной фетровой шляпе. Лоре сообщили, что этот человек – поэт, вот почему он так одевается и носит длинные волосы. Поэт навещал дядю по ярмарочным дням, явившись пешком из деревни под названием Айледон, что находилась в шести или семи милях от Кэндлфорда, отдувался, сморкался, вытирал лоб, после чего вытаскивал из нагрудного кармана какую-то бумагу и заявлял:

– Я должен прочитать вам это, Том.

И дядя Том отвечал:

– Значит, вы опять взялись за свое. О поэты!

Хотя Лора внимательно слушала, ей, к ее великому разочарованию, так и не удавалось до конца ухватить суть его стихов. В большинстве из них фигурировали орлы, но не такие, о которых она читала, парящие над горами и уносящие ягнят и младенцев; его орлы в мгновение ока превращались в Гордость или Ненависть; а если в его виршах появлялись цветы, он всегда выбирал самые противные, например, белладонну или руту. Однако эти поэтические строки, произносимые его глубоким, звучным голосом, звучали очень учено и величественно, и Лора утешалась тем, что дядя тоже не мог уловить в них особого смысла, потому что много раз слышала, как он говорит:

– Вы же знаете, я не знаток поэзии. Проза другое дело… Но в ваших стихах определенно есть напор и мощь. Это я точно знаю.

После чтения стихов они садились и беседовали о цветах, птицах и о том, что происходит в полях, потому что поэт любил деревенскую жизнь, хотя и не писал о ней. А иногда он рассказывал о своем доме и детях, хвалил жену за то, что она позволила ему одному уехать на целое лето за город, чтобы писать стихи.

– Показывает, что верит в вас как в поэта, – заметил однажды дядя Том, и поэт встал со стула и ответил:

– Верит, и ее вера оправдается, хотя, возможно, не при моей жизни. Потомки меня оценят.

– Прекрасные, прекрасные слова! – сказал дядя Том, когда гость удалился. – Впрочем, я в этом сомневаюсь. Сомневаюсь.

Менее странным, а потому не столь занимавшим Лору, хотя и более дорогим сердцу дяди Тома гостем был молодой врач с умным, энергичным лицом и глубоко посаженными серыми глазами под густыми темными бровями. Спустя годы Лора, исходя из услышанного ею, рассудила, что он пытался наладить практику, но это давалось ему с трудом. У него, несомненно, имелось немало свободного времени.

– Стыд и срам! – восклицал он, врываясь в мастерскую и поднимая фалды сюртука, чтобы они не соприкоснулись с «креслом для клиенток».

«Стыд и срам» – этими словами начиналось большинство его рассуждений. Стыд и срам, что крыши коттеджей протекают, что дети, живущие на фермах, не знают вкуса свежего молока, что люди пользуются колодцами с зараженной водой или что беднякам приходится спать по восемь человек в одной комнате.

Дядя Том тоже сожалел обо всем этом; но он так не злился; хотя Лора однажды слышала, как он сказал, что то, о чем они говорили, ужасно.

– Очень уж близко к сердцу вы все принимаете, – заявил однажды дядя Том при Лоре. – Вы сердитесь, а это ни к чему. Делайте, что можете, ведь Господь знает, что вы прилагаете все усилия. Попомните мои слова, со временем жизнь наладится. Она уже налаживается: видели бы вы Госпитальный переулок во времена моего детства!

И когда молодой человек, сняв свой цилиндр с полки, которую, перед тем как поставить его туда, предварительно застелил чистой бумагой, нахлобучил его на голову и вышел, все еще разглагольствуя про стыд и срам, дядя Том сказал, обращаясь то ли к племяннице, то ли к самому себе:

– Этот юнец либо перевернет вверх дном весь мир, либо заведет солидную практику, женится и остепенится – вот уж не знаю, что для него будет лучше.

Именно этот молодой врач прозвал Лору Мышкой.

– Привет, Мышка! – говорил он, если случайно замечал ее. Такое случалось редко, потому что доктор не обращал внимания на невзрачных маленьких девочек с книжками на коленях, если только они не были больны или голодны. Когда в мастерскую ворвалась одна из хорошеньких кузин Лоры и в воздухе повеяло, точно свежим ветерком, ее бодрой жизнерадостностью, лицо молодого человека просияло, ведь эта девочка была того типа, к которому, по его мнению, должны были принадлежать все дети, если их правильно кормить и заботиться о них.

За исключением врача, ни у кого из так называемых чудаков дяди Тома, похоже, не было ни работы, ни дел, которыми нужно было заниматься, и кроме мисс Конни никто из них не был кэндлфордцем. Некоторые летом поселялись в фермерских домах, которые брали постояльцев; другие приезжали на рыбалку и останавливались в деревенских трактирах или же владели собственным домом в одной из окрестных деревень. Лучший друг дяди Тома, некий мистер Мостин, каждое лето снимал за городом меблированный коттедж. Как они с дядей познакомились, Лора так и не выяснила, но к тому времени, как она начала регулярно гостить в Кэндлфорде, мистер Мостин уже был завсегдатаем мастерской.

Всякий безошибочно принял бы мистера Мостина – даже в его выходном наряде, поношенном норфолкском костюме и сандалиях – за одного из тех, кого тогда открыто и беззастенчиво называли «джентльменами». Дядя Том был сельский обувщик. У него были черные пальцы, он работал в фартуке, и от него всегда исходил неистребимый запах кожи и сапожного вара; но он был самым равнодушным к классовому делению человеком на земле, и мистер Мостин выглядел таким же, хотя в этом, возможно, сказывалось его воспитание. Пока дядя Том шил, они часами беседовали о книгах, исторических личностях, новых открытиях в науке и исследованиях, обильно перемежая эти темы местными сплетнями и смехом, особенно когда Том рассказывал какую-нибудь историю на тамошнем диалекте. Или сидели в тишине, если кому-то из них хотелось помолчать. Мистер Мостин доставал из кармана книгу и читал; или посреди разговора Том вдруг говорил:

– Больше ни слова, пока я не закончу этот шов. Похоже, передок вышел коротковат.

В общем, Том и мистер Мостин были большими друзьями.

Но однажды летом, по приезде, Лора обнаружила, что их отношения изменились. Мистер Мостин по-прежнему раз или два