Завтра будет лучше - Бетти Смит

что ей грозит потерять меня – или мое жалованье. Но я своих стариков просто поставлю перед фактом, понравится им это или нет. – Он обнял Марджи. – Мы имеем право поступать так, как хотим. Если мы счастливы, родители должны за нас радоваться. Правда, вряд ли будут.

– Ох, Фрэнки! – воскликнула Марджи. – Когда подрастут наши дети…

– А ты не торопишься? – улыбнулся он.

– Я серьезно. Когда наша дочка начнет встречаться с мальчиками, давай будем принимать их у себя дома. Чтобы не было, как у нас. А то мы шепчемся по подъездам, будто делаем что-то плохое.

– Будто нам нельзя даже подумать о том, чтобы пожениться, – подхватил Фрэнки.

– Если у меня родится дочь, – произнесла Марджи торжественно, – наш дом, каким бы скромным он ни был, будет предоставлен ей, ее друзья будут моими друзьями. Я постараюсь не забыть, что чувствовала сама в ее возрасте, чтобы понимать, что чувствует она. Это важно – когда, например, злишься на детей, вспоминать, каким ты был в детстве.

– Заметано! – согласился Фрэнки. – И все-таки, Марджи, ты торопишь события. Давай не будем заводить детей, пока не станем на ноги.

Она посмотрела на него широко раскрытыми глазами.

– Зачем же жениться, если ты не думаешь о детях?

– Давай поговорим о них через какое-то время после того, как поженимся. Так что насчет даты?

И опять Марджи, сама не зная почему, ушла от прямого ответа.

– Вот ты хочешь на мне жениться, – сказала она, – а что любишь меня, не говоришь.

– Марджи, я во многих вещах туповат. Например, не могу просто так взять и объявить: «Я тебя люблю!» – как делают на сцене. Я почувствовал бы себя глупо. Ты знаешь, как я к тебе отношусь. Зачем бы я стал с тобой встречаться? Зачем бы вздумал жениться? Послушай, Марджи, я работаю с семнадцати лет. Не пропустил в конторе ни дня, если не считать одного раза, два года назад, когда я поехал смотреть открытие сезона наших «Ловкачей»[21]. У начальства я на хорошем счету, не пью, не околачиваюсь по бильярдным. В церковь хожу аккуратно – то есть достаточно аккуратно для парня моего возраста. С матерью не пререкаюсь. Зарабатываю двадцать два доллара в неделю, и почти двести долларов у меня скоплено в Бушуикском сберегательном банке. А еще, – прибавил Фрэнки, – я никогда не путался с женщинами. Ты первая девушка, с которой у меня что-то серьезное. Для такой, как ты, я, может, и не самая лучшая партия, но и далеко не самая худшая. Как я сказал тебе в тот первый вечер, после танцев, я намерен выбиться в люди.

Итак, он положил перед ней собственную жизнь, убогую и вместе с тем сияющую. Он подарил ей себя, и она была тронута этим подарком, но, в силу странного женского упрямства, все-таки хотела услышать три заветных слова.

– Скажи, что любишь меня, – прошептала она.

– Ты знаешь.

– Скажи!

– Ты нужна мне, Марджи. Я не представляю себе, как можно без тебя жить.

Пришлось довольствоваться этим.

После еще одного долгого поцелуя на сон грядущий она взбежала по ступенькам, такая взволнованная мыслями о замужестве, что забыла спрятать часики. Мать еще не ложилась: сидела и ждала. Когда Марджи сняла пальто, Фло увидела часы. Пришлось все рассказать.

Глава 16

Наступил тот вечер, на который было назначено знакомство Фрэнки с родителями Марджи. Сама она стояла в трамвае в двух кварталах от Моджер-стрит, нервничая из-за того, остановится ли водитель на ее перекрестке. Сегодня ей хотелось сэкономить время. К счастью, еще один пассажир тоже собрался выходить. Уж двоих-то водитель никак не мог проигнорировать.

Домой Марджи пришла на десять минут раньше обычного. Оказалось, могла и не торопиться: у Фло все было под контролем. Рубленое мясо с луком и картошкой жарилось в сковородке, квартира сияла.

– Как все красиво, мама! – сказала Марджи. – И ты тоже красивая!

Фло в самом деле хорошо выглядела. Надела свежевыстиранное домашнее платье, вымыла голову шампунем. К своим тридцати девяти годам она сохранила стройную фигуру. Если бы не выражение горечи на лице, она была бы молодой и симпатичной.

– Это еще не все. Ты погляди вот сюда, – Фло открыла холодильник, и Марджи увидела маленький круглый пышный чизкейк и полпинты сливок в бутылке. – Настоящие сливки ему для кофе.

– Не стоило, – сказала Марджи. – Он вполне привык обходиться концентрированным молоком, как и мы.

– Если он думает, что мы жалкие ирландские отбросы, то пусть убедится, что это не так, – сказала Фло.

– Ничего подобного он про нас не думает, мама.

– А как еще он может думать про семью, если девушка соглашается с ним встречаться тайком от родителей? Принимает от него украшения, хотя почти его не знает, и прячет такие подарки от матери? Не может он хорошо думать ни о ней, ни о ее родне.

– Я бы его давно с тобой познакомила, если бы не боялась, что ты начнешь ругаться, как сейчас.

– Так разве сейчас я ругаюсь?

«Да!» – чуть было не прокричала Марджи.

– Мама, ты так чудесно подготовилась к приему гостя! Не порти все, ладно?

Эти слова, как ни странно, подействовали на Фло, и она замолчала. Хенни вернулся рано. В трамвае он тоже сэкономил несколько минут, но не так, как Марджи, а прямо противоположным способом: проехал свою остановку, чтобы не тратить время на пустые препирательства с водителем. Дома быстро поел, вопреки обыкновению не глядя в газету, переоделся в чистую рубашку, нацепил воротничок и галстук. Достал из шкафа жилетку, почистил ее и повесил на спинку стула.

Марджи умылась, накрасилась, надела новую белую жоржетовую блузку. К восьми часам чистенькие Шэнноны уже сидели втроем на кухне, неподвижно ожидая визитера. В четверть девятого, когда раздался звонок, они, как один, вскочили. Марджи нажала на кнопку, открывающую дверь подъезда, Хенни надел жилетку, Фло прошла в гостиную.

Пока Фрэнки поднимался по лестнице, Марджи критически посмотрела на него глазами своих родителей и решила, что выглядит он как надо: костюм на нем выглаженный, облаком висит запах лавровишневого одеколона, каким опрыскивают клиентов в парикмахерских.

После того как Марджи смущенно представила жениха родителям, он снял шляпу и положил ее ровно на середину кровати в соседней комнате. Фрэнки пришел не с пустыми руками: будущей теще принес коробочку грильяжа, тестю – пару сигар по четверти доллара за две штуки, а невесте – букетик сиреневого душистого горошка, перевязанный блестящей ленточкой.

Фло поблагодарила сухо, но Марджи знала, что она довольна. Хенни обрадовался сигарам. Он, дескать,