Маленький человек, что же дальше? - Ганс Фаллада

с развевающимися волосами, блестящими глазами, с приятным румянцем на щеках, в настоящем кухонном фартуке и восклицает:

– Ганнес, выйди-ка на минутку! Мне нужно с тобой немедленно поговорить.

Когда четверо смотрят на нее с удивлением и недоумением, она вдруг спокойно говорит:

– Извините, господин Кляйнхольц. Моя фамилия Пиннеберг, мне срочно нужно поговорить с моим мужем.

И вдруг эта спокойная молодая женщина начинает умолять и всхлипывать:

– Мальчик, мальчик, пойдем быстрее. Я…

Эмиль что-то бурчит, глупый Лаутербах взвизгивает, Шульц нагло улыбается, а Пиннеберг ужасно смущается. Он делает беспомощный извиняющийся жест рукой, когда идет к двери.

В воротах конторы, широких воротах, через которые проезжают грузовики с мешками зерна и картошки, Ягненок снова рыдает и бросается мужу на шею:

– Мальчик, мальчик, я так безумно счастлива! У нас есть работа. Читай!

И она сует ему в руку фиолетовый конверт.

Мальчик совершенно растерян, он не понимает, что происходит. Затем он читает:

– «Дорогая невестка по имени Ягненок, мой мальчик по-прежнему такой же глупый, и тебе придется с ним нелегко. Какой абсурд, что я дала ему такое хорошее образование, а он работает в „удобрениях“! Он должен немедленно приехать сюда и 1 октября приступить к работе в универмаге Манделя – это я для него устроила. Сперва поживете у меня. Привет, ваша мама. P. S.: Я хотела написать вам это еще четыре недели назад, но не вышло. Телеграфируйте, когда вы приедете».

– О, мальчик, мальчик, как я счастлива!

– Да, моя девочка. Да, моя сладкая. Я тоже. Тем не менее насчет мамы, с ее образованием… Ну что ж, нечего тут говорить. Иди скорее на телеграф.

Но им еще нужно немного времени, чтобы расстаться. Затем Пиннеберг снова входит в контору, садится прямо, молча и с важным видом.

– Что-то новенькое на рынке труда? – спрашивает Лаутербах.

И Пиннеберг безразлично отвечает:

– Получил должность первого продавца в универмаге Манделя, Берлин. Зарплата триста пятьдесят.

– Мандель? – спрашивает Лаутербах. – Наверняка еврей.

– Мандель? – спрашивает Эмиль Кляйнхольц. – Убедитесь, что это приличная фирма. На вашем месте я бы сначала навел справки.

– У меня тоже была одна такая, – говорит Шульц задумчиво, – она всегда начинала плакать, как только немного поволнуется. Твоя жена всегда такая истеричка, Пиннеберг?

Часть вторая

В Берлине

Фрау Миа Пиннеберг как помеха на дороге. Она нравится Ягненочку – не нравится собственному сыну и рассказывает, кто такой Яхман.

Такси едет по Инвалиденштрассе, медленно пробираясь сквозь толпу пешеходов и трамваев, достигает более свободного пространства перед вокзалом и, радостно сигналя, мчится по подъездной дороге к Штеттинскому вокзалу. Останавливается.

Из такси выходит дама.

– Сколько? – спрашивает она водителя.

– Две шестьдесят, фрау, – отвечает водитель.

Дама уже копается в своей сумочке, но вдруг отдергивает руку.

– Две шестьдесят за десятиминутную поездку? Нет, дорогой мой, я не миллионерша, пусть мой сын заплатит. Подождите.

– Не могу, фрау, – говорит водитель.

– Что значит: не могу? Я не буду платить, так что вы должны ждать, пока мой сын не приедет. В четыре десять на поезде из Штеттина.

– Я не могу, – говорит водитель. – На подъезде к вокзалу стоянка запрещена.

– Тогда подождите вон там. Мы подойдем и сядем там.

Водитель наклоняет голову вбок и подмигивает даме.

– Ну конечно вы вернетесь! – говорит он. – Это верно, как те повышения зарплат, которые нам обещают. Но знаете, попросите вашего сына вернуть вам деньги. Это будет для вас гораздо проще.

– Что здесь происходит? – спрашивает полицейский. – Проезжайте, шофер.

– Фрау хочет, чтобы я подождал, господин старший сержант.

– Проезжайте!

– Она ведь не платит!

– Пожалуйста, заплатите, фрау. Так не пойдет, другие люди тоже хотят уехать.

– Я не собираюсь уезжать. Я же сейчас вернусь.

– Отдавай мои деньги, ты старая крашеная…

– Я запишу ваш номер, шофер!

– Эй, проезжай, ты, старый дурак! Гляди, как бы я по твоему «Форду» не двинул.

– Ну, милостивая фрау, пожалуйста, оплатите! Вы же сами видите… – Полицейский в своем отчаянии делает что-то вроде поклона в танце, щелкая каблуками.

Фрау сияет.

– Ну конечно, я заплачу. Если этот мужчина не может ждать, я ведь ничего нарушать не хочу. Какая суета! Предоставили бы нам, женщинам, решать такие вопросы. И все было бы отлично.

Вестибюль вокзала. Лестница. Автомат с билетами на платформу.

– Взять ли мне один билет? Это еще двадцать пфеннигов. Но потом там окажется несколько выходов, и я смогу проскочить… Пожалуй, просто попрошу Ганса вернуть мне деньги. На обратном пути надо купить масло, консервированные сардины и помидоры. Вино пришлет Яхман. Может, купить цветов для невестки? Нет, лучше не надо, все это стоит денег, баловство сплошное.

Фрау Миа Пиннеберг прогуливается по платформе. У нее мягкое, слегка полное лицо с необычайно бледными голубыми глазами, они выглядят как выцветшие. Она блондинка, очень светлая блондинка, у нее нарисованные темные брови, и она немного накрашена – специально, чтобы встретить сына с поезда. Обычно в это время дня она не выходит из дома.

«Господи, мой славный мальчик, – думает она с нежностью, потому что знает, что сейчас должна быть нежной, иначе вся эта встреча принесет одни неприятности. – Интересно, он все такой же болван? Конечно. Кто же женится на девушке из Духерова? А я могла бы из него сделать что-то хорошее, он был бы мне очень полезен… Его жена… Она, в конце концов, тоже могла бы мне помочь, если она действительно простая девочка. Как раз потому, что она простая девочка. Яхман постоянно говорит, что мой дом слишком дорого обходится. Может, я тогда откажу Мёллер. Посмотрим. Слава богу, наконец-то поезд…»

– Здравствуйте, – говорит она, сияя. – Ты выглядишь прекрасно, мой мальчик. Торговля углем, кажется, пошла тебе на пользу. Ты не торговал углем? Почему ты мне об этом не написал? Да, просто поцелуй меня, у меня стойкая помада. Ты тоже, Ягненок. Я тебя совсем иначе себе представляла.

Она держит Ягненка на расстоянии вытянутой руки.

– А как вы меня представляли себе, мама? – улыбается Ягненок.

– Ну, знаешь, ты из провинции, и зовут тебя Эмма, а он тебя называет Ягненком… Говорят, вы в Померании все еще носите фланелевое белье. Нет, Ганс, как тебе это удалось – такая девушка, и Ягненок… Это ведь валькирия: ноги длинные, грудь роскошная, гордый дух… О господи, только не красней так, а то я опять подумаю: девушка из Духерова…

– Но я вовсе и не краснею, – смеется Ягненок. – Конечно, у меня длинные ноги, и гордый дух у меня тоже есть. Сегодня особенно: Берлин, Мандель! И такая свекровь! Только фланелевого белья у меня нет.

– Да, apropos