Ветер крепчает - Тацуо Хори

Она провела меня в застеленную татами комнату на втором этаже. Комната выходила на горную речку – судя по всему, ту самую, которую мы наблюдали из дилижанса. Впрочем, куда больше меня интересовало другое, поэтому, едва войдя, я сразу устремил взгляд вверх, на потолок… Есть! Там, как и положено, висела электрическая лампочка. Казалось бы, что такого, но я был счастлив. Когда горничная спустилась, я встал и попробовал включить свет. В комнате было уже довольно темно. Свет, однако, не загорелся. Я прищелкнул языком от досады. Как раз в этот момент горничная вернулась: она принесла уголь, чтобы развести огонь; видя мое неудовольствие, она поспешила извиниться:

– Сегодня что-то запаздывают со светом… Так-то его к этому времени обычно уже дают…

– Вот оно что.

Я покраснел от смущения, словно ребенок, которого застали за недозволенной шалостью, и, не присаживаясь, пошел раздвинуть сёдзи[34], из-за которых доносился шум реки. Она протекала буквально у меня под ногами. Лишь ее поверхность по-прежнему давала бледный белесоватый отсвет. На противоположном берегу вставала гора, черная-черная. И очень высокая – шея устанет на такую смотреть. Похоже, какой-то купальный бассейн выдавался в реку. В полумраке ощущался едва уловимый запах горячей минеральной воды…

Следующим утром я сидел, погрузившись в тот самый бассейн, который выходил на реку. Остекленные наружные двери купальни я оставил открытыми – хотел полюбоваться хвойным лесом, густо покрывающим гору напротив: подсвеченные сзади лучами солнца деревья виделись настолько четко и ясно, что казалось, до них можно дотронуться рукой; правда, несмотря на почти полное безветрие, ко мне откуда-то нанесло кучу сосновой хвои. Свежие, ярко-зеленые хвоинки рассыпались по воде, ровным слоем укрыв весь бассейн. Стоило пошевелить плечами, как тут же ощущалось легкое покалывание. Я приподнялся – хвоинки, потянувшись следом, облепили тело: руки словно покрылись татуировками. Пожалуй, даже неплохо – все-таки занятнее одноцветной желтой кожи.

И тут я невольно навострил слух.

– Ладно!

Всего один возглас. Раздавшийся у меня над головой голос прозвучал несколько нескромно, но по-своему мило.

Что-то в нем чудилось смутно знакомое… Я непроизвольно поднял голову, поглядел из бассейна туда, откуда этот голос послышался, и разглядел в коридоре на втором этаже, как раз возле своей комнаты, мелькающую в зазорах увитой глицинией перголы девичью фигурку с метлой в руках. Видимо, кто-то окликнул девушку – должно быть, горничная с первого этажа, – вот она и отозвалась, подав эту короткую реплику.

Восседая на краю бассейна, я рассеянно наблюдал за ней, когда мне вдруг показалось, будто она обернулась в мою сторону, и я тут же, словно робкая птаха, с плеском соскользнул обратно в воду. Разогнав при этом по всему бассейну плававшие на поверхности хвоинки. Сконфуженный, я принялся вылавливать их двумя руками, но они, точно жуки-вертячки, легко от меня ускользали. В ладонях моих не оставалось ничего, кроме зачерпнутой из бассейна горячей воды. Но до чего чистой, до чего прозрачной была эта вода! Я поднимал ее высоко перед собой и напрягал глаза, пытаясь что-то там высмотреть. Словно самому себе показывал: вот, мол, и сердце мое, очистившись здесь, так же просветлело.

Когда я вышел из купальни, девушка подметала лестницу на второй этаж. Заметив мое приближение, она торопливо одернула заткнутый за оби подол кимоно, посторонилась и, смущенно зардевшись, поклонилась мне. А я – что с меня взять? – едва склонил голову и, ничего не сказав, стесненный и угрюмый, просто прошел мимо. Так и не воспользовавшись единственной представившейся мне возможностью перекинуться с этой девушкой словом-другим…

После, вернувшись к себе в комнату, я погрузился в горькие думы. «Ну почему у меня вечно вот так? Ведь и с подругой в Токио, когда расходились, вышло, наверное, не лучше: решил высокомерно, что виновата она одна, и даже не подумал, что сам-то я хорош, что это я, вероятно, ее изводил, а не наоборот…» И прочая, и прочая: начав с гостиничной горничной, которую только что смерил недобрым взглядом, я, не отдавая себе в том отчета, погрузился в мысли о другой девушке, которую так страстно мечтал позабыть, что даже пустился ради этого в подобное путешествие…

3

Дорога сюда заняла у меня всего день, но за один этот день я многих повстречал и многое повидал: мужчину из лисьего питомника, неожиданно подсевшую к нам по пути невесту-селяночку, вечерний пейзаж цвета сепии, который я наблюдал из окна дилижанса. Благодаря этому я совершенно проникся дорожным настроением и совсем не прочь был задержаться в местной гостинице подольше. С другой стороны, мне не терпелось хотя бы на день раньше вернуться в Токио, чтобы замириться с оставленной подругой, и при этом казалось неуместным прерывать запланированное путешествие: ведь это нехорошо, так не делается. Иными словами, я испытывал удивительно противоречивые чувства, но все-таки решил, что из гостиницы, как ни рассуди, надо съезжать.

Время близилось к полудню. Вскоре, как мне сообщили, мимо как раз должен был проезжать дилижанс, следующий через перевал, который я наметил себе целью, поэтому я поспешил закончить свой ранний обед, покинул гостиницу и направился туда, где следовало ждать его прибытия. Мой скромный портфель взялась донести до места девушка-горничная. Прочая прислуга была, видимо, в тот момент занята. Пока я приобретал в придорожном чайном домике, где обычно дожидались экипажей, открытки и сигареты, девушка как вкопанная стояла возле скамьи и бережно обнимала мой портфель, не решаясь опустить его на землю, словно это было что-то ценное. Закончив с покупками, я почти силком отнял у нее свои вещи и присел на скамью. До прибытия экипажа оставалось, похоже, еще какое-то время.

Девушка, однако, никуда не ушла – стояла на том же месте и лишь изредка оглядывалась на дорогу, проверяя, не показался ли дилижанс. Я подумал: кто знает, увижу ли я ее когда-нибудь снова? Мне хотелось что-нибудь ей сказать, но решаться нужно было теперь же. Однако о чем же с ней заговорить?.. И тут я случайно вспомнил про своего приятеля С. В конце концов, я уже уезжаю. Как бы бесчестно ни поступил мой друг в отношении хозяев местной гостиницы, меня это уже не заденет. Кроме того, его поведение – ведь он абсолютно точно не желал, чтобы о нем здесь вспоминали, – объяснялось, возможно, еще какими-то обстоятельствами, о которых ему самому тяжело было говорить, а раз так, то тем интереснее будет расспросить обо всем эту девушку. Решено, так и сделаю!

– Ты, случайно, не помнишь, – начал я, – одного человека, по имени С.?