Мельмот Скиталец - Чарлз Роберт Метьюрин

отозвался в ряде произведений Уайльда, нагляднее и ярче всего в одной из его лучших прозаических вещей – романе «Портрет Дориана Грея» (1891). Давно было замечено, что в этом продоведении Уайльд очень своеобразно претворил мотив о таинственной связи человека с его портретом, навеянный «Мельмотом Скитальцем»[276]. Те, кто видел живого Мельмота, утверждали, что облик его не менялся в течение полутораста лет, рассказывает Метьюрин в своем романе: «…он не потерял ни единого волоска на голове, а на его лице не появилось ни одной морщины». Он изменился лишь в свой предсмертный час, о чем повествуется в последней (XXXIX) главе романа. На заключительной странице романа Уайльда также рассказывается, что Дориан Грей в ярости набрасывается на свой портрет, на котором постепенно отражалась вся его преступная жизнь; стараясь изрезать этот портрет, Дориан убивает самого себя: «Войдя в комнату, они увидели на стене великолепный портрет своего господина, изображавший его таким, каким они видели его в последний раз, во всем сиянии его дивной юности и красоты. А на полу, во фраке, лежал мертвый человек с ножом в сердце. Лицо его было сморщенное, увядшее, отвратительное. И только рассмотрев кольца на его руках, слуги узнали, кто это был».

«Мельмот Скиталец» рано стал известен также в Северной Америке. Одним из первых американских писателей, испытавших на себе воздействие этого романа, был молодой Натаниэл Готорн (Nathaniеl Hawthorne, 1804–1864). Это было в самом начале литературной деятельности Готорна – одного из наиболее самобытных писателей Новой Англии. Его первый роман, писавшийся в середине 1820-х гг. и изданный в 1828 г., – «Феншоу» («Fanshawe»), успеха у американских читателей не имел, да и сам Готорн, видимо, не был им удовлетворен, так как он скупил и уничтожил значительную часть тиража этого издания. «Феншоу» – первый, робкий и подражательный опыт начинающего писателя – действительно трудно назвать удачным произведением; однако для биографов Готорна он представляет особый интерес, так как позволяет отчетливо проследить становление литературного мастерства писателя и назвать образцы, на которых он учился. В «Феншоу» первоначально искали следы воздействия на автора Байрона и В. Скотта; затем было установлено, что основным источником «Феншоу» следует считать «Мельмота Скитальца», и прежде всего ту его часть, которая озаглавлена у Метьюрина «Повесть об индийских островитянах» (кн. III, гл. XV–XXIV; кн. IV, гл. XXXV–XXXVII).

Эту часть, действие которой начинается на острове Индийского океана и заканчивается в Испании, некоторые критики Метьюрина считали центральной и определяющей в целом романе на том основании, что Мельмот выведен здесь как главное, самостоятельное и реально действующее лицо, тогда как в остальных частях он является персонажем посторонних повествований, как бы отраженным в чужих рассказах. Между «Феншоу» и «Повестью об индийских островитянах» действительно можно установить генетическое родство и сближающие их черты сходства в сюжетах и в образах действующих лиц. Образу Иммали-Исидоры Метьюрина в «Феншоу» соответствует образ Эллен Ленгтон; трагические истории обеих героинь, влюбленных и погибающих от любви наивных девушек, несомненно имеют общие черты. Нетрудно установить в тексте обоих произведений параллельные места, сходство даже в мелких, второстепенных подробностях: так, например, Эллен, как и Иммали, – дочь коммерсанта; о печальной судьбе своих дочерей отцы узнают из полученных ими писем перед возвращением домой; даже устрашающий и нестерпимый взгляд Мельмота находит себе аналогию в «месмерическом» блеске очей героя романа Готорна[277].

Не избежал влияния Метьюрина также другой видный американский писатель эпохи романтизма – Эдгар По (Edgar Allan Рое, 1809–1849). О его раннем знакомстве с «Мельмотом Скитальцем» свидетельствует упоминание его самим Э. По во Введении («Письмо к м-ру Б.») к его «Стихотворениям» 1831 г.[278] Последовавшие вслед за этим, третьим его поэтическим сборником публикации новелл, в свою очередь, подтверждают, что впечатление, оставшееся у него от «Мельмота Скитальца», было сильным и долго удерживалось в его памяти. Мы можем усмотреть это в рассказе «Колодец и маятник» (1842). Действие его происходит в Испании, в подземной тюрьме инквизиции Толедо, накануне того дня, когда этот город был взят войсками Наполеона, а инквизиция оказалась в руках врагов-французов. Но историзм новеллы ограничивается лишь одним этим как бы случайным указанием в последней строке ее текста: время, когда происходит изображенная в ней чудовищная по своей изобретательности пытка страдальца, приговоренного к смерти трибуналом инквизиции, в сущности, не столь важно. Гораздо существеннее то, что рассказ с поражающей реальностью и количеством подробностей воспроизводит ужас человека-узника перед медленно, неотступно надвигающейся на него чудовищной казнью. В воспроизведении психологического состояния человека, близкого к безумию, но изобретательно, последним усилием воли старающегося отвратить от себя неминуемую смерть, Э. По, быть может, вдохновлялся «Рассказом испанца» в «Мельмоте Скитальце», тем более что застенок для пыток, с ужасающей наглядностью описанный Э. По, имеет сходство с камерой, в которую инквизицией заключен был Монсада в «Мельмоте Скитальце». Некоторое сходство можно усмотреть также и в более мелких подробностях обоих произведений. Так, в рассказе Э. По одним из наиболее изощренных орудий пытки является длинный маятник, который вместо косы держит изображенная на потолке тюремной камеры фигура Времени; нижняя часть этого маятника представляла собой стальной полумесяц, с лезвием, острым как бритва, который, опускаясь вниз с каждым взмахом, должен был рассечь грудь узника, привязанного к каменной плите пола. Возможно, что этот ужасающий механизм внушен был воображению Э. По теми Часами Времени на выступе скалы над пылающей бездной, которые Мельмот видит в последнем сне перед своей гибелью (см. гл. XXXVIII, «Сон Скитальца»).

Другая, не менее знаменитая новелла Э. По – «Бочонок амонтильядо» (1846), этот тончайший аналитический этюд из области психологии мести, в свою очередь напоминает те главы «Мельмота Скитальца», в которых идет речь о бегстве Монсады из монастыря: путь Фортунато с его спутником-мстителем по катакомбам Парижа, усеянным костями, очень походит на тот, который Монсада совершает с монахом-отцеубийцей по монастырским подземельям мимо склепов замурованных жертв.

6

За пределами стран английского языка сильное и довольно продолжительное увлечение «Мельмотом Скитальцем» и другими произведениями Метьюрина сказалось прежде всего во Франции. Здесь с начала 20-х гг. охотно переводили его драмы и романы, приспосабливали их для французской сцены, подражали им. Заметное воздействие Метьюрина испытали в своем творчестве многие видные французские писатели – В. Гюго, А. де Виньи, Бальзак, Бодлер, Вилье де Лиль Адан и др. Явные следы воздействия Метьюрина можно увидеть также в произведениях французской музыки и живописи романтической поры.

Вскоре после того как «Мельмот Скиталец» вышел в свет в Англии, один за другим появились два его французских перевода. Первый из них, в трех маленьких томиках в двенадцатую долю листа, без имени Метьюрина, был выполнен