Неизвестный Андерсен: сказки и истории - Ганс Христиан Андерсен

«Кое-что»

– Я хочу кое-чего добиться! – сказал старший из пяти братьев. – Я хочу приносить пользу; пусть положение мое будет самое скромное, главное, чтоб от моей работы был прок. Я буду выделывать кирпичи, без них не обойтись! Стало быть, я уже кое-чего добьюсь!

– Но это же слишком мало! – сказал второй брат. – Все равно что ничего; такая работа – подсобная, ее может выполнять и машина. Нет, тогда уж лучше стать каменщиком, это уже что-то. Пойду-ка я в каменщики! У меня будет звание! А значит, я вступлю в цех, стану горожанином, у меня будет свое знамя и свой кабачок; а коли все пойдет на лад, я смогу держать подмастерьев и буду зваться мастером и хозяином, а жена моя – хозяйкою; это немало!

– Это ровно ничего! – сказал третий. – Звание это – самое низкое, в городе же столько сословий и классов, куда до них мастеру! Ты можешь быть честным малым, но если ты всего только мастер, ты, что называется, «из простых»! Нет, я придумал кое-что получше! Я стану зодчим, вступлю на стезю художественную и умственную, поднимусь на одну ступень с вышестоящими в царстве духа; само собой, начать мне придется снизу, да почему бы и не сказать об этом как есть: мне придется начать подручным у плотника, носить фуражку, хотя я привык к цилиндру, быть на побегушках у простых подмастерьев, бегать для них за пивом и водкою, а они будут мне тыкать, удовольствие небольшое! Но я буду воображать, что все это маскарад, что я – ряженый! А завтра – я хочу сказать, когда я сделаюсь подмастерьем, я пойду своею дорогой и до других мне не будет дела! Я поступлю в академию, выучусь рисовать и чертить, получу звание архитектора – это уже кое-что! Это уже много! Я стану «высокоблагородием», у меня будет титул – предлинный! Я буду строить и строить, как мои предшественники! Вот это занятие солидное! Это уже нечто!

– Твое нечто мне не по вкусу! – сказал четвертый. – Я не желаю быть последователем и подражателем, хочу быть гением, хочу быть всех вас способнее! Я создам новый стиль, я придумаю здание, которое бы удовлетворяло местному климату и материалу, национальному характеру и духу времени, и прибавлю еще один этаж в честь самого себя!

– Ну а если климат и материал никуда не годятся? – сказал пятый. – Тогда дело дрянь, ведь это же будет иметь последствия! А национальный характер легко выпятить настолько, что это будет уже аффектацией, ну а желание идти в ногу со временем может толкнуть тебя на сумасбродства, как оно нередко случается с молодежью. Погляжу я, большого толку из вас не выйдет, как бы вы себя в этом ни уверяли! Воля ваша, а я на вас походить не желаю, я буду наблюдать за вами со стороны и судить о ваших делах. Во всем непременно есть какой-нибудь да изъян, вот их-то я и буду выискивать и подчеркивать, это и впрямь кое-что!

Так он и поступил, и люди говорили про пятого брата: «В нем решительно что-то есть! У него светлая голова! Вот разве что он ничего не делает!» Тем самым он уже кое-чего добился.

Это, знаете ли, всего-навсего историйка, но она будет повторяться, пока стоит мир.

Ну а пятеро братьев, что с ними сталось дальше? Вышло из них что-нибудь путное? Неужто это все? А вот послушайте, это уже целая сказка!

Старший брат, тот, что выделывал кирпичи, обнаружил, что с каждого готового кирпича в руки ему катится скиллинг, пускай и медный, ну а множество медных скиллингов, сложенных в стопку, превращаются в сверкающий далер, и куда им ни постучись, к булочнику ли, мяснику, портному, да к кому угодно – дверь тотчас распахивается, и ты получаешь, что нужно; вот что приносили кирпичи; некоторые, правда, разваливались на куски или переламывались пополам, но им тоже нашлось применение.

Матушке Маргрете, бедной-пребедной женщине, до того хотелось поставить себе на дамбе, у моря, глинобитный домик; она-то и получила весь битый кирпич, да еще несколько целых кирпичин в придачу, ибо сердце у старшего брата было доброе, пускай он и не пошел дальше выделки кирпичей. Бедная женщина сама сложила себе домишко; вышел он тесноватым, единственное окошко сидело криво, дверь была чересчур низка, а соломенная крыша могла быть положена куда лучше, зато теперь ей было где приютиться, вдобавок отсюда открывался широкий вид на море, которое, бушуя, обрушивалось на дамбу; домишко обдавало солеными брызгами, но он держался и пережил того, кто дал на него кирпич.

Второй брат, тот умел выкладывать стены как следует, на то он был и обучен. Выдержав испытание на звание подмастерья, он затянул свою котомку и запел песенку подмастерьев:

Пока я молод, побродить

По свету мне охота.

Всегда сумеет прокормить

Меня моя работа.

Когда ж домой я ворочусь,

Невесту успокою

И запросто обзаведусь

Своею мастерскою!

Так он и поступил. Воротился домой, и стал мастером, и давай ставить в центре города один дом за другим, и выстроил целую улицу, да такую, что залюбуешься; улица украсила лицо города, а все эти дома построили ему домик, который стал его собственным. Как так – построили? А вы спросите у них самих, только они не ответят, зато ответят люди и скажут: «Ясное дело, эта улица построила ему дом!» Вышел он маленький и с глиняным полом, но когда каменщик принялся отплясывать там со своей невестой, пол заблестел почище надраенного паркета, а из каждого кирпича в стене распустился цветок, это было ничем не хуже богатой обивки. Чудный домик и счастливая супружеская чета. У входа развевалось цеховое знамя, а подмастерья и ученики кричали «ура!». Это было нечто! Ну а потом он умер, это тоже было нечто!

Теперь очередь за третьим братом, который сперва был подручным плотника, носил фуражку и бегал на побегушках, но, выйдя из академии, дослужился до архитектора и получил титул – предлинный, и стал «высокоблагородием»! И если дома в помянутой улице построили домик его брату-каменщику, то названа она была в честь архитектора, и самый красивый дом там принадлежал ему, это вам не что-нибудь, и сам он был не кто-нибудь, а титулованное лицо, дети его звались благородными отпрысками, а жена, когда он умер, осталась благородной вдовою, это что-нибудь да значит! Имя его по-прежнему красовалось на углу улицы и было у всех на устах – да уж, это что-нибудь да