Сливовый календарь любви - Тамэнага Сюнсуй

По водной глади уточка скользит.

Нет беззаботней существа на свете!

Но посмотрите – лапкам ни минуты

Покоя нет.

Перебирая мысли,

Я возвращаюсь вновь к тому,

                            что глаз сторонний

Напрасно средь других людских занятий

На долю гейши

                            смотрит с восхищеньем,

Завидуя наряда пестроте.

Совсем иначе выглядит с изнанки

Цветастый ситец «мацудзака»,

С исподом алым черный пояс оби,

И сямисэн в руках –

Все три струны его

Опора слабая, чтобы по жизни этой

Идти и не бояться оступиться.

Безрадостна судьба у дев веселья?

Особенно тяжело бывает девушке, которая впервые выходит к гостям и еще не знает, как следует вести себя во время застолья. Застенчивость может наскучить, а поддержав веселье гуляки, рискуешь не понравиться тому, кто привержен хорошим манерам. Если же оказываешься между неотесанным мужланом и завсегдатаем гостиных, то разговор превращается в цепь недомолвок, и вместо хора выходит нескладная разноголосица, так что потом недовольны оба.

Как известно, во время пирушки гейше не приходится сидеть на одном месте и вечно за ее подолом волочится кто-нибудь из гостей. Такой вот не слишком искушенный волокита, бывало, зазовет любоваться осенними полями – а сезон уже миновал, и все покрыто инеем. Приходится только поддакивать, когда он с многозначительным видом поясняет, что, мол, в верховьях реки из лодки можно увидеть сразу и гору Фудзи, и гору Цукуба[40] – как будто эти вершины нынче поднялись! А каково, дрожа на осеннем ветру, подниматься по обшитым досками ступеням насыпной набережной в Усидзиме? Так стынут босые ножки, что даже самая большая модница мечтает по-деревенски облачиться в носки-таби. Новоявленный кутила даже не догадывается, что хоть и слышны в чайной «Усия» вечерние колокола храма Кофукудзи, а девушка предпочла бы поскорее забраться в паланкин, который доставит ее домой. Вероятно, мужчинам представляется верхом проницательности критиковать этих женщин и подмечать их слабости, а того они не понимают, что и гейши тоже чьи-то дочери, и они кому-то дороги. Но если кто-то отнесется к гейше всерьез, подумает о ней: «Ах, бедняжка!» – то, как все истинные знатоки мира развлечений, он вступит на тропу страсти, а там искусно спрятано множество ловушек.

Но как бы то ни было, а Ёнэхати принадлежит к этому жестокому миру, и ее утлая лодочка застряла между двумя глыбами: долгом и сердечной привязанностью. Нынче ее прибило-таки к тихой пристани – она сидит в гостиной чайного домика «Хираива» – «Плоская Скала». Тут же и Тобэй – прочный опорный столб, на котором покоится пристань. Даже если этот столб сгниет, он будет стоять на прежнем месте. Тобэй все еще настаивает на том, что любит Ёнэхати, и теперь, утомившись от бесплодных пререканий и вина, он дремлет, опершись на собственный локоть. Ёнэхати безрадостным взглядом обводит комнату и видит забытую кем-то маленькую книжечку. Она берет ее в руки и начинает читать вслух, шевеля губами, как это делают женщины.

Аоумэ, молоденькая гейша (она еще носит кимоно с незашитыми рукавами), держит в руках баночку белил «сэндзёко».

Аоумэ. Мэнами, милая, поди-ка сюда!

Мэнами – десятилетняя прислужница гейш.

Мэнами. Я здесь. Что нужно?

Аоумэ. Ты ведь пользуешься белилами? Вот, это тебе. Мажь ими лицо каждый день. В эти белила добавлено хорошее лекарство, все твои прыщики исчезнут. Еще я тебе дарю вот эту картинку. Ну что, согласна постричься, как монашки?

Мэнами. Я не хочу! (Лицо ее кривится в недовольной гримасе.) Дайте мне белила, и все!

Аоумэ. Ну же! Если эта девочка не станет маленьким бонзой, то у нее никогда не исчезнут прыщики. И на глазах тоже выскочат прыщики – совсем ослепнешь! Подумай-ка!

При этих словах девочка задумывается, не стать ли ей и правда монашенкой.

А пострижешься – я всегда с тобой буду ласкова!

Мэнами. Ну ладно… А вы мне правда дадите белила и картинку?

Аоумэ. Вот и молодец, хорошая девочка. Больно не будет!

Ведет девочку в пустую комнату по соседству и быстро-быстро бреет ее наголо, превращая в маленькую монахиню. Девочка трогает свою голову и начинает плакать.

Мэнами. Мне так не нравится… Берите назад свою картинку, сделайте опять как было!

Аоумэ. Глупенькая! Что же теперь можно сделать, раз волос уже нет? (Смеется.) Тиёхарусан, идите-ка сюда, взгляните!

Девочка продолжает плакать, а из соседней гостиной доносится пение:

Вершина любви, из печалей ты сложена!

По склону крутому двое бредут…

Гейша, которая напевает в соседней гостиной, еще молода, ей восемнадцать или девятнадцать лет. На вид она – живое отражение великого актера Хамамурая. Волосы ее разделены на две части и уложены в прическу «варигарако», к лицу ей и дорогие заколки. Шея ее белее снега. Очищенное лучшими снадобьями, лицо лишь слегка тронуто гримом и белилами «сэндзёко» – это выглядит особенно утонченно. На ней белое ночное одеяние с каймой из заморского ситца, оно перехвачено узким пояском из черного бархата и шерсти золотисто-чайного цвета. Стоя на коленях, гейша складывает постельные принадлежности и приводит в порядок свою гостиную. Гость ее, видимо, уже женат и, похоже, унаследовал хорошее состояние. Описание его внешности мы здесь опускаем.

Уже подошло время закрывать заведение, и в доме суета: молоденькие гейши, которым велено в эту ночь сторожить хозяйские покои, готовят себе постель в общей комнате на первом этаже.

Слышно, как где-то по соседству сказитель исполняет пьесу дзёрури:

Свято ученье о бренности мира,

О Ветер Тщеты Всего Земного!

Пусть же хрупкий цветок вьюнка

Переживет столетние сосны!

Хансити за руку ведет О-Хана…

Гость гейши. Как раз сцена двойного самоубийства влюбленных – Хансити и О-Хана! У тебя даже имя похожее – Ханаяма…

Гейша. И у вас похожее имя, господин Ханбэй!

Xанбэй. А эти слова пьесы проникают в самое сердце…

О-Хана. Пока никого нет, убей меня! Скорее!

Ханбэй. Да! Пока вокруг нет людей… Потерпи еще немного!

Он быстро отгораживает ширмой угол, где они сидят. Вот он уже готов вонзить меч… В это время из-за перегородки слышится чей-то голос.

Голос незнакомца. Не соверши ошибку! Мертвый цветок уже не расцветет! Взгляните сначала сюда!

Двое видят, что в щель между створками сёдзи просунуто послание. Это контракт Ханаямы. Ханбэй берет бумагу в руки, внимательно читает, и у него вырывается облегченный вздох.

Ханбэй. Вот он, твой контракт с хозяином заведения!

О-Хана. Этот хрипловатый голос! Наверняка это вчерашний гость госпожи Ханамати. Он был одет как приказчик из магазина и все расспрашивал ее обо мне.