Лицом вниз. Антология греческой прозы XIX века - Александрос Пападиамандис

не моих рук дело, — ответила Франгоянну.

— Тогда почему же?

— Молчи!

— Грех преследует тебя, мама, — пробормотала Дельхаро.

— Молчи! Совсем сбрендила? — прорычала старуха, почувствовав в словах дочери намек.

— Что мне еще, бедной, подумать! — Дельхаро растерянно всплеснула руками.

— Нельзя такое думать! И говорить тоже! Не смей такое говорить! — И старуха в ужасе побежала к лестнице.

— Мама, ты куда?

— В горы, я же сказала! Дай мне немного сухарей.

Дельхаро подбежала к шкафу и взяла оттуда несколько сухарей.

— Дай мне еще мою корзинку… и ножичек! — второпях попросила Франгоянну. — Еще положи туда шерстяное покрывало, платок да старые башмаки. И дай мне мой посох! Поищи-ка, где он.

Дельхаро молча и терпеливо исполняла все просьбы матери.

— Куда же ты пойдешь, маменька? — спросила она сквозь слезы. — Мое сердце кровью обливается!

— Не плачь! Отыщу какую-нибудь дыру, куда забиться. А вы — чтоб ниже травы, тише воды! Переждем, пока минует гнев Божий.

И, взяв корзинку и посох, она начала медленно спускаться по лестнице, крестясь на ходу. Внезапно остановившись на третьей ступеньке, она повернулась к Дельхаро:

— Знаешь что? Я сейчас пойду верхним путем, чтобы эти собаки меня не учуяли. А ты давай беги к дому… сделай вид, что не замечаешь сыщиков… и крикни Амерсе с дороги: «Амерса, мама дома?» Хотя нет, не спрашивай, дома ли мама, спроси: «Амерса, как там мама, лучше? Она уже поднялась или еще в кровати?» Чтобы они подумали, будто я лежу дома больная. Чтобы эти собаки ничего не заподозрили и не пустились за мной в погоню… Беги давай, живо!

И затем добавила:

— Будьте здоровы… Еще свидимся!

Дельхаро тут же выскочила из дома и побежала исполнять наказ матери.

Франгоянну быстрым шагом направилась к Камням верхним путем. Сказав на прощание: «Еще свидимся», она невольно добавила про себя с горькой иронией: «Или здесь свидимся с вами, или я свижусь с вашим братом в тюрьме, или с вашим отцом на небесах… Скорее всего, последнее!»

Поднимаясь на каменистый холм, она, задыхаясь, шептала: «Помоги мне, Всеблагая, хоть я и грешна» — и затем где-то в глубине души добавила: «Не со зла я это сотворила».

Сделав несколько шагов, старуха начала спускаться к берегу и вдруг среди последних деревенских домиков, стоявших чуть выше на каменистых холмах, она увидела Кирьякоса, помощника полицейского, в феске с короткой кисточкой, с каштановыми закрученными усами, держащего в руках дубинку, на которой по кругу было написано «Сила закона». Его сопровождал старый отставник в военной форме: они также направлялись к берегу по боковой дорожке и вскоре могли догнать ее или же оказаться позади.

Возможно, Кирьякос со стариком случайно там очутились. Однако виновная женщина, заприметив их, испугалась и ускорила шаг. Ей показалось, что они сделали то же самое.

Добравшись до берега, Франгоянну по счастливому стечению обстоятельств увидела перед собой открытую дверь одного знакомого ей дома и ничтоже сумняшеся вошла внутрь. Войдя, она в испуге задвинула засов и задвижку.

— Маруса, ты наверху? — крикнула старуха тихим, но звенящим голосом, поднимаясь по лестнице.

В двери показалась маленькая румяная женщина, улыбавшаяся, но все же смотревшая на старуху беспокойным взглядом.

— Какими судьбами, тетя Хадула? — спросила она.

— Не спрашивай, доченька… У меня большое несчастье, — вздохнула Янну.

Затем она с беспокойством спросила:

— Анагностакиса здесь нет?

— Нет, он так рано не приходит, — поди, сидит в кофейне еще… Ах, тетя Хадула, я как раз хотела пойти к тебе, рассказать новости!

— Ты что-то узнала?

— Я сегодня слышала разговор кормильца и нашего кума Аймеритиса, который, как всегда, заходил выкурить трубку да поболтать.

— И о чем они говорили?

— Мировой судья вместе с полицейским хочет арестовать тебя… Говорил, что пошлет жандармов. Они думают, что это ты вчера утопила девочку!

— Ох, горе-то какое!

— И я хотела пойти к тебе, рассказать, чтоб ты успела спрятаться… Но как ты здесь очутилась?

Франгоянну рассказала следующее: после вчерашнего допроса она поняла, что мировой судья точит на нее зуб, и испугалась, как бы ее не обвинили, а сегодня вечером, находясь в доме своей дочери Дельхаро, заметила жандармов, караулящих у ее дома. Поэтому она и решила бежать в горы и, спустившись сюда, к берегу, хотела было подняться по скрытой дорожке, ведущей в горы, позади Камней, но тут заприметила, что вслед за ней идут помощник Кирьякос вместе со старым военным, и благодаря Божьему провидению она оказалась у дома Марусы, давно знающей ее страдания, и, увидев дверь открытой, поспешила зайти внутрь, чтобы найти здесь убежище.

— Я заперла дверь изнутри, доченька… я была в смятении! Случилось то, что случилось, — что же теперь поделать? Маруса, голубушка, сделай милость, выгляни незаметно из-за ставней. Посмотри, стоит ли там Кирьякос?

Маруса подошла к окну и выглянула на улицу. Затем она повернулась к старухе:

— Он там, внизу… Стоит вместе со старым отставником. Они разговаривают с нашим соседом Франгулисом, рыбаком.

— Глядят сюда?

— Они смотрят вперед, на песчаный берег.

Старуха была напугана и поднесла руки к лицу, желая схватить себя за волосы или разодрать щеки.

Маруса пожалела ее:

— Ты, может, присядешь, тетя Хадула? Не волнуйся… Дай Бог, все наладится. Присядь, я тебе кофе сварю.

Янну, поколебавшись, опустилась на низкую скамеечку около кухни, где они разговаривали.

Было видно, что дом принадлежит состоятельной семье — в нем было много комнат и приличная мебель.

— Помнишь, что случилось со мной, тетя Хадула? — загадочно произнесла Маруса, и ее лицо, и так румяное, покраснело еще больше. — Какие мучения, какие ужасы я тогда пережила! И как ты помогла мне, благослови тебя Господь! Так пройдут и твои трудности.

— Вот почему я сказала, что ты знаешь мои страдания! — скромно повторила Франгоянну.

— Те страдания были моими, — поправила ее честная Маруса.

Она сварила кофе и налила его в чашку.

— Мой кормилец вот-вот вернется… Выпей кофе. Мокни туда хлебушек, — добавила она, отрезая большой кусок хлеба.

Старуха принялась макать хлеб и жевать его без особого аппетита.

— Благослови тебя Господь! Но мне кусок в горло не лезет… у меня желчь наружу выходит, и во рту горчит.

Затем она добавила:

— Будь добра, выгляни еще раз в окошко. Кирьякос все еще там?

Маруса послушалась.

— Он там, тетя Хадула. Точит лясы с Франгулисом.

— Куда же мне податься? И что делать, когда вернется твой отец? Солнце закатилось, стемнело, скоро наступит ночь!

Маруса, задумавшись на мгновение, сказала старухе:

— Я у тебя в большом долгу, тетя Хадула!

— То есть ты не забыла? — спросила старуха, невольно улыбнувшись.

— Разве такое можно позабыть? Я сделаю для тебя все,