Вдали от обезумевшей толпы. В краю лесов - Томас Гарди

– Вы хотите, чтобы я оставил вас? – прервал молчание Фитцпирс.

– Пожалуй!

– Тогда прикажите мне уйти.

– А вы не можете уйти без моего приказания?

– Будь моя воля, я бы слушался только своих чувств.

– И что бы вы сделали? Вы боитесь, что я рассержусь?

– Да.

– Не бойтесь. А теперь ступайте. И приходите завтра проведать больную. Мне было очень приятно возобновить наше знакомство. Я испытываю к вам искреннее расположение.

– Если бы это зависело от меня, мы бы стали друзьями на всю жизнь.

– Надеюсь, так и будет.

Фитцпирс спускался по лестнице в полном недоумении: зачем миссис Чармонд позвала его к себе? Было ли это следствием естественной тревоги о своем здоровье или ей просто хотелось воскресить прошлое, для чего несчастный случай послужил отличным предлогом?

Когда Фитцпирс вышел из дома, была уже ночь, слабо освещенная мерцанием звезд. Он стал думать о Хинток-хаусе. Как странно: он не раз приходил сюда в отсутствие хозяйки и с непонятным любопытством смотрел на этот дом, а еще до знакомства с Грейс почему-то решил, что она живет именно здесь, – словом, Хинток-хаус в иные минуты казался ему связанным с существом, имевшим прямое отношение к его жизни.

Краткая встреча с миссис Чармонд в те далекие дни действительно пробудила в нем нежные чувства, но знакомство было так мимолетно, что, если бы не этот визит, он никогда бы, вероятно, и не вспомнил о нем. Однако сегодняшнее свидание при несколько романтических обстоятельствах сделало то, что давнее, полузабытое чувство вспыхнуло в нем с необычайной силой.

Войдя в Малый Хинток, он вдруг заметил, что смотрит на окружающее не глазами жителя маленькой деревушки и зятя лесоторговца, а скорее глазами владельца Хинток-хауса. Он отворил двери своего дома. Все семейство спало. Поднимаясь по лестнице, он слышал храп отца Грейс, доносившийся с его половины, а свернув в коридор, ведущий в их комнаты, почувствовал вдруг, как у него тоскливо заныло сердце.

В спальне горел огонь. Грейс, хотя и лежала в постели, но еще не спала. Из-за полога послышался ее нежный голос:

– Что, миссис Чармонд сильно ушиблась, а, Эдрид?

Фитцпирс совсем забыл, зачем его звали в Хинток-хаус.

Секунду он изумленно смотрел на Грейс, но тут же спохватился.

– Нет, – ответил он, когда смысл вопроса дошел до него. – Переломов нет, только ушибы. Но завтра придется опять идти туда.

Поинтересовавшись еще немного здоровьем миссис Чармонд, Грейс сказала:

– Миссис Чармонд спрашивала обо мне?

– Да, кажется. Не помню.

– А ты не можешь вспомнить, какими точно словами она говорила обо мне?

– Не могу.

– Значит, она почти совсем ничего не говорила обо мне, – разочарованно протянула Грейс.

– Почти ничего.

– Зато ты, наверное, много обо мне рассказывал? – Грейс простодушно ожидала комплимента.

– Ну конечно, милая, – ласковым тоном проговорил Фитцпирс, едва ли понимая, что говорит: такое сильное впечатление произвела на него миссис Чармонд.

Глава XXVII

Мистер Фитцпирс посетил Хинток-хаус и на второй, и на третий день. Миссис Чармонд, как и в первый его визит, полулежала на софе, и вид ее ясно говорил, что выздоравливать она не спешит. Оба раза Фитцпирс внимательно осмотрел царапину, точно это была глубокая рана.

К вящему своему удовольствию, он обнаружил у миссис Чармонд на виске легкую ссадину и наклеил на это весьма заметное место черный пластырь вместо розового, чтобы рассеять у прислуги всякие сомнения насчет его визитов, если таковые успели появиться.

– Ой, больно, – воскликнула миссис Чармонд, когда Фитцпирс в одно из своих посещений стал осторожно отдирать с ее руки пластырь.

Царапина поджила и затянулась корочкой цвета неспелой черной смородины, которая вот-вот готова была отпасть.

– Одну минутку, я подышу на пластырь. – С этими словами Фитцпирс поднес к губам руку миссис Чармонд. Она не протестовала. – Вы сами просили заклеить царапину, – сказал он, с легкостью отлепляя пластырь.

– Да, я помню, – ответила миссис Чармонд. – А теперь взгляните, пожалуйста, цела ли у меня на виске голубая жилка. Я ударилась как раз виском. Будь рана поглубже, я бы истекла кровью.

Фитцпирс нагнулся так низко, что его теплое дыхание коснулось ее щеки. Их взгляды встретились. Глаза миссис Чармонд были темные, бездонные и таинственные, как межзвездное пространство. Она быстро отвернулась.

– О нет, нет! Только не это! – воскликнула она. – Я не могу с вами кокетничать. Наша бедная, краткая, почти детская влюбленность вспыхнула и угасла очень давно, и не надо воскрешать ее. Мы должны договориться об этом в самом начале нашей возобновившейся дружбы.

– Кокетничать! Но ведь и для меня это не игра. Ничего не изменилось с того дня, как я встретил вас в Гейдельберге. Возможно, я тогда глупо себя вел. Возможно, глупо веду себя и теперь. Но разве я могу забыть тот счастливый миг, когда волей судьбы я оказался в поле вашего зрения. Ах, эти воспоминания прошлого! Как далеко уносят они мое воображение!

– Да, как знать, что было бы, если бы моя мать не увезла меня тогда в Баден, – прошептала миссис Чармонд, следя взглядом за далекой верхушкой дерева, качаемой ветром.

– Мы встретились бы еще раз.

– А потом?

– Огонь разгорелся бы сильнее. Как все было бы, я не могу сказать, но я знаю одно: все кончилось бы страданием и болью сердца.

– Почему?

– Печальный конец уготован любви самой природой. Вот почему.

– Не говорите так! – запротестовала миссис Чармонд. – Не губите мою мечту! Мы ведь только воображаем, что могло быть. – Последние слова миссис Чармонд произнесла полушепотом, надув обиженно губы. – Позвольте мне хотя бы думать, что если бы вы любили меня искренне и глубоко, то никогда бы не разлюбили.

– Что ж, думайте, если это утешает вас. Мысль приятна и ни к чему не обязывает.

Миссис Чармонд несколько секунд размышляла над последними словами Фитцпирса, потом спросила:

– Вы что-нибудь слыхали обо мне в эти годы?

– Ничего не слыхал.

– Это хорошо. Мне, как и вам, пришлось испытать немало. Может, я когда-нибудь и расскажу вам о себе. Только не сейчас. И никогда не просите меня об этом.

Таким образом, два-три дня, проведенные на романтических берегах Неккара, где началось их трогательное знакомство, превратились с расстояния лет в годы нежной дружбы, и на этой благодатной почве выросли воздушные замки упоительных фантазий, овеянных печалью невозможного и порождающих надежды, волнующие и прекрасные, коих не надо ни доказывать, ни отвергать.

Имя Грейс ни разу не было упомянуто между ними, но слух о предстоящем отъезде Фитцпирса из Малого Хинтока каким-то образом достиг ушей миссис Чармонд.

– Доктор, вы покидаете нас! – воскликнула однажды