Земной странник - Жюльен Грин

преуспел, однако, едва дожив до сорока, он скончался. Жена его вскоре сошла с ума; сейчас она живет с родителями.

У шурина был сын десяти лет; как выяснилось, я был единственным, кто мог приютить мальчика и заняться его воспитанием. Я хотел этого избежать, но в дело вмешался закон и меня принудили.

Дэниела отправили к нам, он оказался тщедушным ребенком, постоянно встревоженным и весьма скрытным. Одет был бедно, с собой привез большой чемодан, в котором, помнится, лежали несколько иллюстрированных книжек и смена белья. Признаюсь, я не люблю детей. В мальчике было, на мой взгляд, нечто странное и отталкивающее. В моем присутствии он все время молчал и, казалось, от природы был недоверчив. Думая, что остался один, он беспокойно озирался и вполголоса что-то пел. Порой он вскакивал и с криком убегал в сад. Тетя шла следом, тогда он замолкал и краснел. Когда он о том не догадывался, я наблюдал за ним, желая понять, многое ли он успел перенять от родителей.

Казалось, он весьма склонен увлечься религией и суевериями тети. Подозреваю, она тайно его наставляла в вопросах веры. Я пытался по возможности оградить мальчика от такого влияния, поясняя какие-то вещи с позиции более правомерной. Несколько раз в месяц я приглашал его в кабинет и слегка журил, чаще всего растолковывая, что он должен быть рассудителен, что существует долг перед близкими и перед самим собой. При этом я старался не слишком давить, избегая насилия над тем, что вложила в него природа. У меня, в самом деле, особое представление, как следует воспитывать младшее поколение. Я считаю, дети должны развиваться в условиях полной свободы и, если можно так выразиться, как сами считают нужным. Пусть играют, если любят играть. Если любят читать, пусть читают то, что им нравится. В конце концов они научатся различать хорошее и плохое и поймут, что именно им подходит. Поэтому я не посылал Дэниела в школу. Я предоставил его себе самому, лишь изредка исправляя то, что казалось мне неестественным и противным рассудку. Посещать церковь я запретил, в остальном же он был волен делать что сочтет нужным. Ему нравилось читать; я позволил ему брать книги из шкафа в гостиной — любые, какие его заинтересуют.

Тем временем он взрослел под моим присмотром, и я уже придумывал для него разные планы. Говорил он все меньше и меньше и открывался только моей супруге. Вид у него оставался по-прежнему чахлый, порой он долгими часами сидел в саду, иногда с книгой, но чаще ничем не занимаясь, просто сложив руки на коленях. Когда ему исполнилось семнадцать, я решил сделать его помощником, развивая тем самым имевшуюся у юноши тягу к книгам. Я сам занимаюсь исследованиями в области философии… и т. д.

(Дальнейшее в письме интереса не представляет и не прибавляет ничего нового к рассказу Дэниэла О’Донована. Похоже, автор писал лишь ради удовольствия упомянуть о себе.)

III. Мисс Смит — Издателю Ведомостей Фэрфакса

Фэрфакс, сентябрь 1895 года

Уважаемый сэр,

вот рассказ о том, что произошло в моем доме со 2 по 6 сентября, иначе говоря, с приезда Дэниела О’Донована до момента, как он покинул отведенную ему комнату. Уже распространяются слухи. Прошу Вас, верьте только тому, что я имею честь рассказать самолично.

2 сентября я услышала колокольчик и подошла к входной двери, полагая, что меня зовет кто-то из нищих, — звонили весьма нерешительно, — открыв дверь, я удивилась: на пороге был юноша, одетый как подобает, с чемоданом в руке. Похоже, студент, однако Вам хорошо известно, до середины сентября их нет и в помине. Казалось весьма неожиданным, что этот принялся искать комнату в столь раннюю пору. Он был бледен и немного сутулился, как если бы уже успел утомиться. Взгляд его мне не особо понравился, однако юноша выглядел воспитанным, и я показала ему комнату, которую он сразу и снял. Он был один.

Утром следующего дня, пока он завтракал, я поднялась в комнату, позвав служанку и желая удостовериться, все ли он держит в порядке и чистоте, как я требую от постояльцев. Поначалу я была всем очень довольна. Одежду он убрал в шкаф, а книги с большой заботой расставил на каминной полке, однако, рассмотрев эти книги, я обнаружила вещи, мне не понравившиеся. Там были одни романы, некоторые, как мне показалось, даже переводные. Наконец, я посетовала, что в комнате нет Писания. Выбор книг показался мне подозрительным, и я решила понаблюдать за постояльцем, чтобы он при том ничего не заметил. Он поднялся в комнату через несколько минут после того, как я оттуда ушла, и до следующего дня не выходил, разве что обедать и ужинать.

Ближе к вечеру мне нужно было подняться на третий этаж и, проходя мимо двери мистера О’Донована, я услышала голос. Упоминала ли я, что обычно нахожусь в маленькой комнатке первого этажа, где занимаюсь шитьем? Я сижу там возле окна, откуда прекрасно видна садовая ограда. Соответственно, я всегда знаю, когда кто-то приходит или уходит. Поскольку в тот день никого не было, я заключила, что мистер О’Донован разговаривает сам с собой, и немного послушала. Он говорил слишком тихо, я не могла разобрать все, однако по тону, с которым произносились отдельные фразы, я поняла, что он горько себя упрекает в каком-то проступке. Я заметила, что говорил он, не сходя с места, что не похоже на людей, беседующих с собой в одиночестве. Они ведь с большей охотой ходят из стороны в сторону, не так ли? Через несколько минут он замолк и я потихоньку пошла на третий этаж, отчасти жалея, что приняла незнакомца, манеры которого казались странными.

На следующий день он довольно рано отправился в город, одевшись опрятнее, нежели в первый день. Я улучила момент, чтобы вновь наведаться в комнату. Признаюсь, больше всего я боюсь, как бы кто не устроил случайно пожара. Я постоянно этого опасаюсь. С тех пор, как начала сдавать комнаты студентам, страх стал подлинным наваждением. Относительно этого юноши я беспокоилась больше, чем когда-либо прежде. Однако в комнате был порядок; к своему удивлению я даже обнаружила, что он застелил постель, хотя об этом я не просила. Не почувствовав даже слабого запаха дыма, я собралась было уйти, в последний раз оглядев комнату, как вдруг заметила, что книги с каминной полки исчезли. Их не было ни на столе, ни в шкафу, куда я успела глянуть, раздумывая, что же молодой человек мог с