Сесилия - Фанни Берни

ссору. Доктор Листер предложил собеседнику пойти с ним в лавку, чтобы застать молодого человека врасплох. В это время Мортимер кружил где-то в своих одиноких странствованиях, и доктор ухитрился под предлогом ожидания подвести своего спутника к комнате больной. Мистер Делвил, который не знал, куда его ведут, увидав постель больной и хлопотавших вокруг нее людей, отшатнулся, но взгляд его случайно остановился на мертвенно-бледном лице Сесилии. Теперь он, несмотря ни на что, с радостью дал бы ей приют, лишь бы избавиться от все громче звучавшего голоса раскаяния.

Делвил, с нетерпением ожидавший доктора Листера в малой гостиной, при звуках новых шагов на лестнице встревожился и вышел, чтобы узнать, кто это. Увидев отца, он отпрянул, но мистер Делвил, оставивший наконец гордыню и не способный оправиться от потрясения, заключил его в объятия и произнес:

– Пойдем домой, сын мой! Это место погубит тебя!

– Ах, сэр, не думайте обо мне сейчас! Вы не должны быть добры ко мне. Я не в состоянии это вынести!

И, вырвавшись из отцовский объятий, бросился вон из дому.

Мистер Делвил был скорее напуган, чем разгневан уходом сына. Он вернулся к себе на Сент-Джеймс-сквер, терзаясь страхами и угрызениями совести.

Сесилия по-прежнему была в забытьи и, очевидно, не ощущала ни страданий, ни радости, когда за дверью послышался еще один голос и в комнату ворвалась Генриетта Белфилд. Прочитав в газете объявление, она не откладывая устремилась в столицу и направилась прямо в ссудную лавку: прочтя, что «потерявшаяся дама часто упоминает некоего человека по фамилии Делвил», девушка тут же подумала о Сесилии. Описание внешности дамы тоже подходило. Мистер Арнот, напуганный не меньше Генриетты, одолжил ей свой экипаж, и она провела в дороге всю ночь.

Подлетев к постели, девушка воскликнула:

– Кто это? Разве мисс Беверли? Ее не узнать!

– Вы должны уйти, мисс Белфилд, – сказала Мэри. – Доктора говорят, миледи нельзя беспокоить.

– Кто посмеет меня выдворить? Никто, Мэри! Пока она жива, я никуда не уйду…

В комнате появился доктор Листер.

– Юная леди, – заметил он, – советую вам пойти в соседнюю комнату и немного успокоиться. Это очень нехорошо – вот так заявляться к тяжело больному человеку.

– О, мисс Беверли! – зарыдала Генриетта. – Слышите, как меня попрекают? Поговорите со мной! Скажите им, что бедная Генриетта вам ничем не повредит!

Доктор Листер, в глубине души тронутый искренним горем Генриетты, все же не согласился с ней, но девушка только сильнее разволновалась и еще больше уверилась в безнадежности Сесилии.

– О, просто взгляните на нее! Как изменился цвет лица!.. Она не видит и не узнает меня… Лучше бы мне было умереть прежде, чтобы не видеть этого! Теперь у меня на всем свете не осталось ни одного друга!

– Безобразие! – воскликнул доктор Листер. – Уведите ее.

– Нет! – в отчаянии воскликнула Генриетта. – Я буду с ней до ее последнего вздоха и даже после!

Тут доктор совсем рассердился и наконец выставил ее в соседнюю комнату. После он, по доброте своей, зашел к девушке и убедил ее, что она может навредить Сесилии, а потом заставил пообещать, что она не вернется в комнату больной, пока не найдет в себе силы крепиться.

Вечером, пока Делвил с доктором Листером печально бродили по улицам, в покоях все еще не пришедшей в себя Сесилии разыгралась новая сцена. Явился Олбани в сопровождении троих детей, опрятных, чистеньких и румяных.

– Взгляни, кого я привел! – воскликнул он. – Кто доставит тебе утешение и радость? Три невинных ребенка, одетых и накормленных твоими щедротами!

Однако Сесилия ничего не видела, и Олбани, несколько удивленный, подошел ближе.

– Ты ничего не скажешь? – спросил он.

– Она не может, сэр, – объяснила одна из сиделок. – Вот уже много часов, как она молчит.

Несколько минут Олбани печально созерцал ее, затем с глубоким вздохом вымолвил:

– Какую скорбь несет беднякам сей день!

После он повел детей прочь, но неожиданно вернулся.

– Возможно, я больше ее не увижу! Так неужели я не помолюсь за нее? Давайте преклоним колени вокруг ее постели и вместе помолимся за нее. Возденьте руки, а я прочитаю молитву от всех нас.

Он стал на колени, и Генриетта с Мэри тут же присоединились к нему.

– Нежный цветок, – воскликнул Олбани, – рано погубленный несчастьями, но благоухавший чистотою! Ты уйдешь тихо, ибо праведно жила!

Он смолк; сиделки и миссис Уайерс, потрясенные и взволнованные, приблизились к постели и тоже опустились на колени.

– Она отходит, – заключил Олбани, – та, которой завидовал весь мир! Покойся с миром, и да воскреснешь к жизни вечной!

Он встал с колен, взял за руки ребятишек и удалился.

Глава X. Заключение

Доктор Листер и Делвил встретили Олбани с детьми у входа в дом. Чрезвычайно обеспокоившись, как бы после всего этого Сесилии не стало хуже, оба поспешили подняться наверх, но у двери в ее комнату Делвил остановился и прислушался. Все было тихо. Молитва Олбани потрясла всех, кто там находился.

Доктор Листер вскоре вышел, чтобы сообщить Делвилу, что его пациентка в том же состоянии.

– Тогда, полагаю, я должен увидеть ее еще раз, – сказал Делвил.

Доктор попытался отговорить его, но молодой человек заверил его, что готов к худшему, и заставил себя войти в комнату. Однако когда он вновь увидал безжизненную Сесилию, то отвел взгляд, оперся на доктора Листера и застонал. Доктор хотел было вывести его из комнаты, но, оправившись от первого потрясения, Делвил вновь взглянул на нее и заговорил едва слышным голосом:

– Неужто все кончено? Неужто разум покинул тебя навсегда? Смерть занесла над тобой руку, ты отходишь! И унесешь с собой в могилу мою хрупкую надежду на счастье…

Тут доктор Листер снова приблизился, как будто приметив в пациентке перемену, и силой оторвал Делвила от Сесилии, а затем, вернувшись к ней, обнаружил, что ее глаза закрыты: она заснула. То был самый благоприятный знак, на который только мог надеяться врач. Он сел у края ее постели и решил не уходить, покуда ожидаемый кризис не завершится. Всем в комнате больной было велено хранить молчание и не двигаться.

Сон ее был долог и тяжел; но с пробуждением к ней явно вернулось сознание. Она вздрогнула, внезапно оторвала голову от подушки, осмотрелась кругом и промолвила:

– Где я?

Доктор заговорил с Сесилией, осведомился о ее самочувствии и нашел, что она в здравом уме. Генриетта зарыдала от радости, а Мэри стремглав бросилась к Делвилу с первой вестью о том, что к госпоже вернулся разум. Тот примчался в комнату, но остановился поодаль кровати,