Фиеста (И восходит солнце) - Эрнест Миллер Хемингуэй

мой приятель, художник крайне недокормленного вида, который в глазах мадам Дюзинель не имел таких достоинств, как хорошее воспитание или происхождение, и не походил на спортсмэна, написал мне записку, прося сделать пропуск для консьержки, чтобы он мог иной раз попасть вечером ше Барнс[41].

Я поднялся к себе в квартиру, раздумывая, что такое Бретт сотворила с консьержкой. Полученная телеграмма была от Билла Гортона и сообщала, что он прибывает пароходом «Франция». Положив почту на стол, я вернулся в спальню, разделся и принял душ. Когда я вытирался, зазвенел дверной колокольчик. Я надел халат и тапочки и пошел к двери. Это была Бретт. А за ней стоял граф. Он держал большущий букет роз.

– Привет, милый, – сказала Бретт. – Ты нас не впустишь?

– Заходите. Я только из ванной.

– Ты счастливчик. Ванная…

– Просто душ. Садитесь, граф Миппипополос. Что будете пить?

– Не знаю, любите ли вы цветы, сэр, – сказал граф, – но я просто взял на себя смелость принести вам эти розы.

– Ну-ка дай их мне. – Бретт взяла розы. – Налей сюда воды, Джейк.

Я взял большой керамический кувшин, налил воды на кухне. Бретт сунула в него розы и поставила на середину обеденного стола.

– Ну и денек у нас!

– Ты ничего не помнишь насчет свидания со мной в «Крийоне»?

– Нет. Мы договаривались? Наверно, я была в хлам.

– Вы напились, дорогая, – сказал граф.

– Что правда, то правда. А граф был молоток. Однозначно.

– Консьержка теперь чуть не молится на тебя.

– Как же иначе? Дала ей двести франков.

– Хватило ума.

– Его, – сказала она, кивнув на графа.

– Я подумал, мы должны дать ей малость за прошлую ночь. Было очень поздно.

– Он просто чудо! – сказала Бретт. – Помнит все, что было.

– Как и вы, дорогая.

– Как же! – сказала Бретт. – Кому это надо? Слушай, Джейк, ты нам сделаешь выпить?

– Сделай сама, а я пойду оденусь. Ты знаешь, где бутылки.

– А то!

Одеваясь, я слышал, как Бретт ставила бокалы, потом сифон, а потом стала разговаривать с графом. Одевался я медленно, сидя на кровати. Я устал и чувствовал себя паршиво. Вошла Бретт с бокалом в руке и села на кровать.

– В чем дело, милый? Ты не в духе?

Она холодно поцеловала меня в лоб.

– О Бретт, как же я тебя люблю!

– Милый, – сказала она, а потом добавила: – Хочешь, я его выпровожу?

– Нет. Он славный.

– Выпровожу.

– Нет, не надо.

– Надо, сейчас.

– Нельзя же так просто.

– Мне можно. Посиди здесь. Он без ума от меня, говорю тебе.

Она вышла из комнаты. Я лег на кровать лицом вниз. Мне было худо. Я слышал, как они говорят, но не прислушивался. Вошла Бретт и села на кровать.

– Бедненький.

Она погладила меня по голове.

– Что ты ему сказала?

Я лежал, отвернувшись от нее. Не хотелось ее видеть.

– Послала его за шампанским. Он любит ходить за шампанским.

Потом:

– Тебе уже лучше, милый? Голова не получше?

– Получше.

– Лежи спокойно. Он уехал в другой конец города.

– Могли бы мы жить вместе, Бретт? Просто жить вместе?

– Я так не думаю. Я бы со всеми тебе тромпе[42]. Ты бы этого не вынес.

– Сейчас выношу.

– Тогда бы было по-другому. Это я виновата, Джейк. Я так устроена.

– Могли бы мы уехать за город на время?

– Это не поможет. Я поеду, если хочешь. Но я не смогу жить тихо за городом. Только не с моим любимым.

– Я знаю.

– Паршиво, да? Что толку говорить, что я люблю тебя?

– И я тебя люблю, ты же знаешь.

– Давай без слов. Слова все портят. Я от тебя уеду, а потом вернется Майкл.

– Зачем ты уедешь?

– Так лучше для тебя. Лучше для меня.

– Когда ты уедешь?

– Как можно скорее.

– Куда?

– В Сан-Себастьян.

– Нельзя нам поехать вместе?

– Нет. Это была бы хреновая затея после такого разговора.

– Мы не пришли к согласию.

– Ой, ты не хуже меня понимаешь! Не будь таким упрямым, милый.

– Ну да, – сказал я. – Я понимаю, ты права. Просто я раскис, а когда я раскис, говорю глупости.

Я сел, нащупал туфли у кровати, обулся и встал.

– Не смотри так, милый.

– Как ты хочешь, чтобы я смотрел?

– Ой, не глупи! Я уезжаю завтра.

– Завтра?

– Да. Я разве не говорила? Завтра.

– Тогда давай выпьем. А то граф вернется.

– Да. Уже скоро. Знаешь, он немыслимо обожает шампанское. Покупает ящиками.

Мы перешли в столовую. Я достал бутылку бренди, налил Бретт и себе. Зазвенел дверной колокольчик. Я пошел открывать и увидел графа. За ним стоял шофер с корзиной шампанского.

– Куда велеть ему поставить это, сэр? – спросил граф.

– На кухню, – сказала Бретт.

– Поставь туда, Анри. – Граф указал на кухню. – А теперь сходи принеси лед. – Он стоял у двери кухни и смотрел на корзину. – Думаю, вы согласитесь, что это очень хорошее вино, – сказал он. – Я понимаю, в Штатах у нас теперь едва ли можно судить о хороших винах, но это я достал у одного приятеля, из виноделов.

– О, где только у вас нет приятелей! – сказала Бретт.

– Этот малый выращивает виноград. У него их тысячи акров.

– Как называется? – спросила Бретт. – «Veuve Cliquot»[43]?

– Нет, – сказал граф. – «Мамм». Он барон.

– Разве не чудесно? – сказала Бретт. – Мы все с титулами. Почему ты без титула, Джейк?

– Уверяю вас, сэр. – Граф положил мне руку на предплечье. – В этом никакого проку. Почти всегда приходится переплачивать.

– Ну не знаю, – сказала Бретт. – Иногда это чертовски полезно.

– Мне в этом никакого проку.

– Вы неправильно пользуетесь титулом. Я со своим набрала до хрена кредитов.

– Садитесь же, граф, – сказал я. – Позвольте, вашу трость.

Граф смотрел на Бретт по другую сторону стола, под газовой лампой. Она курила сигарету и стряхивала пепел на ковер. Увидела, что я это заметил.

– Слушай, Джейк, не хочу угробить твой коврик. Можно человеку пепельницу?

Я нашел несколько пепельниц и расставил по столу. Пришел шофер с ведром, полным соленого льда.

– Поставь туда две бутылки, Анри, – сказал граф.

– Что-нибудь еще, сэр?

– Нет. Жди в машине. – Он повернулся к нам с Бретт. – Мы хотим прокатиться на обед в Буа?

– Если желаете, – сказала Бретт. – В меня ничего не лезет.

– А я люблю хорошенько поесть, – сказал граф.

– Принести вино, сэр? – спросил шофер.

– Да, – сказал граф. – Неси, Анри.

Он достал увесистый портсигар из свиной кожи и протянул мне.

– Желаете отведать настоящей американской сигары?

– Спасибо, – сказал я. – Сперва докурю сигарету.

Он срезал кончик сигары золотой гильотинкой, висевшей на конце цепочки от часов.

– Люблю, чтобы сигара хорошо