Джейн Эйр. Учитель - Шарлотта Бронте

class="p1">Как горько он улыбнулся, как решительно вырвал руку!

– Полагаю, теперь ты возьмешь назад свое обещание поехать в Индию? – сказал он после долгой паузы.

– Нет, я поеду. Как твоя помощница.

Наступило очень долгое молчание. Не могу судить, какая борьба происходила в нем между человеческой природой и милосердием. Лишь в глазах у него появлялся и исчезал непонятный блеск, лишь странные тени скользили по его лицу. Наконец он заговорил:

– Я уже указывал тебе, насколько нелепо даже думать, чтобы незамужняя женщина твоего возраста сопровождала за границу неженатого мужчину моих лет. Я изложил тебе все неопровержимые доводы настолько ясно, что, казалось бы, ты постыдишься вновь упоминать про свой план. Мне очень жаль, что я ошибся, – жаль тебя.

Я перебила его. Прямой упрек тотчас придал мне смелости.

– Постарайся мыслить здраво, Сент-Джон. Ты говоришь вздор. Делаешь вид, будто возмущен тем, что я сказала. Но ведь это не так. Столь умный человек, как ты, не может быть столь туп или столь самодоволен, чтобы истолковать мои слова превратно. Я повторяю: я буду твоей помощницей, если ты пожелаешь, но женой – никогда.

Вновь он смертельно побледнел, но, как и раньше, сумел справиться со своим гневом. Ответил он с силой, но невозмутимым тоном:

– Помощница в моей миссии, если только она не моя жена, мне не нужна. Значит, поехать со мной ты не можешь. Однако, если твое предложение искренно, в Кембридже я поговорю с каким-нибудь женатым миссионером, чья жена нуждается в помощнице. Ты достаточно богата, чтобы обойтись без вспомоществования Миссионерского общества, и таким образом у тебя будет возможность избежать бесчестного нарушения данного тобой обещания и не изменить воинству, в чьи ряды ты обязалась вступить.

Как известно тебе, читатель, я никакого обещания не давала и не брала на себя никаких обязательств. Для подобной категоричности и тираничности ни малейших оснований не было. Я ответила:

– Ни о бесчестности, ни о нарушении обещания, ни об измене здесь не может быть и речи. Я вовсе не обязана ехать в Индию, а тем более с незнакомыми людьми. С тобой я осмелилась бы на многое, потому что восхищаюсь тобой, полагаюсь на тебя и, как сестра, люблю. Тем не менее у меня нет сомнений, что в этом климате, когда бы и с кем бы я туда ни отправилась, жить мне останется недолго.

– А, так ты боишься за себя! – сказал он, и его губы искривились.

– Да. Бог дал мне жизнь не для того, чтобы я пренебрегла ею, а мне начинает казаться, что уступить твоим настояниям почти равносильно самоубийству. Кроме того, прежде чем покинуть Англию, я должна узнать, не принесу ли я больше пользы, если останусь в ее пределах.

– Не понимаю.

– Объяснить невозможно, но есть одно сомнение, которое давно меня терзает, и я никуда не могу уехать, пока не разрешу его тем или иным способом.

– Мне известно, к чему тяготеет твое сердце, чего оно ищет. Интерес, который владеет тобой, противозаконен и кощунственен. Тебе давно следовало подавить его, и ты должна стыдиться упоминать о нем. Ты ведь думаешь о мистере Рочестере?

Он не ошибся, и мое молчание подтвердило его догадку.

– Ты намерена увидеться с мистером Рочестером?

– Я должна узнать, что с ним произошло.

– В таком случае, – сказал он, – мне остается лишь поминать тебя в моих молитвах, со всем смирением ходатайствуя перед Богом, чтобы ты не стала поистине отверженной. Мне мнилось, я узнал в тебе одну из избранных, но Бог видит не так, как дано человеку: да свершится воля Его.

Он открыл калитку, вышел в нее и вскоре исчез из виду за изгибом лощины.

Я вернулась в гостиную и увидела, что Диана задумчиво стоит у окна. Диана много выше меня ростом. Она положила ладони мне на плечи и нагнулась, всматриваясь в мое лицо.

– Джейн, – сказала она, – последнее время ты выглядишь такой бледной и расстроенной! Я уверена, этому есть причина. Скажи, что происходит между тобой и Сент-Джоном? Я полчаса наблюдала за вами из окна. Прости мне такое подглядывание, но я уже долгое время подозреваю сама не знаю что. Сент-Джон – особенный человек…

Она замолчала, но я ничего не ответила, и после паузы она продолжала:

– Мой брат строит какие-то планы, касающиеся тебя, в этом я уверена. Он давно отличает тебя вниманием и интересом, каких никогда ни к кому не проявлял. В чем же причина? Я бы хотела, чтобы он полюбил тебя, Джейн. Это так?

Я прижала ее прохладную ладонь к моему пылающему лбу:

– Нет, Ди, вовсе нет.

– Тогда почему же его глаза все время следят за тобой? Почему он проводит столько времени наедине с тобой и почти не отпускает от себя? Мы с Мэри обе заключили, что он хочет жениться на тебе.

– Да, это так. Он просил меня стать его женой.

Диана захлопала в ладоши:

– Именно то, на что мы надеялись, чего хотели! И ты выйдешь за него, Джейн, правда? И тогда он останется в Англии!

– Ничего подобного, Диана. Предложение он мне сделал только для того, чтобы обзавестись подходящей помощницей для своих трудов в Индии.

– Как! Он хочет, чтобы ты поехала в Индию?

– Да.

– Просто безумие! Ты там и трех месяцев не проживешь, я в этом уверена. Ты не поедешь туда! Ты ведь не согласилась, верно, Джейн?

– Я отказалась выйти за него замуж…

– Чем рассердила его? – предположила она.

– Очень. Боюсь, он никогда меня не простит. Хотя я предложила сопровождать его как сестра.

– И поступила бы как сумасшедшая, Джейн! Подумай, какие обязанности ты взяла бы на себя. Как уставала бы ты там, где усталость убивает даже сильных, а ты ведь слабенькая. Сент-Джон – ты же его знаешь! – требовал бы от тебя невозможного. И не позволял бы отдыхать в жаркие часы. А я заметила, что, к несчастью, ты вынуждаешь себя подчиняться всему, чего бы он ни потребовал. И я удивляюсь, как у тебя достало смелости отказать ему. Ты его не любишь, Джейн?

– Не как мужа.

– Но ведь он очень красив.

– А я дурнушка, Ди. Мы не подходим друг другу.

– Дурнушка? Ты? Ничего подобного. Ты не только слишком хороша душой, но и слишком миловидна, чтобы заживо поджариться в Калькутте. – И она опять со всей серьезностью стала настаивать, чтобы я оставила всякую мысль о том, чтобы уехать с ее братом.

– Об этом и речи нет, – сказала я. – Ведь только что, когда я предложила быть его служкой, он изъявил глубокое негодование: как я могла настолько забыть о нравственности! Он, видимо, думает, что я поступила неприлично, предложив поехать с ним, оставаясь незамужней. Словно бы я с самого начала не надеялась обрести в нем брата и не привыкла с тех пор относиться к нему как к брату.

– Но почему ты полагаешь, что он тебя не любит, Джейн?

– Слышала бы ты, что он говорил об этом! Вновь и вновь втолковывал мне, что ищет супругу не для себя, а во имя своей миссии. Он прямо сказал мне, что я создана для труда. А не для любви. Вероятно, так оно и есть. Но, по-моему, раз я не создана для любви, из этого следует, что я не создана и для брака. Ди, ведь недопустимо оказаться на всю жизнь связанной с человеком, который видит в тебе лишь полезное орудие.

– Невыносимо, противоестественно… Об этом даже говорить смешно!

– Кроме того, – продолжала я, – хотя пока моя привязанность к нему остается чисто сестринской, если мне придется стать его женой, по-моему, не исключено, что у меня возникнет невольная, необычная, мучительная любовь к нему – ведь он так одарен и так часто в его облике, манерах, словах ощущается героическое величие! И вот тогда мой жребий стал бы невыразимо тяжким! Он не пожелал бы, чтобы я его любила, и если бы я выдала свою любовь, он бы заставил меня почувствовать, насколько она не нужна ему и как мало прилична мне. Я знаю, так было бы!

– И тем не менее Сент-Джон – хороший человек, – сказала Диана.

– И хороший, и великий, но он безжалостно забывает о чувствах и правах заурядных людей, преследуя собственные великие цели. А потому маленьким людям лучше