Выжили только влюбленные - Дэйв Уоллис

тебя кладет глаз главарь банды… Они прошли с царственным безразличием в спальню в глубине квартиры, сопровождаемые шорохами и стонами в темных комнатах.

– Потрясающий ковер, – заметила Кэти. – Кем был жилец?

Эрни хмыкнул, возясь с пуговками ее блузки и с застежкой лифчика. Его бездумный и безыскусный напор даже внушал Кэти симпатию: во всяком случае, ее кавалер был предсказуем – большая редкость по нынешним небезопасным временам. Во время предварительных ласк Кэти любила поболтать о чем-нибудь отвлеченном и не слишком важном; нежными словами они никогда не обменивались.

– Архитектором, – наконец отозвался Эрни. – У него имелось парусное судно. Однажды в субботу он погрузил запасы еды, ящик бренди и отчалил куда глаза глядят. Вот такой новый способ поставить точку.

– Дождался выходных, значит… Типично для хрычей, – пробормотала Кэти.

Оставшись в одних трусиках, она расстегнула на Эрни рубашку и прижалась к его груди, продолжая щебетать о пустяках, но уже спустя несколько мгновений глубоко вздохнула и задержала дыхание.

В одиннадцатом часу утра бледные лучи мартовского солнца проникли в комнаты, и парочки начали потихоньку просыпаться. Парни, плеснув в лицо пригоршню воды, несколько рисуясь, приступили к бритью, а девушки на добрых полчаса погрузились в расчесывание волос.

– Сколько здесь зеркал! – воскликнула Кэти. – Замечательная квартира, наверное, одна из самых роскошных в Челси.

Ковер был заляпан пятнами от раздавленных бобов и разлитого пива, а для того, чтобы пройти к раковине на кухне, приходилось лавировать между осколками тарелок и чашек. Последнее из полотенец, использованное с утра, валялось на кафельном полу рядом с остальными.

Эрни протер глаза и, изображая из себя ковбоя, провел тыльной стороной ладони по заросшему щетиной подбородку.

– Осторожнее, диски! – услышал он, войдя в гостиную.

Поздно – он уже наступил каблуком на кучку виниловых пластинок, но, сделав вид, будто так и задумано, небрежно отшвырнул осколки ногой.

– Ох, Эрни… – вздохнула Кэти.

– Что ты хочешь сказать? Не нравится беспорядок? Да ты оглянись, посмотри хоть на ковер.

Парочка наиболее скромных членов банды тут же начала заметать мусор под диван, и Эрни вдруг расхохотался:

– Знаете что? Пожалуй, мне просто пора сменить хату! Давайте закончим с этой, а потом свалим отсюда.

Они тут же принялись за работу, поставив на проигрыватель единственную нетронутую пластинку. Лади-ду, лади-да, ты прекрасна, да-да-да… Собрав уцелевшие тарелки, чашки, керамические статуэтки и вазы, свалили их в кучу посреди испорченного бобами и пивом ковра. Парни испробовали силы на мебели и выломанными с мясом ножками разнесли к черту застекленные картины на стенах. Эрни выжег сигаретой свои инициалы на спинке обтянутого белой кожей дивана и, не слишком удовлетворившись результатом, искромсал обивку разделочным ножом.

С багетов сорвали занавески и разбили окна. Обломки и осколки свалили в кучу посреди все того же ковра и попытались устроить костер, однако пламя толком не занялось, зато все раскашлялись от едкого дыма тлеющей мебели.

Наконец разгром был закончен, и банда вышла из гостиной.

– Ну вот, – бросил Эрни, – хозяин покончил с собой, а о хате забыл, но мы помогли.

Тяжело дыша, они двинулись по улице, и холодный влажный воздух освежил их разгоряченные тела.

Эрни открыл машину самоубийцы и властно ткнул пальцем в сторону Чарли, за руку которого цеплялась одна из самых красивых девушек банды.

– Падай на заднее сиденье.

Затем он подал руку Кэти, и оба сели впереди. Поездка по центру Лондона оказалась не менее рискованным предприятием, чем в прежние времена. На безопасность движения всем было наплевать: реквизированные автобусы службы санитарной утилизации вслепую входили в повороты и выезжали на встречную, заметив очередной труп. Загруженные под завязку, ехали дальше, тяжело покачиваясь на рессорах. Некоторая часть англичан рассматривала личный автомобиль как средство поставить точку; коронеры и страховщики в этих случаях затруднялись доказать намеренное самоубийство. Небольшой сдвиг от точки благополучного равновесия – и улицы наполнились безумцами, готовыми спровоцировать лобовое столкновение.

Эрни вел машину, порой резко тормозя или выезжая на тротуар. Вскоре они въехали в родные кварталы, заваленные невывезенным мусором и осколками стекла из разбитых окон.

Два автобуса службы санитарной утилизации свернули на дорогу, ведущую к дому Кэти.

– Их вывозят в карьеры, – подал голос Чарли.

– В карьеры?

– Ну да, сбрасывают в кучу, потом засыпают камнями, и священник читает молитву. Однажды случайно наткнулись на такое место, когда катались на мотоциклах, и копы из Комитета по контролю нас тут же развернули.

– Что будет, когда трупов станет слишком много? – спросила Кэти. – Я хочу сказать – в службе утилизации работают сплошь хрычи. Вдруг они тоже надумают поставить точку?

– Тогда нам придется сгребать их бульдозерами и самим сваливать в карьеры.

– Вот еще! Пусть гниют там, где загнулись.

– От трупов пойдет зараза, инфекция… Из города их точно надо убирать – здесь ведь запасы еды, консервы. Если ничего не изменится, больше провизии мы нигде не найдем.

– Что будет, когда кончатся консервы?

Вопрос повис в воздухе и заметался в салоне, словно холодный сквозняк с опустевших улиц.

До того как откинулся последний хрыч, бунтующие молодежные банды все еще по привычке возвращались к своим домам. Несколько позже они осознали: вполне можно присмотреть незанятый частный или многоквартирный дом, если возникнет необходимость в убежище.

Девушку Чарли высадили на углу ее улицы, а остальные двинули к дому Кэти. В квартире было чистенько и тесно по сравнению с разгромленным жилищем архитектора.

– Наверное, мама ушла за продуктами или на службу – в контору регистрации записей об утилизации, – предположила Кэти. – У нас осталось несколько пакетиков чая, сейчас заварю.

Выйдя на кухню, она обнаружила на плите почтовый конверт и сразу поняла, что в нем: не просто записка на куске оберточной бумаги или обрывке от коробки из-под хлопьев.

Кэти стоя прочла письмо, пока закипал чайник, пыхтя и постукивая крышкой, как в те дни, когда она была ребенком, а мать – молодой женщиной.

Милая моя Кэти…

Никогда не предполагала, что буду писать тебе такие слова. Даже после того, как твой отец поставил точку, я все думала – ничего, видела времена и похуже. Кроме того, у дочери, кроме меня, никого не осталось…

Теперь вижу: я тебе уже не так нужна, как раньше, и, Кэти, я устала. Ты просто не представляешь, насколько; надеюсь, никогда этого и не поймешь.

Размышляла, не обратиться ли в один из центров помощи Элфа Соседски, но ближайший из них находится на Кичнер-стрит, а туда устроилась миссис Робинсон снизу – заваривает и подает чай клиентам. Точно так же она работала в управлении по продовольственному снабжению, когда я была беременна