Безответная любовь - Рюноскэ Акутагава

книжку почитать не принесешь? Когда придешь в следующий раз.

– Какую книгу?

– Хорошо бы жизнеописание гения или что-нибудь в этом роде.

– Может, принести «Жан-Кристофа»?

– Приноси любую, лишь бы повеселее.

Я вернулся в свое общежитие на улице Яёи в полной растерянности. В аудитории для самостоятельных занятий окна были разбиты, и там, к сожалению, было пусто. Я сел под тусклую лампу и стал повторять немецкую грамматику. И все-таки я почувствовал зависть к нему – к нему, хотя и страдавшему от безответной любви, но все же имевшему девушку, дочь дяди.

V

Примерно через полгода он решил поехать к морю, чтобы переменить климат. Вернее, это так называлось «переменить климат», на самом же деле он уезжал, чтобы лечь в больницу. На зимние каникулы я поехал навестить его. Палата на втором этаже, в которой он лежал, была сумрачной, и там гулял сквозняк. Сидя в кровати, он был по-прежнему бодрым и веселым. Но ни слова не говорил о литературе или социальных науках.

– Стоит мне взглянуть на ту пальму, как я начинаю ее жалеть. Посмотри, как дрожат листья на ее верхушке.

Листья на верхушке пальмы дотягивались почти до самого окна. И когда дерево раскачивалось, концы его узко нарезанных листьев нервно дрожали. Казалось, они и в самом деле воплощают какую-то свою тоску. Но я подумал о нем, в одиночестве запертом в больничной палате, и бодро ответил:

– Качается. Грустит о чем-то своем пальма на берегу моря…

– А дальше?

– Вот и все.

– Неприятно почему-то.

Во время этого разговора я почувствовал, что у меня перехватило дыхание.

– Ты читал «Жан-Кристофа»?

– Да, читал немного, но…

– И не захотелось читать дальше?

– Слишком уж жизнерадостная эта книга.

Я снова постарался переменить тему, в которой легко было утонуть.

– Мне говорил К., что недавно он был у тебя.

– Да, приезжал и в тот же день вернулся в Токио. И все рассказывал мне о случаях вивисекции.

– Неприятный он человек.

– Почему?

– Даже не могу объяснить почему…

После ужина ветер утих, мы обрадовались и решили пойти погулять к морю. Солнце только что скрылось. Но было еще светло. Мы сели на склоне дюны, поросшей невысокими соснами, и разговаривали, глядя, как перелетает с места на место несколько стáриков.

– Песок кажется холодным, да? А ты попробуй сунь в него руку.

Я послушался и погрузил руку в песок, смешанный с сухой травой. Там еще осталось немного солнечного тепла.

– Как-то неприятно. Уже почти ночь, а песок еще теплый.

– Чепуха, он быстро остынет.

Не знаю почему, но я отчетливо помню наш разговор. Тогда, метрах в пятидесяти от нас, недвижной чернотой расстилался Тихий океан…

VI

О его смерти я узнал как раз на следующий Новый год. Как мне потом рассказывали, врачи и сестры до поздней ночи праздновали Новый год, устроив вечер с игрой в карты. А он, в ярости, что не может уснуть из-за шума, лежал в кровати и громко проклинал их; у него началось сильное кровотечение, и он вскоре умер. Когда я увидел его фотографию в траурной рамке, то почувствовал даже не грусть, а, скорее, то, как бренна человеческая жизнь.

«Книги покойного сожгите вместе с его останками. Прошу меня простить, если среди этих книг будут и взятые мной на время».

Эти слова были написаны его собственной рукой на фотографии. Прочтя их, я представил себе, как коробятся и превращаются в пепел книги. Был среди них, конечно, и первый том «Жан-Кристофа», который я дал почитать ему. Я был тогда в таком состоянии, что мне это показалось символичным.

Прошло дней пять-шесть, и я, случайно встретившись с К., заговорил с ним о покойном друге. К., как всегда невозмутимый, покуривая сигарету, спросил меня:

– Как ты думаешь, он знал женщин?

– Ну как тебе сказать…

К. недоверчиво посмотрел на меня.

– А в общем, сейчас это не имеет никакого значения. Но все-таки, когда ты думаешь о смерти, не возникает ли у тебя чувство, что ты победитель?

Я заколебался. И К., решившись, сам ответил на свой вопрос:

– Во всяком случае, мне так кажется.

С тех пор я всегда избегал встречаться с К.

1927

Письмо

Я сейчас живу в гостинице на горячих источниках. Не могу сказать, что у меня нет желания целиком отдаться отдыху. Но, кроме того, у меня есть еще и совершенно определенное желание – спокойно почитать и пописать. Судя по рекламному проспекту, этот курорт помогает при истощении нервной системы. Может быть, поэтому в гостинице живут и душевнобольные, правда всего двое. Одна – женщина лет двадцати семи – двадцати восьми. Она все время молчит и лишь играет на аккордеоне. Судя по одежде, она, видимо, жена состоятельного человека. Внимательно присмотревшись, я обратил внимание, что круглым, с правильными чертами лицом она чем-то напоминает полукровку. Другой душевнобольной – мужчина лет сорока с большими залысинами на лбу. Судя по татуировке на левой руке – сосновой ветке, до болезни у него, не исключено, была довольно беспокойная профессия. Разумеется, мы часто вместе принимаем ванну. К.-кун (это студент, тоже живущий в нашей гостинице), указав пальцем на его татуировку, сказал: «Имя твоей жены О-Мацу-сан, да?» Мужчина, сидя по горло в ванне, покраснел, как ребенок…

К.-кун лет на десять моложе меня. К тому же он в прекрасных отношениях с М…ко-сан и ее матерью, тоже живущих в нашей гостинице. М…ко-сан, если употребить старомодное выражение, можно назвать, пожалуй, бой-девицей. Я слышал, что в годы учебы в женской гимназии она, распустив волосы и повязав голову скрученным в жгут платком, упражнялась во владении мечом – это, наверно, было похоже на то, что делал Вакамару Уси. Разумеется, S.-кун тоже хорошо знаком с М…ко-сан и ее матерью. S.-кун – товарищ К.-куна. Вот только в чем их различие? Обычно, когда я читаю роман, то, чтобы различить двух героев, просто из озорства представляю себе одного из них толстым, другого – тонким. Так же смешно одного из них вообразить человеком могучего сложения, другого – хлипким. Правда, К. и S. оба нетолстые. И оба весьма чувствительны. Но К. не в пример S. тщательно скрывает этот свой недостаток. Более того, он все время тренирует себя, чтобы никто этого недостатка не заметил.

К.-кун, S.-кун, М…ко-сан и ее мать – с ними только я и общаюсь. Я говорю «общаюсь», но на самом деле наше общение ограничивается лишь совместными прогулками и беседами. Ведь здесь, кроме курортной гостиницы (всего-навсего два небольших строения), нет даже ни одного кафе.