Титаник и всё связанное с ним. Компиляция. Книги 1-17 (СИ) - Касслер Клайв

Леди прошла мимо своей каюты. Может, дверь заклинило, и бедняжка не могла вернуться внутрь… Может, она запаниковала и не подумала поискать другой вход. А там она замерзнет в мгновение ока. Мысль о смерти еще одной женщины, особенно когда Люси могла что-то сделать, была для леди Дафф-Гордон невыносима. Она перешла на трусцу, приподняв подол, чтобы не споткнуться.

Добравшись до двери, Люси потянулась к ручке – и замерла.

Было темно, и тусклого света коридорных ламп не хватало, но теперь, приблизившись, она увидела эту женщину и поняла, что та вряд ли принадлежала к первому классу. Женщина была изуродована. Жуткое зрелище. Она как будто изодрала собственное лицо. Порез, кошмарная рана, оставленная ножом или лезвием, проходила по диагонали от брови, пересекала переносицу и уходила на щеку. С нарастающим ужасом леди Дафф-Гордон поняла, что та похожа на беглянку из сумасшедшего дома. Остриженная голова, неровно торчащие пряди. Пылающие, словно горящие угли, глаза.

И что самое тревожное – женщина казалась Люси смутно знакомой.

Она отдернула руку. Нельзя позволить безумице – если та была таковой – свободно разгуливать по первому классу. Может, бедняжка забрела на верхнюю палубу из третьего? Какое еще объяснение тут можно найти? Однако нельзя же подпускать ее к каютам первого класса.

И все же… безумная или нет, женщина замерзнет, если леди Дафф-Гордон ее не впустит.

Люси хотелось, чтобы рядом оказался кто-нибудь еще, кого она могла бы попросить о помощи, однако она была одна.

Нет… нельзя позволить женщине умереть. Совесть пульсировала внутри словно открытая рана.

Поколебавшись еще мгновение, леди Дафф-Гордон толкнула дверь (ее, как выяснилось, нисколько не заклинило) и шагнула на палубу.

Но куда же пропала женщина? Ее нигде не было. Леди Дафф-Гордон посмотрела налево, потом направо, хоть в темноте было плохо видно. Дыхание вырвалось призрачно-белым шлейфом.

Вдруг чья-та рука зажала ей рот.

Люси испуганно дернулась, но вторая рука впилась ей выше локтя.

– Тише, – шепнул ей на ухо мужчина. – Не двигайтесь. Вы ее спугнете.

Это был мистер Стед, тот странный старик, оккультист. Люси кивнула, и он убрал руку от ее рта. Его ладонь была покрыта чернильными пятнами, будто он часами что-то строчил.

– Вы ее тоже видите?

– Это дух.

Люси поняла, что ее трясет.

– Ба! Исчезла. – Он казался озадаченным и расстроенным – даже печальным.

Люси оглянулась, но вокруг не было ничего, кроме темноты, порывистого ветра, ночи, окутавшей их огромный корабль, и крошечных точек звезд в небе высоко над всем этим, мерцающих и холодных.

Вода была пеной вокруг ее головы, водоворотом пузырьков, несущихся и струящихся повсюду. Вода бросала во все стороны. Вода никогда не стояла на месте, никогда не дремала, никогда не насыщалась. Вода всегда неслась куда-то и везде.

С водой пришли голоса, разнесшиеся далеко-далеко.

Ты не понимаешь, дорогая: он потерял бизнес. Он говорит, что его выгнали эти жуткие типы из «Стандард Ойл». Ты что, не слышала об этом? Во всех газетах писали….

Она ушла и забеременела. Разрушила себе жизнь, и ради чего? Любому ясно, его намерения не были благородны. Не знаю, что мы будем делать, если однажды узнают соседи….

По его словам, в Америке его ждут лучшие перспективы. А здесь никакой работы.

Он пошлет за нами, когда устроится. Нет, мне это не нравится, но что я могу поделать….

Пузырьки коснулись ее щек, приподняли волосы, понесли их, длинные, черные и струящиеся, как водоросли во время прилива. Она отвернулась, словно еще могла их слышать. От голосов никогда не сбежать.

Я не хочу провести всю жизнь в горничных….

Ты обманываешься, если считаешь, что так будет лучше…

Похоже, они так ничему и не научились. Так и не изменились. Их нельзя спасти от самих себя. Лучшее, на что можно надеяться, – спасти горстку юных, жаждущих. Невинных.

1916

Глава тридцать третья

19 ноября 1916 г.

ГСЕВ «Британник»

Даже по ночам в палате не удается поразмыслить.

Кровати в основном пусты, «Британник» направляется в Мудрос, где – как говорят – примет большинство своих пациентов. Тех, кто поднялись на борт вместе с Марком в Неаполе, разместили вместе, чтобы облегчить работу медсестрам и санитарам, и оказавшись среди них, Марк обнаружил, что вокруг полно людей, которым сон причиняет боль. Он лежал в койке, слушая, как они хнычут и скрежещут зубами, мучимые кошмарами. Некоторые бормотали, будто разговаривая с кем-то. Иные бились, сражаясь с оставленными на далеких берегах врагами. Теперь, в маленькой, более уединенной комнате, приходится мириться с криками лишь одного пациента.

И со своими собственными.

Марк прикован к постели в основном из-за истощения. Однако он способен ходить с помощью трости, хотя медсестра Дженнингс предпочитает, чтобы он не делал этого в одиночку. Он больше не может лежать спокойно – не теперь, когда он боится открывать глаза, опасаясь снова увидеть над собой это зловеще знакомое бледное лицо. Эти странно пустые, ищущие глаза. Не важно, что сейчас ночь – ночь и день все равно стали для него едины. Марк встает, надевает тусклый халат военного образца и тянется за тростью, которая кажется чужеродной в ладони.

В столовой обнаруживается еще несколько пациентов, которые бросили надежду уснуть – большинство из них сидят в темноте поодиночке. Один читает при электрическом свете единственной лампочки. Четверка за дальним столом всерьез взялась за карты. В прежние времена у Марка бы зачесались руки к ним присоединиться, но сейчас при виде колоды у него сводит нутро.

Он выбирает стул и садится в темноте, поглаживая пальцами набалдашник трости, словно лелеет старую обиду. Энни Хеббли жива. Встреча с ней высвободила целый поток воспоминаний, которые Марк так старательно запрятывал подальше. Он очнулся в больнице в Нью-Йорке после крушения «Титаника», чтобы услышать, что потерял тех двух людей во всем мире, которые были ему важны: Кэролайн и Ундину. Ушли месяцы – годы на самом деле, – чтобы выкарабкаться. Сначала ему было плевать. Безумие или самоубийство казались бесконечно проще и легче, чем попытки найти способ жить дальше.

Лишь спустя полгода он смог взглянуть на список жертв «Титаника», проверить, кого из людей, которых он встретил на борту, уже нет. Он был потрясен количеством погибших – особенно среди богатых американцев, цеплявшихся за некое представление о благородстве, которое, казалось, ускользнуло от британских аристократов – тем удалось найти место в спасательной шлюпке. Например, сэру Дафф-Гордону и Джозефу Брюсу Исмею. У Космо Дафф-Гордона и вовсе возникли неприятности из-за того, что тот влез в шлюпку, а затем пытался подкупить члена экипажа, чтобы лодка отплыла подальше от тонущего судна. Так ему и надо, думал Марк. Лучшие люди – Астор, Гуггенхайм, Стед – пропали без вести и считались погибшими. Впереди ждали месяцы и годы расследований и судебных процессов.

Марк причислял себя к этой кучке проклятых трусов. Историю своего спасения он услышал, когда пришел в сознание: как его выловили из ледяного океана, пока спасательный пояс еще не успел напитаться водой. Его прибило к шлюпке, на которой еще было место, и какая-то пассажирка уговорила остальных втащить его к ним. После крушения жизнь для него превратилась в один бесконечный кошмар, начавшийся с пробуждения в нью-йоркской больнице. Ему пришлось ампутировать несколько пальцев на ногах, но, по словам врачей и прочих, ему необычайно повезло: мало кого вытащили из этих ледяных вод живым. Марк пробыл без сознания несколько дней. К тому времени, как он очнулся, о великой трагедии на море уже узнал весь мир. Выживших на «Титанике» чествовали по всему городу, заставляли выступать, о них писали в газетах.