Джеймс Олдридж - Горы и оружие

Мак-Грегор знал: сейчас Таха что-то еще предложит, попросит о чем-то, что-то затеет.

— Ваша помощь нам нужна не здесь, а на другом конце маршрута, — сказал Таха.

— В Турции?

— Нет. Я имею в виду кази и Комитет.

— Неужели вы хотите, чтобы я снова туда...

— А вот слушайте, — сказал Таха. — Нам известно, что оружие повезет через Турцию сам Дубас. По новой дороге Эшек — Шахпур. Причем проследует в Иран долиной реки Котур. Там-то мы и хотим устроить ему засаду.

— А какими силами? С полудюжиной студентов? — сказал Мак-Грегор. — Ведь ильхан соберет там в долине всех своих вооруженных людей до единого.

— Вот потому нам и нужна ваша помощь.

— Чем же я могу помочь?

— Вы поезжайте, уговорите кази и моего отца, чтоб напали на ильхана и не дали ему выйти навстречу Дубасу — чтобы отвлекли ильхана.

— Они и слушать меня не станут, — возразил Мак-Грегор.

— Но почему же?

— Потому что именно того и хотят европейцы: стравить опять курдов с курдами. Мне ни за что не убедить кази. Оттого он и прячется в иракских горах, что избегает столкновений с ильханом.

— Вы сможете уговорить наших, — стоял на своем Таха.

— Нет, не смогу. И так или иначе, они слишком слабы сейчас для такой крупной операции. Они там вконец измотаны, Таха.

— Но послушайте, дядя Айвор. Они прекрасно знают, что если ильхан получит это оружие, то перебьет нас всех запросто, как мясник режет коз. Какой же у нас тут выбор? Ну, сами скажите...

Мак-Грегор ощущал, как гнетуще действует на мозг этот грязный чулан. Сверху из зала невнятно пробивались сквозь потолок бунтарские крики и возгласы.

— Ты прав, пожалуй, — сказал Мак-Грегор. — Разумеется, прав. Но только почему ты думаешь, что они меня послушают и атакуют ильхана? Я ведь не солдат и не курд.

— Кази доверяет вам не меньше, чем моему отцу. Если вы объясните кази обстановку, он поймет. По сути, вы один способны убедить их.

— Я не согласен с тобой. Да и что, по-твоему, они там смогут сделать? Атаковать автоколонну?

— От них требуется одно: с помощью всех наличных сил отвлечь ильхана, связать ему руки на те два дня, когда грузовики будут проходить район границы. Остальное сделаем мы. Детали согласуем на месте. План проще простого.

— Для тебя-то, может, и просто... — начал Мак-Грегор и не кончил.

— Я знаю, дядя. Знаю, как для вас непросто.

— Знаешь ли? Сомневаюсь.

— Тетя Кэти будет против. Это мне отлично известно. Она запретила Сеси общаться со мной, а теперь запретила и Эндрью. Но даже и тетя Кэти поймет.

— Понять-то поймет, но отношения не изменит. Ей омерзело насилие, Таха, и винить ее нельзя.

— Само собой, — дернул плечом Таха. — Уж это привилегия европейцев. Вот и французы тоже. — Таха указал глазами на потолок. — Насилие. Не насилие. Для них все это интеллектуальная игра. Но для нас — не игра, дядя.

— Именно потому тетя Кэти и будет глуха теперь к доводам, что понимает всю серьезность дела, — сказал Мак-Грегор, не вдаваясь в дальнейшие объяснения.

— Но ведь это вы в последний раз. А после поедете себе домой и сможете забыть о нас на всю остальную жизнь.

— А что останется от моей жизни без семьи? — проговорил Мак-Грегор. Прислушался к шагам, доносившимся сверху. Окинул взглядом помещение. Не место для ломающих судьбу решений этот угрюмый чулан. Но где оно, другое место? Парадные паркеты — не для него; ему открыт лишь черный ход и унылые подвалы. — Ладно, — сказал он. — Еду, так уж и быть. — Он поглядел на объедки в углу — следы пребывания катангских наемников, нашедших здесь у студентов приют. — Другого выхода, видимо, нет. Я, во всяком случае, не вижу.

— Ну, поздравляю! — сказал Таха по-курдски.

— Не поздравляй и не вербуй, — сказал Мак-Грегор. — Раз из-за моей неудачи так вышло, то приходится мне как-то поправлять положение. И это все, что меня тут интересует.

— Повлиять на исход вы никак не могли.

— Возможно, если бы я действовал умнее...

— Не в вас дело, — усмехнулся Таха.

— Так или иначе, но теперь моя забота лишь о том, чтобы не дать ильхану завладеть этим оружием. Здесь все так уверены в успехе ильхана, что для меня разрушить их игру теперь — вопрос чести.

Таха убрал от двери стул, и они направились наверх, к выходу, по шершавому от сора камню коридоров. Выйдя из-под сводов на резнувший глаза дневной свет улицы, они увидели кучку студентов — четыре девушки и два парня собрались под транспарантом, гласившим, что группа идет отбивать у полиции здание почты на улице Кардинала Лемуана. Мак-Грегор с Тахой постояли, поглядели, как студенты шагают с красным флагом.

— Идут под полицейские дубинки, — сказал Таха.

— Тем не менее цель их будет этим достигнута.

— Какая цель? Что они, воображают — здесь Смольный, а Кон-Бендит — Ленин?

— Однако храбрости им не занимать.

— И Ахмеду Бесшабашному тоже не занимать храбрости, — ответил Таха, идя по бульвару Сен-Мишель в сотне метров позади студентов. — Но Ахмед — известный курдский шут гороховый, и в нем примерно столько же настоящей революционности, сколько в этих студентах.

Глава тридцать четвертая

Возвратясь домой, Мак-Грегор с удивлением увидел, что в кабинете у телевизора, который Кэти взяла напрокат, сидит и ждет его Жизи Маргоз. Передавали репортаж о митинге на стадионе Шарлети, заснятый «желтым» оператором. Мак-Грегор вошел — Жизи взглянула на него и снова на экран, точно ей хотелось того и другого сразу. Затем выключила телевизор.

— Не понимаю, почему анархисты ходят в черном, — сказала Жизи.

— Это их традиционная форма, — сказал Мак-Грегор. — Почему бы им не ходить в ней?

— Но ведь они против форм и традиций.

Мак-Грегор ожидающе молчал; Жизи сказала:

— Я приехала за вами, едемте ко мне.

— Мне надо дождаться Кэти, — сказал он.

— Нет, не надо, — сказала Жизи и вышла в холл, и Мак-Грегор волей-неволей последовал за ней.

— Но погодите, — сказал он. — Мне в самом деле нужна Кэти.

— Ее нет. Они с Ги улетели в Канн. На его самолете. Тетя Джосс, мы уходим, — крикнула она в глубину холла.

— Хорошо, Жизи, душенька.

Взяв под руку, Жизи потянула Мак-Грегора к выходу.

— Не тревожьтесь. К утру они, наверное, вернутся. Кэти позвонила мне, сказала, что весь день пыталась разыскать вас по телефону. Не знает, где вы. Просила передать вам, что они в Канне. И накормить вас просила — Кэти знает, что я это сделаю avec empressement[32].

У дверей Мак-Грегор уперся.

— А она не сказала, зачем они отправились в Канн? — спросил он, ощущая на локте теплые пальцы Жизи.

— Они с Ги явно заняты чем-то серьезным. Иначе бы не улетели так. Но я ведь вас предупреждала...

Он неуклюже поправил галстук; Жизи сняла с вешалки его плащ.

— Знаю только, что устроил все Ги, — продолжала Жизи. — И затею свою они уже несколько недель обсуждают.

— Но погодите, — опять остановился он. — А Сеси?

— Сеси уехала к себе в мастерскую — за всем своим имуществом. Днем она участвовала в демонстрации, снова была задержана, и полиция велела ей завтра к вечеру покинуть Францию. И на сей раз Кэти не захотела, чтобы Ги хлопотал за Сеси.

— Бог мой, что это творится... А Эндрью где? Он должен бы уже прийти из города.

— Тетя Джосс скажет ему, где вы. И Эндрью с Сеси, если захотят, тоже явятся ко мне следом за вами. Так что, пожалуйста, без возражений.

Он не стал дольше противиться, надел плащ. Сойдя во двор, она остановилась у подножия лестницы, на свету.

— Вы и не взглянули еще, — сказала она, приблизив лицо и указывая на свои волосы. Он поглядел — с волос смыто и устранено все парикмахерское, и они теперь ворохом осенних листьев спутанно кроют, венчают осеннюю прелесть ее лица, поражающую даже при этом бледном свете. Жизи подняла пальцы, демонстрируя, что начисто обрезала острия ногтей.

— Ну как? — спросила, стоя к нему вплотную.

— Д-да, я заметил, — сказал он растерянно, ибо, сдирая с себя красоту, Жизи становилась лишь прекрасней.

— Ну нет, не заметили. И это в вас и хорошо, что не заметили. А теперь, отбросив оболочку, буду учиться не думать о себе. Как вы. — Они вышли за ворота, сели в ее «рено», и Жизи продолжала сдержанно-рассудительным тоном: — Начало у меня, конечно, получилось глупое, и даже очень, но как начать иначе, я не знаю.

— Нет, — сказал Мак-Грегор. — У вас хорошо получилось.

— Это потому, что вы раскрыли мне суть самоотречения, — сказала Жизи. — Теперь я понимаю...

Мак-Грегор старался не слишком приглядываться к тому, как Жизи лавирует в потоке машин.

— Какой уж я вам учитель, Жизи, когда я сам не верю в самоотречение.

— Вам и незачем. Оно вам врождено, вся ваша жизнь насквозь им пронизана.

Он ничего не сказал. Снова они поднялись в сверкающую кухню — чинно и рядом, как буржуазная супружеская пара, отпустившая на вечер прислугу.

— Как же им удалось улететь? — спросил он. — По-моему, все аэропорты закрыты.