Елена Колядина - Кто стрелял в президента

— Заказывай, — предложил Любе.

Люба испуганно замерла, но тут же собралась и небрежно приказала:

— Значит, так, органика: биосметана, хлеб с проростками.

Она с довольным видом посмотрела на Николая.

Официант поглядел вдаль, и невозмутимо повторил:

— Биосметана, зерновой хлеб. Пить что будете?

— Зеленый чай! — с победоносным видом сообщила Люба и важно уточнила: — Вы знаете, что его надо заваривать два раза?

— Разумеется, — ответил официант. — Наш шеф-повар в курсе.

Вскоре он появился с подносом:

— Биосметаны не было, но могу предложить вам молочный крем с фруктами.

— Хорошо, — милостиво согласилась Люба.

Она едва успела допить чай, как из служебных дверей показался Ярослав. Он махал рукой. Люба посмотрела на Николая безумными, бессмысленными глазами.

— Пожелай мне удачи, — прошептала она.

— Мою Любовь ждет удача! — довольно убедительно произнес Николай.

«Тьфу, бес! — сплюнула коляска. — Голову девке дурит!»

Когда из ободьев колес вырвались снопы серебристо-малиновых искр, коляска обезумела:

«О-ой! Горю!»

Люба сделала стремительный круг, так что искры образовали вокруг Ярослава сияющую орбиту, и, не помня себя, умчалась с площадки.

Зал разразился аплодисментами и криками. Сердце Любы ломилось в грудь, как буйно-помешанный в стены одиночной камеры, коляска стонала и охала, ругалась на огнеопасность номера. Из темноты вынырнул Костик:

— Приказано еще фейерверк к колесам приделать.

«Фортуны» больше нет, «День Победы» принес.

— Я, что, еще раз выступать буду? — еле справляясь с дыханием, произнесла Люба.

— Ну.

— Дорогие друзья! — неслось из зала. — Только у нас — Вампир и Любовь. С первыми лучами солнца он исчезнет. Поэтому не уходите до утра!

— У тебя какой мобильный? — спросил на выходе из клуба Ярослав.

— Никакого, — призналась Люба и поспешно объяснила: — Чтобы родители не звонили и не беспокоились. Я решила, сама им позвоню, когда чего-то добьюсь в шоу-бизнесе.

— Надо срочно купить.

— У меня пока с деньгами не очень, — тихо призналась Люба.

— Давай я куплю, без наворотов, просто чтоб быть на связи? А деньги отдашь, когда сможешь.

— Сам куплю, — оборвал Ярослава Николай. И кивнул Любе — садись в машину. — Ты почему не сказала, что у тебя нет мобильника?

— У меня есть, — смутилась Люба. — Просто я его дома оставила. Чтоб родители не звонили. Мама станет плакать, уговаривать вернуться. Я буду переживать.

Джип вывернул на Ленинградский проспект.

На фоне прохладного утреннего неба, освещенная первыми лучами солнца, висела растяжка: «Голден Вегас: Вампир, Любовь и Николай Носков».

Слово «Любовь» было ловко вписано под углом и другим шрифтом, вполне убедительно сойдя за дизайнерский прием.

— Ой, — удивленно сказала Люба. — Это я что ли уже вишу?

— Оперативно, — похвалил Николай.

— Коля, возьми, — пытаясь скрыть гордость, сказала Люба и протянула Николаю сто долларов.

— Это что? — не отрываясь от дороги, произнес Николай.

— Мне двести долларов заплатили, сразу за два выступления. Забери на хозяйство!

Николай бросил на Любу суровый взгляд и раздельно сказал:

— На какое хозяйство?

— Я думала… Я хотела… У меня дома всегда так было: папа отдавал маме деньги.

— Я тебе — что? Мама? Ты за кого меня принимаешь?!

— Коля, не сердись! — принялась оправдываться Люба. — Я хотела…

Она сглотнула слова «как бы общий бюджет семьи» и поспешно сказала:

— На телефон, вдруг у тебя денег не хватит?

— Сейчас заедем в салон связи, где-то тут был круглосуточный, подключим тебе связь, — распорядился Николай. — Тебе всего двести заплатили?

— Да! — восторженно сказала Люба. — За сегодня и за следующее выступление. Так много!

— Так мало! — поправил Николай. — Ладно, с этим я сам разберусь. Тебя куда сейчас?

— Домой. Только мне бы хотелось чего-нибудь вкусного купить, отметить мое выступление.

— Что это за дом?! Помойка! Давай, в гостиницу?

— Нет, Коля, спасибо. Мне там удобно. Никому ничего не должна.

«Верно мыслит, — одобрил Николай. — Расскажет гаранту про ветхое жилье, и через неделю въедет в отдельную квартиру».

— Какие планы на сегодня? — вкрадчиво спросил Николай. — С кем увидеться нужно?

— Посплю пару часов. Может быть, выберусь на урок вокала к Сталине Ильясовне, — принялась перечислять Люба. — А ближе к вечеру планы съездить в центр Москвы.

«Темнит, — догадался Николай. — Из соображений государственной безопасности».

— Может, на Красную площадь. В Кремль, возможно, — сообщила Люба и пошутила: — Посмотрю, как там дела идут?

Николай подобрался. Но сохранил невозмутимый вид.

— А почему ты спрашиваешь? — заинтересовалась Люба.

— Я со студией звукозаписи договорился, — небрежно бросил Николай. — Насчет твоего диска.

— Правда? — Люба сияла. — Коля, ты не шутишь?

— А что, Коля когда-нибудь шутил?

«А то нет! — встряла коляска. — Вчерась пришел, подшутил над Любушкой, штаны надел и ушел восвояси — руки в брюки, хрен в карман. У-у, бес!»

«Что — уже? — ухмыльнулся джип. — А мы с тобой когда же, бэби?»

Коляска фыркнула.

«Заржавеет ведь в одном месте», — не отставал джип.

«Не перевариваю пошлость! — гордо заявила коляска. И горестно прошептала: — Ох, Любушка, каких прохиндеев мы с тобой полюбили!.. Ну да сердцу, видать, не прикажешь»

— Тогда ты мне на мобильник звякнешь, как освободишься, я подъеду, отвезу тебя в студию, — бодро сказал Николай. — А после студии — в Кремль.

Люба радостно наморщила нос и закивала головой.

— Ребята! — закричала она, заехав в подъезд своего дома.

— Ребята, просыпайтесь!

Кристина, Анжела, Паша, Роман выползли в коридор и уставились на Любу.

На шее у нее болтался сотовый телефон, на коленях стояли пакеты, набитые продуктами из супермаркета, а на ногах красовались кроссовки с серебряными шнурками.

— Ух ты! — показала глухонемая Анжела.

— Ребята, срочно начинаем готовить номер для песни, придумывать клип, репетировать подтанцовку. Я сегодня еду в продюсерский центр и студию звукозаписи!

Инвалиды загалдели.

— У кого какие предложения? — кричала Люба, выкладывая продукты на стол.

— Я вприсядку маленько плясать умею, — смущенно сказал безрукий Паша. — Батька в детстве научил, когда жив еще был.

— Здорово, — восхитилась Люба. — Оттачивай мастерство!

Паша сказал «эх-ма!» и пошел вприсядку.

— Вася где? — шумела Люба.

На кухню вышел заспанный Вася.

— Василек, ешь и мой ноги быстренько! После обеда на Красную площадь пойдем, надо тебя окультуривать срочно. Того и гляди, шоу-звездой станешь.

Вася вытаращил глаза.

— Анжела! — ликовала Люба. — Анжелочка! Мы все вместе будем выступать! Мы всем докажем, что инвалиды — тоже люди!

— Ы-ы, — мычала Анжела.

— А Кристина? — разволновалась Кристина-даун.

— Ты будешь стоять на сцене в голубом серебристом платье, — фонтанировала Люба. — Вот здесь, на груди, такие роскошные складки ткани и цветок. Туфли на высоком каблуке! Ты будешь мне подпевать.

Кристина хохотала, как безумная.

Безрукий Паша на секунду прервал пляску вприсядку, перевел дух, и вновь пустился выкидывать ноги.

Передохнув и выпив чая, Люба достала из кармана визитку Сталины Ильясовны и важно внесла номер в память телефона.

— Это я, Любовь, — дозвонившись, принялась кричать Люба. — Я вас не разбудила?

— Хотела бы я, чтобы меня каждое утро будила любовь, — пошутила Сталина Ильясовна. — Ты откуда звонишь?

— Из дома.

— Что у тебя за шум?

— Паша пляшет, — стараясь перекричать топот, пояснила Люба.

— Понятно. Ты приедешь на урок?

— Вот это я и хотела спросить. Можно прямо сейчас? Потому что у меня сегодня столько дел! Вы не представляете, что ночью было! — тараторила Люба. — Я в клубе с триумфом выступила! Мне деньги заплатили.

Минут через сорок Люба подъехала к знакомому дому, поприветствовала консьержа и вручила ему упаковку с банками напитка. Консьерж замахал руками: да ты что?

— Берите-берите, — сказала Люба. — Днем жару обещали, охладитесь. Я сегодня ночью в клубе кучу денег заработала.

— Ну! — удивился консьерж.

— Ага! Сто долларов за ночь. Правда, уже меньше осталось.

— Ты, похоже, приезжая?

— Да, я издалека, из Вологодской области.

— То-то тебе сто долларов миллионом показались. Вот что, дочка, за лимонад спасибо, но больше этого не надо. Плохие это деньги.

— Деньги как деньги, не хуже других, — слегка обиделась Люба.

— Не дело это, дочка, мужикам продаваться.