Лайза Джуэлл - Тридцатник, и только

Они уселись под дубом, сунув руки в карманы и скрестив лодыжки, и молча уставились вдаль.

Надин повернулась к Дигу. Он выглядел таким симпатичным. Ветер растрепал его густые черные волосы, и кое-где они торчали смешными маленькими рожками. От холода в уголках глаз у него поблескивала влага, а кончик носа приобрел забавный розовый оттенок. А он парень ничего, улыбнулась Надин про себя. Можно сказать, красавец. С лица Дига не сходило несвойственное ему серьезное выражение; в том месте, где между бровями должна быть пропасть, а не мостик, как у Дига, прорезались две морщинки. Надин провела по этим бороздкам длинным ногтем.

— У-у, — произнесла она. — Вижу признаки преждевременного старения.

— Что? — рассмеялся Диг.

— Морщины на лбу появляются от тревог, — Надин взяла Дига под руку и положила голову ему на плечо. — Да уж, приятель, беззаботные денечки твоей юности миновали.

— Все ерничаешь, — склонив голову на макушку Надин, Диг задумчиво разглядывал голубое небо с ослепительно белыми вкраплениями, — но, возможно, ты права.

— Что-то случилось?

— О черт, не знаю. Я все о той девушке прошлой ночью…

— Какой девушке — о той, чья отзывчивость подводит под статью о насилии над несовершеннолетними?

— О какой же еще?

— Неужто зациклился на ней?

— В общем… да. Зациклился. Никак не могу выбросить ее из головы. Ведь ей всего семнадцать! Ты в ее годы была девственницей…

— Ну теперь они быстрее взрослеют.

— Чувствую себя погано.

— Она вряд ли разделяет твои чувства.

— Не в этом дело.

— А в чем?

— А в том… в том… — Он глянул на Надин и снова отвернулся. — Не знаю, в чем. Просто погано на душе и все тут.

Они помолчали. Надин не знала, что сказать.

— Эй, — решила она сменить тему, — ты когда родился?

— А?

— В какое время дня ты родился?

— Э-э, точно не знаю. Должно быть вечером, потому что мои были в пабе, когда у мамы отошли воды.

— Ага! Выходит, по всем правилам тебе еще нет тридцати. У тебя в запасе осталось четыре или пять часов от второго десятка. Значит…

— Что?

Надин вскочила на ноги, нагнулась и схватила охапку багровых, рыжих и горчично-зеленых листьев.

— Значит, ты не настолько стар, чтобы не кидаться листьями. — И она осыпала Дига листьями, словно огромными конфетти, развернулась и, хохоча, бросилась бежать.

Позже Надин припомнила, что побежала против часовой стрелки. И какие же темные силы подвигли ее на такое решение? Если бы она проанализировала свои скрытые помыслы, то, возможно, нашла бы ответ. Но скорее всего она пришла бы к выводу, что бросилась бежать наугад, и двигал ею один лишь каприз.

Ибо Надин, делая этот пустяковый выбор, не ведала, сколь важным он окажется. В тот день на Цветочном холме судьба застала ее врасплох, и когда она бежала, задыхаясь от смеха, по упругой траве, а Диг нагонял ее с огромной охапкой листьев в руках и мстительным выражением на лице, она не знала, что роковая случайность уже готовится перейти ей дорожку и навсегда изменить ее жизнь.

И если бы в тот день Надин побежала не против часовой стрелки, а по часовой, они бы покинули парк, минут за двадцать добрались до дома Дига, плюхнулись на диван, откупорили бутылки с пивом, посмотрели футбол и никогда бы не столкнулись с Дилайлой.

Поначалу он усомнился, она ли это. Его сбили с толку волосы. Они были золотисто-каштанового цвета, он же помнил их пронзительно лимонными от перекиси. И одета она была иначе и определенно дорого: классический стиль, добротный крой. Но стоило ему вглядеться в ее лицо…

То была Дилайла. Дилайла Лилли! Не обращая внимания на шершавые листья, застрявшие под одеждой, Диг двинулся к железной решетке, отделявшей парк от тротуара. Она шла навстречу по Риджент-парк-роуд с кучей пластиковых пакетов в руках, сдвинув темные очки на макушку. Смотрела она прямо перед собой, и вид у нее был слегка выдохшийся. Она приближалась. Диг ускорил шаг.

— Ты куда? — возглас Надин прозвучал легким шелестом.

Дилайла по-прежнему была очень стройной, с тонкой талией, элегантной, все так же покачивала бедрами при ходьбе и все так же ошеломляла красотой.

— Ди-иг! Куда ты?

Не отвечая, он шел вперед, словно его притягивал к себе луч света с космического корабля пришельцев.

— Дилайла? — Она не услышала и не сбавила шаг. — Дилайла? — Она недоуменно оглянулась. — Дилайла! — Он уже достиг решетки, листья сыпались с него, как с осеннего клена. Ухватился обеими руками за прутья. Дилайла с вопросительным и слегка неуверенным выражением лица направилась в его сторону. — Это ведь ты? — спросил Диг. — Дилайла, это ведь ты, правда?

Вблизи она выглядела фантастически красивой, свежей, шикарной. В школе она злоупотребляла косметикой, и сейчас с чистым лицом казалась очень молодой. Она посмотрела на Дига со смешанным чувством смущения, недоверия, неловкости и кивнула.

— Диг, — он приложил руку к груди, — Диг Райан.

Она узнала и ее взгляд смягчился.

— Боже! — воскликнула она. — Диг Райан! Невероятно!

— Как ты? Как поживаешь? Очень рад тебя видеть.

— Да… я тоже. У меня все в порядке, все отлично. А ты как? — Она уже широко улыбалась, искренне радуясь встрече.

— Хорошо, у меня тоже все отлично. Черт… но это потрясающе! То есть, откуда ты взялась, и что ты тут делаешь, и где живешь? — Дилайла указала на железные прутья, разделявшие их. — Подожди, — заторопился Диг. — Стой здесь, я сейчас выйду.

Он ринулся обратно, туда, где стояла Надин.

— Быстрей! — замахал он ей руками, улыбаясь, как идиот. — Быстрей! Это Дилайла. Идем!

— Дилайла? — пробормотала Надин, и тень легла на ее лицо. — Дилайла Лилли?

Она разняла руки и листья, приготовленные для контратаки, разочарованно спланировали на землю. Нехотя Надин последовала за Дигом, вприпрыжку скакавшим к выходу из парка.

В каждой школе есть своя Дилайла Лилли. Обычно это блондинка, обязательно хорошенькая и непременно самая крутая девчонка. Дилайла Лилли — это Мадонна и Ким Бессинджер в одной упаковке. У нее раньше всех вырастает грудь, и она первой обзаводится всклокоченной копной крашенных перекисью волос, свисающих на глаза, как соломенные шторы. У нее мрачное выражение лица, она непрерывно жует резинку и умудряется выглядеть сексуально в школьной форме. Она чересчур густо подводит глаза и ходит в потертых маминых шпильках. Все мальчики хотят с ней встречаться, а все девочки хотят быть ею, потому что она классная.

Потому что она женщина.

Первое появление Дилайлы в школе Надин помнила так, словно это было вчера. Коридоры и классы школы смешанного обучения при монастыре Св. Троицы бурлили слухами. В 4 «С» новенькая и она правда крутая. Ее зовут Дилайла. Из предыдущей школы ее выгнали за многие прегрешения, среди них: беременность, нюхание клея, избиение классной руководительницы, секс в душевой, поджог шкафа с канцпринадлежностями и угон машины сторожа. Она живет в Госпел Оук Истейт, самом хулиганском районе Кентиш-тауна, а ее отец — взломщик. Она зарабатывает, торгуя наркотиками, и, если хорошенько приглядеться, на ее руках видны следы от уколов. Одно время она крутила с Сагзом из группы «Мэднесс», и она переспала со всеми шестиклассниками в своей бывшей школе. Она была наркоманкой, преступницей, распутницей и крепким орешком. И она была дико сексуальной.

На большой перемене в первый день после каникул Диг и Надин сидели на траве у естественно-научного корпуса. Им было по четырнадцать лет. У ног Дига валялся его верный спутник — свернутый и помятый «Новый музыкальный экспресс», а к лацкану красного блейзера он приколол новый значок — шляпа с полями и надписью «Навеки Ска»[5]. На подбородке у Дига алел большой прыщ.

Форменный галстук неряшливо болтался вокруг шеи Надин, а в мешковатом красном джемпере она проделала дырки, куда прятала большие пальцы. Кудрявые медные волосы она убрала со лба, подвязав их зеленым газовым шарфом; бледные ресницы потемнели от туши, которой, отметил Диг, в прошлой четверти не наблюдалось.

За год Надин выросла почти на десять сантиметров и стала выше Дига. Щенячий жирок распределился тонким слоем по отросшим конечностям, и костяшки на руках теперь выглядели как положено. Диг несколько возмужал и вырос сантиметров на пять, но его брови по-прежнему сливались над переносицей в едином порыве, а волосы по-прежнему напоминали черную велюровую шляпу.

Диг-и-Дин — так их прозвали в школе, ибо они были неразлучны. По отдельности их никто и никогда не видел. В школьной иерархии они занимали удобное и нехлопотное положение — слишком прилежные, чтобы слыть крутыми, и слишком крутые, чтобы слыть придурками. Никто к ним не приставал, но, с другой стороны, никто не делал попыток подружиться с ними. Что их вполне устраивало. Они жили в уютном мирке школьных занятий, Джона Пила[6], стильных стрижек и воздушных змеев.