Рапсодия в тумане (ЛП) - МайГрид Нален

Ниррай выходит заметно посвежевшим и чисто выбритым.

— Даже не надейся на кофе в постель. Так что, если хочешь, отрывай зад от матраса.

Улыбаясь, встаю и быстро одеваюсь. Было бы чудно̀, кабы так. Если честно, увидь я этакое диво, решил бы, что на меня кофе вывернут, а не побалуют.

— Черную горечь или листья в кипятке? — уточняет Ниррай, когда мы заходим на кухню.

— Листья предпочтительнее.

Я сажусь на стул, и ко мне приходят вчерашние мысли-картинки, портя настроение. Нет, то, что это было приятно, бесспорно, но… Я нарушил собственное обещание и теперь непонятно, что делать. Он же нравится Ашу, а я… Нельзя так с братом. Я вообще думал, что после того, что учудил его первый парень, он какое-то время не захочет отношений, а тут случилось это.

— Аш тогда пришел в себя? — спрашивает Ниррай, заваривая чай и выдергивая меня этим с невеселой волны.

— Да, с ним все хорошо. Носится с Фредрикссоном, привыкает к спокойной жизни, ждет тебя…

— Да? Я думал, он не захочет со мной общаться, узнав про отца. Передай ему спасибо. Его цепочка спасла мне жизнь.

— Сам передай. Я еще не решил, говорить ли ему, где был. Хотя по-хорошему надо…

И я почти уверен, что этим расстрою Аша, но если не скажу, это же нечестно будет.

— Есть что-то, о чем я не знаю, но должен? — Ниррай ставит передо мной кружку с чаем, а сам, с кофе, прислоняется к столешнице.

— Ночевал у парня, который нравится моему брату — раз, целовал его — два. Мало?

— Думаю, да. И я не считаю, что нравлюсь ему в том смысле, в котором он об этом говорит.

— Почему?

— Мозг включи, тоже поймешь. Он сидел четыре года в клетке. Увидев меня, учуял твой запах и автоматом причислил меня к «своим». Потом, с его точки зрения, я привел к нему тебя, и его освободили. Дальше, хуже — тискал его, когда ему так не хватало тактильности. Ежу понятно, что теперь его ко мне тянет. Пройдет.

Мысль интересная, но об этом, в любом случае, нужно говорить с Ашем.

— Ладно, мистер психолог. А что насчет меня?

— А что? У тебя синдром мамаши обострился в связи с отсутствием брата, о котором ты всю жизнь заботился. Его не было, девать свои потребности в заботе некуда, а тут я, такой весь, на твой взгляд, несчастный. Да ладно, какие чувства, я вообще тебя бесил, но до тех пор, пока ты не решил, что должен мне помочь. Я тебя и сейчас бешу. Плюс, тебе нравится мой запах, и внешне ничего так уродился. Еще и собственник включился: как так, кто-то мое трогает. Тоже пройдет, теперь тебе есть о ком заботиться.

— Молодец, всем ярлыки навесил, все решил, — шевелю кружкой, смотря, как мелкие чаинки, что прошли сквозь ситечко, кружатся-тонут. — А что, если я хочу и о тебе таком бесячем заботиться?

Ниррай, не расставаясь с кружкой, облокачивается на стол, склоняется к моему лицу и, глаза в глаза, спрашивает:

— Серьезно считаешь, что мне нужна именно забота?

— Да. Забота, поддержка, любовь. Сколько угодно ври, что все отлично, что не нравится, когда я вместо того, чтобы отпустить тебя домой, тащу в комнату — не поверю.

— Дурак упертый. Мне не папаня номер два нужен, — говорит и отстраняется, вставая как и прежде.

— А я и не усыновить тебя предлагаю.

Отпиваю чай, пробегаясь взглядом по Нирраю. Может, и правда, дурак, раз не хочу бросать попытки его оживить.

— Ты ведь тоже меня совсем не понимаешь, да?..

— Что я не понимаю? У тебя внутри черная дыра, которую ты подкармливаешь, чтобы она разрасталась, хотя, возможно, ты так не считаешь. А еще не даешь людям стать к тебе ближе, по-любому из-за того, что был печальный опыт. Боишься терять, потому что это больно, поэтому и сам не привязываешься. Только если не пробовать, ничего лучше не будет, а вот хуже — скорее всего.

Ниррай ставит кружку на столешницу и резко огибает стол, подходя и седлая мои колени. Он смотрит в глаза с вызовом, приподнимая бровь, и говорит:

— Ну вот, я ближе. Ты же этого хотел?

Прижимаю это упертое создание к себе, обнимая.

— Я много чего хочу с тобой, Царевич.

— А дальше-то что?

— Тебе планы на ближайшее будущее или в долгосрочной перспективе?

— Будет достаточно осветить мою роль в этих планах.

— Быть с тобой вместе. Даже когда доводишь до трясучки. Но зря не нервируй — найду как наказать даже с Заком на твоей шейке.

— Сказал парень, который только что сокрушался на тему того, что ему нельзя меня целовать из-за брата. Ну-ну.

Ниррай предпринимает попытку встать, но я его не выпускаю. Мне нравится, когда он рядом.

— С братом я поговорю, надеюсь, он это примет.

— А если нет?

— У нас с ним очень много времени, чтобы прийти к взаимопониманию. К тому же, если ты прав, то и мне не нужно будет мучиться, как собирался изначально.

— А если скажу, что твой брат мне нравится больше?

— Не поверю.

— Ты вообще вас видел? Естественно, Аш мне нравится больше! Он искренний, радуется мелочам, и добрее, чем некоторые клыкастые заразы!

— Да, бесспорно. Аш замечательный. Но тебе нужно не совсем это.

— И что же мне нужно ?

По идее, нужно ответить, но лучше показать. Сокращаю расстояние между нами, накрывая его губы своими. Ниррай возмущенно мычит, отпихивает, но, не получив свободы, сам принимает активное участие в поцелуе. Целует яростно, но так страстно, что становится вообщ е ни до чего. Он дергает меня за волосы, показывая, как сильно его бесит, что я прав, а я опускаю руки ниже и сжимаю его ягодицы, через тонкую ткань халата. А следом поднимаюсь и несу царственную колючку обратно в спальню. Рухаю на кровать и забираюсь руками под скрывающую интересные места ткань.

Ниррай целуется грубовато, даже губу прикусывает, как дикий. Но мне это нравится и ему тоже. Я это ощущаю. А потом вдруг рычит и футболку с меня стягивает, чтобы следом оттолкнуть и, когда я на спине покорно оказываюсь, сверху усесться. Кусает за сосок, а меня это веселит, и я глажу его по волосам. Пусть говорит что хочет, но ему не подойдут другие. Этому человеку просто необходимо быть разным. И забота, без нее никуда.

И мне нужен он, такой вот невыносимый, порой слишком бесячий, но необходимый. Конфетка моя, которую хочется то на руках таскать и ласкать всего, то выпороть.

Ниррай резко стягивает с меня штаны и снова в губы целует, а я прижимаю его ближе и поглаживаю спину. Нацеловавшись, он лезет в тумбочку, пока я избавляю себя от остатков вещей, и достает блистер с теми клевыми капсулами.

— У меня после тебя зад сутки чесался! — обличает грозно, и я притягиваю его ближе к себе, чтобы начать выпутывать из халата.

— Пожалеть?

— Из твоих уст звучит слишком двусмысленно.

— Правильно звучит, я многофункциональный, — улыбаюсь, наконец-то откидывая его халат в сторону и поглаживая бедро.

Ниррай не отвечает, ведет пальцами от моей шеи и по груди вниз. Наслаждаюсь его прикосновениями, а когда он добирается до живота, перехватываю руку и целую центр ладони.

— Меня бесит, что ты можешь спать с кем-то еще. Это не ревность, просто я должен быть либо незаменим, либо никак.

— Я не буду спать с другими. И, вообще-то, такого не было.

И вот опять намек на Мура. А я ведь когда с ним спал, с Нирраем еще не общался.

— Ты уже незаменимый, Царевич. Незаменимый, невыносимый, нереальный. Настроение от тебя скачет, и в мыслях засел намертво.

— В таком случае, ты точно будешь не против, — Ниррай берет капсулу и, с вызовом смотря на меня, раздвигает мои ноги.

— А справишься? — усмехаюсь, ложась спиной на кровать.

— Сомневаешься во мне? — спрашивает, приподнимая бровь, и вгоняет в меня капсулу.

— Уточняю. Люблю подольше.

— Душ и рука тебе в помощь! — хохотнув, сообщает эта колючка.

Ну это мы еще посмотрим, особенно на то, чья рука и она ли вообще.

Ниррай проводит языком по внутренней стороне бедра и прикусывает паховую вену, отчего я шумно выдыхаю, раздвигая ноги шире. Без разницы на самом деле кто сверху, главное, поскорее уже.