Владимир Лобас - Жёлтые короли. Записки нью-йоркского таксиста

Часть четвертая

Как я стал настоящим кэбби

Глава тринадцатая

Самое яркое впечатление

1

А телефон все звонил и звонил… Едва я только заслышал его, дисциплинированное мое сознание тотчас же отдало телу команду: «Встать!», но тело – не подчинилось. То тяжелое, чем полнились мышцы плеч и спины, было свинцовым изнеможением вчерашнего, двадцатидвухчасового, рабочего дня… Вчера мне казалось, что эти часы пролетели совсем незаметно, а усталости я пока крутил баранку, и в самом деле не ощущал. Сейчас, однако я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой…

Телефон, между тем, умолк… Человек свободный, никем не понукаемый, я мог валяться на диване, сколько мне заблагорассудится. Мог вообще не поехать на работу, устроить себе внеочередное воскресенье. Я так и решил: сегодня – день отдыха. Заслуженного и необходимого. Единственное, что я должен сделать, это переставить чекер на другую сторону улицы. Иначе в восемь часов его ветровое стекло украсит штрафной талон. Допустить этого никак нельзя и, стало быть, нужно подниматься.

Первым делом я выглянул в окно. Чекер не угнали: желтый его капот высовывался из-за здоровенного мусорного бака, возле которого я на рассвете поставил свой кэб, поближе к входу в дом.

На кухонном столе, придавленная сахарницей, – пачечка влажных зеленых бумажек. Деньга на видном месте положены с умыслом: чтоб жена и сын, прежде чем уйти утром из дому, пересчитали бы их и узнали о моем – 177 долларов! – рекорде… Однако же пачечка моя выглядит, вроде бы, похудевшей. Со вздохом извлек я из-под сахарницы деньги, пересчитал их и вздохнул еще раз: 154… Значит, двадцатку взяла жена, а три доллара – сын.

Я знал, что жена бережет мои таксистские деньги, что она до сих пор носит привезенное из Союза пальто. Что мотовство сына пока ограничивается лишним куском пиццы, билетом в кино. Мне не в чем было упрекнуть своих иждивенцев, но денег все-таки было жалко…

Вспомнил я и о повестке в уголовный суд. Нет, я ее не порвал и не выбросил, трезво рассудив, что утро вечера мудренее. И теперь, разыскав изжеванную, сырую бумажку, снял с полки англо-русский словарь и принялся за поиски неразборчиво вписанного термина, определявшего состав моего «преступления»… «S» – с трудом разбирал я каракули полицейского; «О», потом, вроде бы, «L». Вскоре я убедился, что слова, начинающегося на «SOL» с окончанием «ING» в словаре нет, но в конце концов отыскал глагол, основа которого совпадала по орфографии со словом в повестке. Однако же смысловые значения этого глагола никак не вязались со вчерашним происшествием: «выпрашивать подаяние; приставать к мужчинам. „Ее обвиняли в том, что она приставала к мужчинам на улице“; подстрекать население к бунту…»

Да ведь это просто потрясающе! – обрадовался я. – И как здорово, что не выбросил я сгоряча повестку. Нет, я непременно приду в суд в назначенное время! (Мне даже досадно стало, что разбирательство состоится аж через месяц). В отглаженном костюме, в начищенной до блеска обуви, я войду в зал заседаний и, обуздав благородное свое негодование, бесстрастным тоном расскажу все подробно о том, что в действительности произошло, а, закончив, в упор спрошу полисмена: «Так в чем же все-таки вы меня обвиняете? В том, что я „выпрашивал подаяние“? Или в том, что я „подстрекал население к бунту“?» О, это будет та еще сцена! И если кому-то и вправду следует не на шутку опасаться предстоящего суда, так уж, наверное, этому болвану в полицейской форме. Вот кому даст судья прикурить!..

2

Шаркая по полу чужими ватными ногами, я добрался до ванной. Если бы жена не постелила мне вчера на диване, я, может, заставил бы себя встать под душ. Сейчас, однако, в моем распоряжении оставались считанные минуты.

Чужая, вспухшая будто от пьянства, физиономия с красными глазами глянула из зеркала. Нужно было хоть как-то умыться, но донести пригоршню воды до лица я не мог: левая рука дрожала.

Опять грянул телефон:

– Извини, что разбудила, – сказала жена.

– Ты меня не разбудила, я уже встал…

– Ты не забыл, что нужно переставить машину? Я звоню уже второй раз.

– Я был в ванной, – сказал я.

– Ты отдаешь себе отчет в том, когда ты вернулся домой? – жена старалась, чтоб в ее упреке не прозвучала нотка раздражения. – Я же чуть с ума не сошла…

– Так получилось, – сказал я, натягивая непросохшие джинсы.

– Пожалуйста, не вздумай сегодня работать, – попросила жена.

Меньше всего горел я сейчас желанием вкалывать. Однако в том, что жена взяла из привезенных накануне денег двадцать долларов, а теперь уговаривала меня отдохнуть, побыть дома, было какое-то противоречие… Я сунул ключи в карман и захлопнул входную дверь…

3

Из оставшихся 154 долларов около двадцати уйдет на заправку, думал я под жужжание лифта. 62.50 принадлежит хозяйке. Но, если устроить сегодня выходной, этот долг удвоится. За то, что чекер целый день простоит под окном, мне придется уплатить деньгами, которые я привез домой накануне. Если пойти на это, получится, что за двадцать два часа я заработал – девять долларов…

Я был совершенно свободным человеком, хозяином самому себе. Но какой хозяин мог бы заставить меня, не спавшего ни минуты, снова сеть за руль?!.. Впрочем, я и не собирался выкинуть сейчас такой номер. Я решил поступить разумн о: переставлю машину, вернусь, выкупаюсь, подремлю, а гдето после полудня…

Прокуренные легкие с наслаждением втягивали живительный после дождя воздух. Я обошел мусорный бак, и по сердцу словно полоснули ножом: треугольное, меньшее из стекол водительской дверцы было разбито; сама дверца, конечно же, открыта; а распахнутая крышка багажника раскачивалась на ветру, чуть позванивая вырванным «с мясом» и повисшим на изогнутой заклепке замком… Деловому автомобильному вору недосуг было возиться с отмычками под дождем. Он открыл машину по-быстрому – молотком и зубилом – и украл (это вам не шалун-подросток) – новенькое запасное колесо, домкрат, новенькие кабели, фонарик… Багажник был пуст, на дне его стояла вода…

Как ни горька была моя печаль, но главное еще предстояло выяснить: украден ли счетчик?.. Стоивший, по словам хозяйки, четыреста с лишним монет, электронный счетчик я почему-то не оставлял в багажнике, как это делают многие таксисты, а уносил домой, или же, как вчера, – завернул в тряпку и спрятал под сиденье…

«Никогда! Больше никогда не оставлю я кэбе счетчик!» – поклялся я и, царапая ладонь об осколки, ринулся искать его под сиденьем – и тотчас убедился, что вор заглянул и сюда… Исчезли из-под сиденья и монетница с мелочью, и блок сигарет, и даже бумажный пакетик с двумя бутылочками кока-колы; однако же – наперекор худшим моим предчувствиям, – завернутый в тряпку счетчик обнаружился в том самом месте, где я его и оставил. Провидение все-таки сжалилось надо мной в это утро; но как ни крути, как ни верти, а вчерашних денег не хватало на то, чтобы и стекло вставить, и оснастить багажник новым замком, и новой «запаской», и новым домкратом…

Поскольку рассчитывать на сочувствие хозяйки не приходилось, я тут же решил, что не стану докладывать ей о случившемся, а сэкономлю, сколько уж удастся, и куплю вместо новой «запаски» – подержанную, и подержанный домкрат. В багажник хозяйка не заглядывает…

Всецело, казалось бы, поглощенный этими размышлениями, не забыл я, однако, о том, что за спиной у меня – двадцатидвухчасовая смена да бессонное утро. Начинать рабочий день, не отдохнув, было нельзя. И, подвязывая крышку багажника обрывком шпагата, положил я себе не отступать от намеченного плана: переставить кэб, возвратиться домой, позавтракать, подремать.

Именно с таким намерением я и объехал вокруг своего квартала, вокруг соседнего, а поставить машину было негде. Еще один квартал, еще… Даже если я и найду теперь место для чекера, у меня все равно нет сил тащиться пешком домой почти целую милю. Я закурил, выдохнул вместе с дымом ядреное словцо – и двинул на ведущее в Манхеттен шоссе!

4

Вы прилетели в Нью-Йорк и наутро по приезде, выйдя из отеля, направились к выстроившимся у подъезда такси. Обнаружив, что дверца головной машины почему-то заперта и уже согнув указательный палец, чтобы постучать водителю, вы заметили, что кэб – пуст… И в следующей машине тоже никого за рулем не было… Решив избежать скандала, вы направились к третьей машине. В ней сидели какие-то люди. Вы пригляделись: четверо шоферюг с опухшими от пива, небритыми мордами резались в карты…

– Швейцар! – окликнули вы прятавшегося за колонной прохвоста в цилиндре. – Что тут у вас творится? Могу я сесть в такси?

– О, простите, сэр! – с фальшивым раскаянием в голосе отвечал прохвост и сунул в рот свисток.

Проезжавший мимо кэб тотчас же притормозил, но едва вы в сопровождении швейцара направились к нему, как остановившийся было кэбби сделал выразительный жест, словно намеревался левой рукой отрубить свою же правую по самый локоть и – умчался.