Ясуси Иноуэ - Сны о России

Ехали на лошадях в сопровождении якутов-проводников. День за днем пятеро всадников преодолевали дикую, бескрайнюю равнину почти без всяких признаков человеческого жилья. Лишь кое-где были разбросаны якутские поселения, да и то большей частью в нескольких днях пути в сторону от дороги.

Ночевали под открытым небом. Днем и ночью одолевали тучи комаров. Комары до того облепляли лошадей, что порой нельзя было разобрать, какой они масти. Лошади ступали, тяжело дыша, роняя на дорогу капли крови — искусанные комарами ноздри и губы кровоточили. На путешественниках поверх шерстяных шапок были надеты ситцевые мешки. Из рук в кожаных рукавицах они не выпускали метелки из конского волоса, которыми сбивали комаров с себя и с лошадиных крупов. Остановившись на ночлег, натягивали по кругу льняную ткань, а внутри разводили костер из сухого конского навоза, чтобы хоть как-то спастись от полчищ комаров.

Однажды Кодаю уже проделал весь этот путь — только в обратном направлении. В ту пору была поздняя осень — он и его спутники не могли уснуть из-за сильных холодов, но зато они не страдали от комаров. Трудно сказать, какое из этих двух зол было хуже. С тем большим восхищением они думали о том, что Лаксман не раз и не два путешествовал по этому сибирскому аду, собирая образцы растений. Он и теперь то и дело слезал с лошади, чтобы сорвать травинку или подобрать заинтересовавший его осколок породы.

Третьего августа они прибыли в Охотск, а спустя пять дней встретили там Коити и Исокити. Адам Лаксман находился в Охотске уже с марта месяца. Ему была поручена важная миссия сопровождать Кодаю и его спутников в Японию.

Дней через десять после прибытия японцев в Охотск Адам Лаксман повел их в гавань, где стоял корабль «Екатерина», который должен был отплыть в Японию. По словам Адама Лаксмана, вначале для этой цели был подготовлен совершенно новый корабль «Слава России», но он почему-то не понравился капитану, и тогда выбор пал на «Екатерину» — крупное судно длиной двенадцать саженей и шириной две с лишним сажени, сошедшее со стапелей тремя годами раньше.

Двадцать первого августа Кирилл Лаксман выехал в Иркутск. В Охотске он пробыл всего полмесяца, но успел собрать множество образцов минералов и трав. Лаксман приехал на далекую восточную окраину России, чтобы напутствовать своего сына Адама и проводить Кодаю. Но была у него и еще одна цель — пополнение коллекции растений, руд и минералов. Теперь обе цели были достигнуты, и Лаксман со спокойной душой отправился в обратный путь. Адам и Кодаю провожали его на отдельном небольшом речном судне. Пройдя бок о бок около двух верст, оба судна пристали к берегу. Лаксман, Кодаю и Адам сошли на сушу. Кодаю склонился перед благодетелем, которого ему не иначе как сам бог послал. Истинная благодарность не нуждается в словах, поэтому Кодаю лишь крепко обнял колени Лаксмана и прижался к ним щекою.

— Необыкновенная нас свела судьба. Ну, в добрый путь, — растроганно произнес Лаксман.

Кодаю поднялся. Лаксман был прав, действительно их свела необыкновенная судьба. Адам тоже обнял отца и прослезился. Далее посторонние не могли спокойно смотреть на это прощание. Но Лаксман лишь строго сказал:

— Желаю с честью выполнить возложенную на тебя высокую миссию.

Кодаю долго стоял на берегу и глядел вслед судну, уносившему Лаксмана, потом, поторапливаемый Адамом, поднялся по трапу. По его щекам текли слезы…

Отплытие «Екатерины» наметили на тринадцатое сентября. Последние двадцать дней японцы провели как в тумане. Все было подготовлено, все работы завершены — оставалось только ждать. Кодаю ежедневно бродил по морскому берегу, собирал казавшиеся ему необычными растения. Исокити обрабатывал их. Этому он научился в доме Лаксмана.

Накануне отплытия на расположенной близ гавани площади собрались все сорок два участника экспедиции. Комендант Охотска, Кодаю, Коити, Исокити, Адам Лаксман и капитан «Екатерины» Ловцов сели за парадный стол, остальные разместились вокруг них. Один за другим комендант, Ловцов и Адам Лаксман произносили торжественные тосты и напутствия. Поднялся и Кодаю. Он коротко поблагодарил за проявленное к нему и его спутникам участие. С моря непрерывно дул свежий ветер, предвещавший приближение зимы.

Тринадцатого сентября, в день отплытия, стояла ясная погода. На берегу собралось много провожающих и просто любопытных. Весь экипаж выстроился на палубе. После троекратного орудийного салюта «Екатерина» отдала швартовы. При выходе из устья реки подняли паруса, и экипаж встал на молитву, прося благословения у всевышнего. По окончании молитвы с берега и с корабля раздались ружейные выстрелы. Вначале они как бы вторили друг другу, потом началась полная неразбериха — палили без разбору все, у кого были ружья.

Кодаю, Коити и Исокити, прислонившись к борту корабля, неотрывно глядели на удалявшийся от них город. Они прощались с материком, на котором провели пять долгих лет, с тех пор как в 1787 году ступили на землю Камчатки. С момента, когда в декабре 1782 года корабль «Синсё-мару» отплыл из Сироко, миновало девять лет и восемь месяцев…

VIII глава

«Екатерина» с японцами на борту обогнула Курилы, прошла через пролив между островами Итуруп и Кунашир и двадцать шестого сентября бросила якорь в семи верстах от северного побережья Хоккайдо. Плавание, надо сказать, прошло вполне успешно, особенно если учесть, что на море появилось множество льдин.

Адам Лаксман с тринадцатью вооруженными моряками отправился на берег в поисках гавани, где можно было бы остановиться на зимовку. Он также намеревался выяснить, есть ли в этом районе японцы. Вдалеке Адам Лаксман заметил довольно большую группу аборигенов, которые при виде незнакомцев бросились врассыпную. Пришлось потратить не менее полусуток, чтобы убедить их в добрых намерениях русских моряков. В конце концов они приняли от Лаксмана табак и помогли пополнить запас пресной воды на корабле.

Восьмого октября Адам Лаксман вместе с толмачом Туголуковым и рулевым Олесовым вновь высадились на берег — на этот раз в районе поселка Ниеибэцу — и были доброжелательно встречены местными жителями, среди которых они заметили шестерых японцев. Один японец был направлен из княжества Мацумаэ для закупки кеты, которая поставлялась центральному правительству, другой вел торговлю с аборигенами, получив разрешение княжества пользоваться несколькими причалами на Кунашире и Шикотане. Остальные четверо находились у них в услужении.

Сразу по возвращении русских на корабль трое японцев, сопровождаемые аборигенами, подплыли на лодке к «Екатерине» и вручили подарки: фунт риса и табак. В ответ им была подарена сахарная голова.

На вопрос о том, где здесь приличная бухта, японцы в один голос сказали, что южнее находится гавань Аккэси, только до нее трудно добраться, поскольку необходимо обогнуть мыс Носаппу, а в настоящее время это практически невозможно, кроме того, два-три года назад местное население в Аккэси взбунтовалось. Японцы посоветовали плыть к ближайшей гавани Нэмуро и предложили в качестве лоцманов двух аборигенов.

На следующий день местный буксир благополучно провел «Екатерину» в залив Нэмуро, где она и бросила якорь. Название «залив» не вполне соответствовало небольшому изгибу берега, отгороженному от открытого моря островком Бэнтэндзима, который выполнял роль естественного волнореза. «Екатерина» бросила якорь как раз у этого островка. Отсюда берег выглядел диким. Там и сям виднелись невысокие сопки, поросшие травой и кустарником. Гавань Нэмуро была окаймлена узкой полоской пологого берега с причалом, который лишь с большой натяжкой можно было назвать пристанью. Вокруг причала виднелись несколько складов и дом, где жили японцы, а поодаль на морском берегу стояли два-три десятка домов, принадлежавших местным жителям.

Вечером Адам Лаксман нанес визит старшему японскому чиновнику. Его ввели в японский дом. Убедившись, что Лаксман не может сидеть по-японски, ему принесли скамью, на которую постелили циновку, и пригласили к ужину. Но Лаксман вежливо отказался.

Он заявил, что экипаж корабля вынужден остановиться здесь на зимовку, попросил разрешения построить на берегу казарму, а также поинтересовался: не следует ли ожидать во время зимы нападения со стороны местных жителей? Японский чиновник заверил Лаксмана в неосновательности его опасений, сказал, что местное население — айну — отличается кротостью и дружелюбием. Если же у русских остается хоть малейшее сомнение, заявил чиновник, он готов провести зиму вместе с ними, хотя дела призывают его вернуться в город Мацумаэ.

Чиновник оказался человеком ненавязчивым и спросил лишь о том, сколько русских прибыло на корабле. Узнав, что чиновник собирается направить гонца в Мацумаэ, так как по долгу службы обязан информировать князя о прибытии иностранцев, Лаксман попросил разрешения отослать с гонцом письмо князю Мацумаэ и вернулся на корабль. До Мацумаэ, по словам чиновника, было свыше трехсот ри, и самому быстрому гонцу требовалось не менее тридцати дней, чтобы туда добраться.