Фигль-Мигль - Ты так любишь эти фильмы

— Да нет, — бурчит пень, — это не та. Потому что если та, то где вторая?

— А вот и поищем.

Развязный и пень синхронно улыбаются обыкновенным своим странным манером: глазки в одну сторону, зубки в другую.

— Я сейчас позвоню в прокуратуру, — говорит наш супруг холодно. — Или нет, лучше Кузнецову из районной администрации. А! Позвоню-ка я полковнику Щеглину. Только лёг, небось. Будет рад проснуться.

Полковник Щеглин — папа ненормальной девчонки, хозяйки Пекинпы, хозяин Пекинпы и этим двоим тоже хозяин. И суровый, погляжу, хозяин. Оба так и цепенеют.

— А откуда вы его знаете?

— А оттуда, что он живёт в соседнем подъезде. И его собака гуляет с нашей собакой.

Собачий аргумент милицию предсказуемо уничтожает.

— Вот вы как, — с укором говорит развязный. — Для вас же, граждане. Всё для вас. А если молотком — куда тогда побежите?

— Куда-нибудь, — говорит наш супруг. — Всего хорошего.

— Как же это мы уйдём? — недоверчиво озирается пень.

— В связи с отсутствием лица, которому можно предъявить обвинения, — любезно отвечают ему.

Пень концентрируется и смотрит очень внимательно. Почему-то милиция совсем не любит, когда с нею разговаривают её же официальным языком. Наверное, это сакральный язык. Если на него посягают посторонние, магическая сила пропадает.

И вот, надёжно заперев двери, мы прошествовали на кухню, и Принцесса поставила чайник.

— Пять часов утра! — говорит она потрясённо, глядя на кухонные часы. — Постмодернизм самого дурного пошиба.

— А ты поняла, зачем они приходили?

— Проституток каких-то искали.

— И тебя это не удивляет?

— Ты на что намекаешь?

Трудно понять, задавался наш супруг целью нас обидеть или честно искал ответ на вопрос, что привело в нашу квартиру ментов. Теперь уже бессмысленно это понимать.

— Я не намекаю, милая. Я хочу знать, почему они ломились именно к нам.

— Костя, ты что? Им же всё равно, к кому ломиться. Сюда, к соседям… Показалось с пьяных глаз, он и ломится. Или мы шпионы, специально к нам этих крохоборов засылать?

Наш супруг повёл под халатом плечами и признал, что мы нет, не шпионы. Что не делает нашу жизнь легче.

— Проститутки, возможно, действительно вбежали в подъезд, — рассуждает Принцесса. — Ограбили силы правопорядка, или отрабатывать отказались, или вообще не были проститутками, а просто спасались, как могли. В любом случае, вряд ли их ищут, чтобы снять какие-то особо важные показания. Кстати! Если бы искали из-за показаний, менты бы твоих угроз не испугались. Чего им пугаться при исполнении?

— Бандитской пули.

— Ты их Щеглиным пугал, а не бандитской пулей.

— Это детали.

Я маюсь от стола к миске. Намекаю, как могу, что, если семья — пусть и в неурочное время — пьёт чай, ещё один член должен получить собачий аналог. Бутербродик, скажем. Полкотлетки, если есть. Это у вас крекеры? Крекер тоже можно.

Принцесса обратила наконец внимание.

— Иди к папе, — говорит она ласково.

Я чуть не рухнул. В последний раз такие нежности наблюдались в прошлый Новый год, после четвёртой бутылки шампанского.

К папе так к папе. Наш супруг не был обрадован таким поворотом. Хмуро глянул, как я пристраиваюсь подле его тапочек, и уткнулся в чашку. Не то что он меня не выносит или исподтишка делает пакости, как мамин гад, но моё место в его вселенной, похоже, просто отсутствует. Крекер, однако, дал.

— А может, они наудачу ходят, — продолжает Принцесса. — У нас на кафедре был один аспирант, он всегда носил с собой презервативы. И не потому, что был какой-то ходок, напротив. По-моему, ему этими презервативами вообще ни разу не довелось воспользоваться. Он их брал ради предвкушения. Знаешь, такое сладостное чувство — даже не чувство, а вера, как вот белой ночью — будто за ближайшим углом тебя ждёт счастье. Что угодно может произойти, только поверни.

— Да, милая, — говорит наш супруг. — Хорошие ты приводишь примеры. И что с ним дальше было? Под машину попал?

— Нет, уехал в Америку. — Она смеётся. — Ты знаешь, что в любом фольклоре «уйти на запад» означает «умереть»?

— Вслед за солнцем?

— Ну да, наверное. Всё ещё сердишься?

— Да… думаю, что да. Это слово уместно.

Я зеваю и думаю, что сердиться на родную милицию — бесполезная трата сил. Как говорится, хоть кол чеши. Дождь не переплюёшь.

Когда, сломав распорядок, перебивают хребет дню, в уме и во времени всё смешивается. Едва-едва прилегли соснуть, и вот уже — погляди — сидим на толстом ковре, который появился в Лёхиной библиотеке, и мирно разбираем книги. Это тот же самый день или следующий, как рассудить? Я рассудил, что если есть ковёр, то можно и прилечь. За окошком стучит, воет, смеркается, а я только покрепче в клубок сворачиваюсь. Лёха на меня поглядел и тоже прилёг. Голову рукою подпёр.

— Третье издание, — говорит он, разглядывая титульный лист словаря. — Почему не первое?

Принцесса смотрит очень неодобрительно.

— Вот так вот, — говорит она. — Вы не предупреждали про первоиздания. Вы вообще говорили, что собираетесь эти книги читать.

— А первоиздание что, нельзя прочесть?

— Да кто же читает первоиздания? Их не для того покупают. — Она пожимает плечами. — А это, третье, наилучшее. Под редакцией Бодуэна де Курте нэ. — Ещё одна гримаса. — Даже если вам это ни о чём не говорит.

— О! — отзывается Алексей Степанович. — Понял. А что сделать, чтобы говорило?

— В собственный Брокгауз заглянуть.

Лёха устраивается поудобнее и сообщает:

— Никогда не встречал таких, как ты.

— Наверное, стоило проводить больше времени в обществе порядочных людей. Это даёт прекрасные результаты.

Тут, к счастью, подаёт голос Лёхин мобильник. «Да, — говорит Лёха, — здорово. А то! Когда? Конечно, буду». Он прощается, отбрасывает телефон и смотрит на Принцессу с новой странной улыбкой. Недобрая такая улыбка.

— Генеральские звёзды зовёт обмывать. Это для тебя порядочное общество? Сколько крови за них пролито…

— Плохо не то, что крови, — бормочет Принцесса, — а что чужой.

— Да уж не своей. Это солдат свою кровь проливает, а для остальных она казённая.

— И вы поедете? Обмывать?

— Чего ж не поехать. Генералами не брезгают. — Он смеётся, глядя Принцессе в лицо, и обидно ленивым лёгким движением щёлкает её по носу. «РррррррП!» — Тише ты, пацан, я ж любя. — И Принцессе: — Мне не противно пить с генералами и не противно говорить с тобой. Или думаешь, от тебя меньше зла?

— Я казны не грабила.

— А я грабил?

— Вы считаете, что если вы не впрямую грабили казну, а ограбили тех, кто её грабил, деньги в процессе успели отмыться?

— А ты считаешь, они отмоются на том этапе, когда я их пожертвую какому-нибудь филологу?

Принцесса не может не засмеяться.

— А генерал этот грабил? — спрашивает она сквозь смех.

— А ты как думаешь? Или наши генералы что другое умеют? Я не знаю, он автомат-то собрать-разобрать не разучился? А на словах такой, бля, из себя Каин. Извини.

— Зря вы, Алексей Степанович, на Каина бочку катите, — назидательно говорит Принцесса. — Вы хоть раз задумывались, что там произошло на самом деле?

— Каин братана завалил, потом зассал. В первый раз кто не зассыт.

— А почему завалил?

— Потому что бескровная жертва Авеля Богу угодила больше, — выдаёт, подумав, Лёха. — Потому что позавидовал. Хорош меня экзаменовать, нашла студента.

— Верно, только всё наоборот. Это Каин принёс бескровную жертву.

— То есть?

— То и есть. Ну-ка, где у нас лопухинская Библия? — Принцесса встаёт, упирает руки в боки и самодовольно оглядывает книжные полки. Заполняются полочки! Не самосвалом, конечно, возим фаворитных писателей, но усердно. Вот и чёрные пухлые тома лопухинской Библии приютились в отведённом им углу.

— …и был Авель пастырь овец, а Каин был земледелец… — Она поднимает глаза. — Кстати, Каин — первородный. В смысле, старший брат.

— Что такое первородный, я знаю. Тем более пацан не понял. Что он с ним сделал, зарезал?

— Ну не шмальнул же.

— И без шмальнуть есть варианты. Можно дубинкой по черепу. Или, к примеру, задушить.

— Вы дальше слушайте. «Спустя несколько времени, Каин принёс от плодов земли дар Господу…»

— Репу какую-нибудь.

— …И Авель также принёс от первородных стада своего и от тука их…

— Ягняток зарезал.

— …И призрел Господь на Авеля и на дар его; а на Каина и на дар его не призрел…

— Значит, Каин как-то не так подарил.

Принцесса вздыхает.

— Вы, Алексей Степанович, рассуждаете, в точности как Иоанн Златоуст. Вот: «Так как Авель принёс с надлежащим расположением и от искреннего сердца, то призреЪот, то есть принял, одобрил, похвалил… Безрассудство же Каина отвергнул». Ага… Апостол Павел… «Жертва же Каина носила в себе дух гордости, тщеславия, высокомерия и внешней обрядности». — Принцесса негодующе смеётся. — Где это написано, хотелось бы мне знать? Написано: «призрел — не призрел», точка. Дух гордости! Высокомерие! Чем Ему репа так уж не покатила? Тем, что репа, а не свежая кровь? — Она переводит дыхание. — «И сказал Господь Каину: почему ты огорчился? и отчего поникло лице твое?» А то Ты не знаешь, отчего! Плюнул на подарок, а потом ещё и спрашивает! — Лопухинская Библия мужественно выдерживает удар кулака. — Ну, остальное вам известно. Повёл в поле и убил.