Маурин Ли - На краю Принцесс-парка

– Сейчас я покажу тебе, как выглядят соленья.

С этими словами Чарльз исчез, чтобы несколько минут спустя вернуться с тремя большими запыленными кувшинами, которые он с глухим стуком поставил на стол.

– Здесь маринованный лук, капуста и сливы, – провозгласил Чарльз, явно наслаждаясь изумленным выражением лица Руби.

– Сливы не маринуют, их консервируют, – только и смогла сказать она. – И откуда это все?

– Из подвала. Наверное, это делала мать Макса.

– О Боже, а я никогда не обращала на них внимания! Как вы думаете, они не испортились? Ведь прошло столько времени… Я не хочу отравить гостей.

– Но ведь можно попробовать их заранее?

– Чарльз, думаю, это должен сделать ты. Если ты не умрешь, мы подадим все это гостям. Жаль, что яблоки еще не созрели, – я могла бы что-нибудь из них приготовить. А из ревеня получится отличное вино, правда, в монастыре меня абсолютно не учили виноделию…

К счастью, почти все гости сочли уместным заранее передать продукты для свадебного стола. Жених с невестой начали приносить домой банки с мясными консервами, компотами и другой снедью. Мать Чарльза написала, что привезет из Данстейбла торт, правда добавила, что в нем будут отсутствовать многие необходимые ингредиенты.

Как-то вечером Конни пришла с корзинкой, в которой сидел живой кролик.

– Мне дал его один парень с работы. Сказал, что больше нечем его кормить. Мне кажется, что вкус кроличьего мяса должен напоминать курятину.

Руби взвизгнула:

– Ты предлагаешь его убить?! Как я могу лишить жизни этого бедняжку? Он такой красивый!

У кролика была блестящая черная шерстка, а две лапы были белыми. Сейчас он невозмутимо грыз морковку, даже не подозревая, что готовит ему судьба.

– По сравнению с этим колбасным фаршем в банках кроличье мясо было бы настоящим деликатесом. Может, Чарльз согласится его убить? – задумчиво проговорила Конни.

– Чарльзу придется также его освежевать и приготовить. Я не смогу этого сделать – это все равно, что стушить Тигра.

Когда Чарльз вернулся домой, дети уже играли с кроликом. У него даже появилось имя – Флоппи. Тигр отнесся к новому обитателю дома с подозрением – видимо, никак не мог определить, друг это или враг.

Чарльз заявил, что не желает убивать живое существо, а Бет залилась слезами при одном лишь упоминании об этом.

– Я ни за что не стану его есть! – воскликнула она. – Кроме того, вы уже не сможете забрать кролика у детей: они успели его полюбить.

– Все вы просто слабаки! – презрительно заявила Конни.

– Тогда почему бы тебе не убить его самой? – спросил Чарльз.

Невеста содрогнулась:

– Нет, не могу. Он слишком хорошенький.

В гардеробе миссис Харт нашлось несколько миленьких шляпок. Руби выбрала синюю соломенную шляпку, которая отлично сочеталась с ее новым бело-синим цветастым платьем с глубоким вырезом на груди и буфами на рукавах.

– Пока эта проклятая война не закончится, вы не сможете отыскать в магазине другого такого платья, – с грустью заметила продавщица. – Теперь их делают из минимального количества ткани, так что о буфах можно забыть.

Бет решила, что наденет темно-красный жакет с плиссированной юбкой, – которые, кстати, исчезли из продажи вместе с платьями с буфами. К своему наряду она подобрала шляпку из бежевого органди с шелковыми розочками по краям.

– Правда, мы красавицы? – пропела Руби утром перед свадьбой, когда они уже оделись и стояли перед зеркалом. – В этой шляпке я выгляжу очень элегантно, а ты в своей напоминаешь красотку с американского Юга – даже Вивьен Ли не может с тобой соперничать. – Она повернулась к невесте. – Но мы и в подметки не годимся тебе, Конни. Ты просто отрада для глаз. Если бы миссис Харт увидела тебя в своих занавесках, она бы упала в обморок от счастья.

Обрамленное кружевной фатой, лицо Конни с безупречно наложенным макияжем светилось от счастья, а ее глаза за элегантными очками излучали любовь к Чарльзу, женой которого она должна была стать в этот день. Невеста вновь принялась рассматривать себя в большом зеркале. Бет сшила платье с высоким воротом, узкими рукавами и сборчатой юбкой, использовав для ее изготовления зубчатую кромку занавесок.

– Это самое лучшее свадебное платье в мире, – с хрипотцой в голосе произнесла Конни. – Я не купила бы ничего подобного в самом роскошном магазине Лондона. – Она обняла Бет за шею. – Большое спасибо! Ты превратила мою свадьбу в настоящее торжество, и я буду благодарна тебе до конца своих дней. Руби, а тебе спасибо за то, что ты сотворила настоящие чудеса с едой. Я уверена, даже королева Елизавета не сидела за таким восхитительным столом в тот день, когда выходила замуж за своего короля.

Руби подняла с пола шляпку, слетевшую с ее головы от слишком эмоционального выражения чувств Конни.

– Я уверена, на столе королевы тоже не было кролика. Хорошо, что мы не убили Флоппи – это испортило бы такой замечательный день. Смотри, на небе нет ни единого облачка!

Грета и Хизер были подружками невесты. Их атласные платья персикового цвета были сшиты из настоящего платья подружки невесты, которое когда-то принадлежало Агнес-Фэй Квинлан. Джейк также был восхитителен во взятом напрокат костюмчике из синего бархата – правда, чуточку великоватом для него.

Когда свадебная процессия двинулась в сторону церкви, люди стали подходить к воротам, чтобы с улыбкой помахать рукой, пожелать счастья молодым или просто поаплодировать. Некоторые даже плакали, вероятно, вспомнив аналогичные события из своей жизни и на миг забыв об ужасной войне, в которой участвует их страна.

Процессия прошла мимо двух домов, разрушенных совсем недавно. Конни вытянула из своего букета розу и бросила ее на груды битого кирпича. Другую розу она отдала старой женщине, стоявшей рядом с руинами и улыбавшейся ей сквозь слезы.

– Благослови тебя Бог, милая, – проговорила старушка.

Третья роза досталась юному солдату, четвертая – женщине с двумя грудными детьми в коляске. К тому времени, как они подошли к церкви, от букета Конни остался только один цветок.

Руби решила, что никогда еще в доме миссис Харт не было так весело. Гости хохотали над каждым пустяком, а иногда даже совсем без повода. Казалось, в этот чудесный июльский день все забыли о своих проблемах и решили получить максимум удовольствия. Люди танцевали и смеялись, смеялись и танцевали… Когда свидетель со стороны жениха, приятель Чарльза, произносил тост, в котором не было абсолютно ничего смешного, все буквально надрывали животы от хохота.

– Леди и джентльмены! – начал он, и комната сразу наполнилась хихиканьем.

Дети уже не сдерживали своего возбуждения, и их пронзительные голоса перекрикивали музыку. Малыши носились из комнаты в комнату подобно сгусткам энергии, и все встречные считали своим долгом сказать им что-нибудь ободряющее. Руби даже начала опасаться, что такое отношение может навсегда испортить детей.

Консервированное мясо, хлеб и соленья исчезли очень быстро, а слишком сухой торт пошел «на ура» – к радости седовласой матери Чарльза, одетой в элегантное платье из голубой парчи: женщина все опасалась, что гостям может не понравиться ее творение.

– Сливы просто объеденье, – сказала миссис Виннер Руби. – Вы сами их консервировали?

– Нет, это было нечто вроде подарка – как и почти все, что вы видели на этом столе.

– Миссис О'Хэган, вы чудесная хозяйка. Жаль, что здесь нет брата и сестры Чарльза – Грэм сейчас в Египте, а у Сюзи в любой момент могут начаться роды. Это самая лучшая свадьба, на которой мне доводилось бывать. Я обязательно расскажу всем, какой восхитительный прием был устроен на свадьбе Чарльза. Я вам очень благодарна, и не только за организацию праздничного приема. Чарльз говорит, что весь этот дом держится только на вас, что вы неизменно веселы и что вы просто замечательно о них всех заботитесь. – Расчувствовавшись, женщина обняла Руби. – Вы еще очень молоды, но уже так много умеете делать!

– О, спасибо, – ответила Руби, которая никогда еще не смотрела на свою роль под таким углом. Осознавать, что тебя так высоко ценят, оказалось весьма приятно.

– Наверное, ваш муж в армии?

– Был. Он погиб во время эвакуации из Дюнкерка.

Лицо миссис Виннер стало бледным:

– Бедная моя девочка! Мне так жаль… Чарльз никогда не упоминал об этом.

И тут произошло – причем далеко не впервые – нечто странное: при упоминании о Джейкобе глаза Руби наполнились слезами.

– Я уже почти привыкла жить одна, – хрипловатым голосом произнесла она.

Некоторое время спустя кто-то поставил на граммофон старую пластинку Руди Вэлли, и, когда зазвучала песня «Ночь и день», Руби вновь вспомнила о Джейкобе. В тот вечер он впервые пришел в Брэмблиз, и она танцевала с ним. В то время Джейкоб был таким невинным, таким милым… А потом он ударил Билла Пикеринга, чтобы защитить ее, – ведь он так ее любил! Руби подумала, что для нее на берегу моря под Дюнкерком погиб именно этот Джейкоб, а не тот забитый, жалкий парень, с которым она прожила два года. Тот, настоящий Джейкоб, еще не искалеченный страхом и необходимостью жить в чуждом ему окружении, стоил того, чтобы его оплакивать.