Филип Дик - Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов

Ознакомительный фрагмент

Они вчетвером пошли через весь дом в гостиную. Дом был прекрасен, и внимание Эла привлекало в нем то одно, то другое. Он отставал и вошел в гостиную последним; ему пришлось вглядываться мимо остальных, чтобы что–то увидеть.

Там, развалившись на кушетке, в костюме и галстуке, с чашкой и блюдцем на колене, улыбаясь и глядя прямо перед собой, сидел Джим Фергессон. Казалось, он не замечал их присутствия, продолжая неподвижно глядеть в пространство. Его костюм, заметил Эл, был в грязи. А лицо у него горело, и его исчерчивали струйки пота.

Увидев его, Харман сразу же радушно загудел:

— Джим! Провалиться мне на этом месте!

Он дал знак, и миссис Харман тотчас удалилась. Росс отошел в сторону, чтобы не привлекать внимания.

Старик повернул голову и увидел Хармана. Дрожащими руками, медленно и осторожно, он поставил на кушетку свою кофейную чашку и блюдце; те звякнули друг о друга. Он встал на ноги и сделал пару шагов в сторону Хармана. Протягивая руку, хрипло проговорил:

— Приветствую вас, Харман!

— Ну и дела! — сказал Эл. — Ты здесь? — Он был безмерно удивлен.

Старик разглядел Эла. Он указал на него пальцем и начал смеяться.

При этом лицо его, красное и одутловатое, прояснилось; он пытался что–то сказать, но, по–видимому, не мог. Он продолжал указывать на Эла покачивающимся пальцем, словно у него было что–то, что он хотел сейчас же выложить, но чем больше старался облечь это в слова, тем дальше ускользала от него способность говорить.

— Чтоб мне провалиться, — удалось наконец произнести старику. Брызгая слюной и утирая рот, он опять разразился смехом, по большей части состоявшим из лицевых конвульсий и почти не сопровождавшимся звуком. — Слушай, — сказал он, придвигаясь к Элу, — это ты написал то письмо?

— Какое еще письмо? — спросил Эл.

— То… — Он приостановился, тяжело дыша. — То письмо, анонимное.

— Черт, нет, — сказал Эл. — Ничего ни о каких письмах не знаю.

Харман приятным, непринужденным тоном спросил:

— Так вы получили анонимное письмо, Джим? Касательно меня?

— Да, — сказал Фергессон.

Росс пробормотал что–то неразборчивое и принялся в задумчивости расхаживать туда–сюда, сжимая и разжимая кулаки.

— Что ж, — сказал Харман, продолжая улыбаться. — Но, слушайте, почему его должен был написать Эл?

— Это не он, — сказал старик. — Я знал, что это вовсе не он. Уже и пошутить нельзя.

Он легонько пихнул Эла локтем в бок; его горячее, влажное дыхание обдало Элу лицо, ошеломляя его. Оно было омерзительно липким, и Эл инстинктивно попятился.

Указывая на кушетку, Харман сказал старику:

— Присаживайтесь, прошу вас.

Усевшись обратно, Фергессон сказал:

— Никак не приду в себя: старина Эл Миллер тоже здесь!

Он тряс головой, и на лице у него по–прежнему оставалась застывшая ухмылка, с которой он никак не мог совладать.

— Эл теперь работает на организацию, Джим, — сказал Харман, тоже усаживаясь.

— Не может быть! — сказал старик.

Глаза у него расширились и выкатились; он, казалось, был поражен удивлением и охвачен восторгом.

— Так уж скачет мяч, — сказал Эл. — Я имею в виду, ничего не изменилось. Это как игра.

— Ну и ну, — сказал старик. Он снова тяжело поднялся на ноги и подошел к Элу; снова легонько ткнул его в бок локтем и громко сказал: — Мы все в одной команде. — После чего поочередно на всех посмотрел.

— Да, — сказал, улыбаясь, Харман. — Полагаю, что так оно и есть. — С лица у него не сходило радушное и терпеливое выражение.

— Слушайте, — сказал старик Харману, подходя к нему и беря за рукав. — Знаете, Харман, мы с Элом какое–то время не разговаривали; вам об этом известно?

— Нет, я этого не знал, — сказал Харман.

— Я на него был очень зол, — сказал старик. — Но больше не злюсь. Он меня сильно подвел, но мне все равно. Он у меня арендовал стоянку, и мне тяжело было закрывать на это глаза, но я таки справился. Он сговаривался с моей женой, они друг друга стоят, два сапога — пара.

Он продолжал говорить, однако Эл уже не улавливал смысл: слова смешивались в полном беспорядке. Да и все равно старик обращался не к нему. Он излагал свои дела Харману — стоял рядом с ним и монотонно лопотал, брызжа слюной.

— Кто этот старичок? — спросил Боб Росс, подойдя к Элу.

— Хозяин одной автомастерской, — ответил Эл.

— А, — сказал Росс, на лице отразилось понимание. — Помню. Крис о нем как–то говорил. Он удалился от дел, верно?

— Нет, он только начинает, — сказал Эл.

— Кажется, припоминаю, — сказал Росс. Он несколько раз глубоко затянулся своей трубкой. — Что ж, полагаю, в Петалуму мы сегодня не выберемся.

Глава 13

Сидя посреди кушетки в гостиной Криса Хармана, старик говорил и говорил. Эл никогда прежде не слышал, чтобы тот так тараторил; лицо у него блестело, и взгляд сначала был устремлен на Хармана, затем на Боба Росса, затем снова на Хармана, затем на миссис Харман, затем, на мгновение, на самого Эла Миллера. Он подмигнул Элу.

— Вы уж мне поверьте, — сказал старик. Он рассуждал о сухой и влажной жаре. — Говорят, что в Сакраменто жить невозможно, но там жара долинная: это нормально. При такой сухости можно выдержать и сто двадцать градусов[24]. А где невыносимо, так это в Техасе, у Мексиканского залива; этот ветер с залива… — Он взмахнул рукой. — Там просто ужасно.

Вот так же он цепляется и к своим клиентам, заставляет их выслушивать эти скучные излияния, подумал Эл. Он тяжело вздохнул.

— Что ты хочешь сказать? — спросил старик, тотчас прервавшись. — Я тебя имею в виду, Эл Миллер. — Он выжидательно смотрел на Эла.

— В Амарилло не так уж плохо, — сказал Эл.

В ответ старик разразился взволнованной речью, в которой одно слово громоздилось на другое:

— Это на севере Техаса, там нет ветра, ветра с залива. Это именно то, что я имею в виду; там сухо.

— Когда ты вообще там был? — спросил Эл.

— Я там родился, неподалеку — в Канзасе. Тот же самый ветер дует и в Канзасе; там так жарко, что машина перегревается, с какой бы скоростью ты ни ехал. Ты же знаешь, я вырос в Канзасе.

— Да, но ты давно там не бывал, — сказал Эл.

— Там ничего не изменилось, — сказал Боб Росс. — Мы недавно бывали в тех краях, делали кое–какие записи. В Оклахоме.

— Слушай, Эл, — сказал старик. — А помнишь тот старый «Паккард», в котором ты ездил, когда мы только познакомились? Какого он был года, тридцать седьмого?

— Да, — сказал Эл. — «Паккард–двенадцать».

— Вот как я познакомился с Элом, — сказал старик. — Эл хотел, чтобы я чинил его «Паккард» и всегда поддерживал его на ходу. Ему очень нравилась та машина. Верно, Эл? Помнишь, как те пареньки подбили тебя на гонку за лидером? И ты поехал по дороге Блэк–Пойнт, было часа два утра. И состязался с ними на этом старом «Паккарде», и разогнал его — до скольки, бишь? — до девяноста миль в час, и у него полетела тяга. И тебе пришлось буксировать его до самого Вальехо. Во что тебе это обошлось? Ты пытался уговорить меня приехать и забрать его, я помню. Что в конце концов сталось с тем «Паккардом»?

— Сам знаешь, — сказал Эл. — Задняя ось сломалась.

— Потому что ты гнал его, предварительно не разогрев.

— Черта с два, — сказал Эл. — Это потому, что я поручил его тебе, а ты неправильно сбалансировал коленвал.

— Полная чепуха, — громко сказал старик. — Никто другой на всем белом свете не мог бы держать этот «Паккард» на ходу, при том как ты с ним обращался. Эй, знаешь что? Помнишь того парнишку, который угнал у тебя со стоянки «Форд» — купе? Я видел его на днях. Он теперь ездит на новом «Олдсмобиле». — Ухмыляясь, он переключился на Хармана: — Должен рассказать вам об этом, Харман. У Эла был потрепанный «Форд», на котором какой–то парень возил мешки с цементом и лес; ну, один из этих полугрузовичков. Он поступил к Элу помятым и грязным — за сколько ты его взял, Эл? Где–то за семьдесят долларов. В общем, Эл прикупил его на распродаже. И отогнал в мастерскую кузовных работ — я бы к нему не притронулся, а Эл знал, в каком состоянии драндулет — и заплатил им, чтобы тот перекрасили. Это стоило ему тридцать долларов. А потом он хотел, чтобы я подлатал этот «Форд» в механической части, но тот вообще никуда не годился; все кольца стерлись — масло текло повсюду. Как бы там ни было, Эл решил его продать. Выставил его впереди, прилепил на него одно из этих своих объявлений. Вы когда–нибудь помещали рекламу в «Трибьюн»? Каждому, кто приходил к нему на стоянку, он пытался сплавить эту колымагу, но никто не брал. Так что старина Эл стал работать с тем «Фордом» все больше и больше; отогнал его в какой–то гараж и заключил там сделку: ему поставили новые кольца и заново притерли клапаны. Это, должно быть, стоило еще пятьдесят баксов. К тому времени он вложил в свой «Форд» уже около двух сотен. Но все равно не мог его продать. Тогда он заново обил в нем сиденья. Его не покупали. Тогда… — Старик сделал паузу. — По–моему, он в конце концов даже поставил на него новые протекторы. Так или нет, но знаете, что с ним случилось? Тот парнишка угнал его и разбил вдребезги. От него ничего не осталось. Один утиль. Что ты в итоге выручил, Эл? Десять долларов за металлолом? — Он подмигнул.