Не слушай море - Мельцер Саша

Тяжело давалось даже держать глаза открытыми. Я не осознавал, что происходило вокруг: все смешалось, как в калейдоскопе. Тут – Алиса, там – море, а еще дальше – чудесный голос, зовущий меня на берег. Но из-за Алисы я не мог пошевелиться, она прижимала меня к дивану, а я был слишком слаб, чтобы сбросить ее и отправиться к Жемчужной бухте.

Мне хотелось туда, на галечный пляж и ржавый пирс.

Я не мог встать, но продолжал вслушиваться в далекое пение. И не мог понять, кто пел: то ли сирена бесновалась в море, зазывая путников, то ли Алиса мурлыкала мне на ухо. Но слова слышались отчетливо.

«Спаси меня».

Глава 14

Дашу нашли утонувшей.

Ноябрь заканчивался очередной смертью, и мне казалось, что горе повисло в небе Морельска, укрывая собой весь город. Она лежала в Жемчужной бухте безжизненная, как и Тася, с посиневшими губами и запутавшейся в волосах тиной. Весь наш курс, все оставшиеся четырнадцать человек стояли на галечном пляже за красно-белой лентой, которой оцепили место, где ее обнаружили. Тело нашла Алиса.

Даша пропала в тот день, когда консерваторию накрыла шумиха по поводу моего отчисления из Москвы. Я не видел ее тогда, на следующий день на парах – тоже. Еще через два пришла полиция, заявившаяся прямо посреди занятия по академическому вокалу. Опрашивали всех. Для того чтобы ровно через неделю найти ее мертвой на берегу моря без признаков насильственной смерти.

Алиса жалась ко мне, переминаясь с ноги на ногу. С другой стороны ее обнимал Мишель, медленно поглаживал по волосам. В его светло-карих глазах плескались зачатки паники. Он то и дело отворачивался, переминался с ноги на ногу и тяжело дышал заложенным носом.

– Этого не может быть, – прошептала Алиса. – Просто не может.

На месте уже работали полицейские. Отец склонился над телом Даши со своим чемоданчиком, другой эксперт фотографировал место происшествия. Я не знал наверняка, но чувствовал, что он искал бирюзовую кровь.

«Погибла еще одна студентка. Приезжай в Жемчужную бухту, – незаметно написал я Кристине. – Нам надо исследовать все».

Она ответила почти сразу, сообщив, что приедет. Я решил оставаться здесь столько, сколько смогу. До тех пор, пока не разъедутся полицейские, пока не уйдут восвояси эксперты во главе с батей. Я должен был осмотреть все здесь сам – с Кристиной, подмечавшей малозаметные детали, но сам. Без Эйдленов. Им я остаться не предложил, терзаемый подозрениями о том, что Алиса может быть к этому причастна.

Я не хотел давать ей возможность спутать мне карты и начать искать саму себя.

– Бедная Даша. – Алиса расплакалась, уткнувшись мне в грудь. – Она была лучшей среди девчонок…

– Да, – отозвался Мишель. – Ее альту можно было позавидовать. Добрая половина консерватории это и делала.

– Уже не вернешь, – прошептал я, поглаживая Алису по спине. – Родителей жалко…

У меня разрывалось сердце, когда я смотрел на рыдающую Дашину мать, пытавшуюся сорвать полицейскую ленту. Ее держали крепкие руки лейтенанта, а она плакала, уткнувшись ему в форму. К ним уже бежали врачи скорой с оранжевыми чемоданчиками наперевес. Женщину стоило напичкать успокоительным – чтобы она хоть на мгновение отключилась от событий этого страшного дня.

– Надо расходиться, – решил Мишель. – Мы тут уже ничем не поможем…

Но нас окликнул другой полицейский – званием ниже, чем тот, что держал Дашину маму.

– Объяснения надо собрать, – пояснил он. – Кто у вас тут самый ответственный?

Никто не вызвался.

– Я, – наконец шагнул вперед Мишель. – Давайте мне всю информацию, я донесу ее до всех наших однокурсников.

Он отошел вместе с сержантом, а я прижал Алису крепче. Моя куртка была расстегнута, и даже через футболку я чувствовал, какой холодный у нее кончик носа. Она еще раз всхлипнула и незаметно рукой попыталась вытереть слезы.

– Не плачь, – прошептал я. – Дашу не вернуть… С морской стихией мало кто может совладать.

Алиса судорожно кивнула и всхлипнула.

– Море нам неподвластно, – отстраненно произнесла она. – Оно пугает. Никогда больше сюда не приду.

Я проглотил слова о том, что младшую Эйдлен регулярно сюда тянуло. Смотря на ее лицо, я пытался найти в ней нечеловеческие черты – может, глаза? А может, на шее прорежутся жабры? Или вместо кожи на щеках золотом отразится чешуя? Оглядев ее пальцы – ненавязчиво, бегло, – я убедился, что перепонок между ними нет.

– Тебя проводить?

– Я с Мишелем, – отказалась она, мотнув головой.

Старший Эйдлен вдалеке разговаривал с полицейским. По губам я читать не умел, и стояли они слишком далеко, чтобы услышать. Лицо Мишеля не выражало ничего: словно камень, даже глаза не бегали. Я поражался его выдержке. Он выглядел таким же скорбящим, как тогда, когда сообщили о смерти Таси Покровской полтора месяца назад.

Наконец полицейский хлопнул Мишеля по плечу и кивнул. Они разошлись, и Эйдлен быстрым шагом приблизился к нам.

– Надо будет дать объяснения в участке. Каждому. – Он сделал акцент на последнем слове. – Я передам ребятам. Мы с Алисой пойдем… Кажется, у нее скоро будет нервный срыв.

Алиса и правда выглядела так, будто ей до нервного припадка остался всего один шаг. У нее трясся подбородок, а руки, которые она не знала, куда деть, лихорадочно дрожали. Она сжала их в кулаки и отошла к Мишелю. Он обнял ее. Я заметил, что дрожь в ее теле начала слабеть. Последний всхлип потерялся в Мишелевой рубашке.

– Пока, – кивнул я. – Увидимся на занятиях.

Удивительно было то, что пары в консерватории и правда никто не отменял. Даши не стало, как и Таси, как и пятерых других, но альма-матер оставалась абсолютно безразличной к этим потерям. Ее стены, серые и холодные, только подчеркивали это равнодушие, словно маркером провели под текстом. «Мне плевать на вашу трагедию». Подчеркнуто и выделено дважды.

Ребята за моей спиной начинали расходиться. Они все еще были настроены враждебно, но мне показалось, что общее горе нас сплотило. Одна из подружек Даши на прощание сжала мою руку, а однокурсник похлопал по плечу. Беда сближает, но лучше бы этой беды не было.

Я смотрел, как отъезжала скорая с Дашиным телом. Как уезжала вторая, увозя бьющуюся в истерике мать. В горле стоял ком, который я не мог сглотнуть. Отец молча закрыл чемоданчик, щелкнув замком, и я подошел ближе.

– То же самое? – негромко спросил я, и батя только пожал плечами в ответ. «Будем разбираться», – наверняка скажет он.

– Будем разбираться, – предсказуемо ответил отец. – Иди домой. И чтоб до вечера никуда не выходил.

От растерянности я даже не успел возразить: он запрыгнул в полицейскую «Ладу-Гранту», а я остался стоять на пляже, и галька ощущалась через тонкую подошву осенних кроссовок.

Но домой я не пошел. Крис написала эсэмэску, что будет в бухте через десять минут. Полицейские как раз разъехались. И следа не осталось от того, что двадцать минут назад здесь лежало бездыханное Дашино тело.

Волны успокоились и теперь совсем слабо разбивались о берег. В море стоял почти полный штиль за исключением редких пенных барашков у самого берега. Вода, растерзав еще одну жертву, унялась, стала безмятежной и еще больше бирюзовой. На секунду мне даже захотелось окунуться, невзирая на то, что заканчивался ноябрь.

– Долго стоишь? – Кто-то, подойдя, хлопнул меня по плечу. – Холодно, зараза.

На улице и правда стоял лютый холод. Пусть снега и не было, но мороз щипал щеки, инеем лежал на ресницах и не покрытых шапкой волосах. Я нервно дернулся от прикосновения, но, увидев знакомое лицо, с облегчением выдохнул.

– Холодно. – Я поежился. – Я здесь торчу с момента, как труп нашли. Часа два уже.

Мои зубы стучали от холода, а вот Крис не выглядела замерзшей. На ней – массивный пуховик больше размера на два, смешная шапка с большим помпоном, из-под которой выбивались короткие темные волосы.

– Виталя тут был?

– Был, велел срочно идти домой. Обещал потом все рассказать, – пожал я плечами. – Но, думаю, нам стоит самим осмотреться. В прошлый раз полиция была не слишком внимательной.