Владимир Романовский - Богатая белая стерва

— Доказать ничего нельзя.

— Это не важно.

— А пленки у меня есть. Записи.

— О! Настоящие записи? Этих двух разговоров?

— Да.

— Послушаем?

— Они не здесь.

Роб допил, поставил стакан, и встал.

— Удивительный ты человек, Лора. У тебя особый подход к людям. Надо было тебе пойти в медсестры. Значит, дело будет все-таки доведено до конца. Все нужные сведения наличествуют. — Он помолчал. Нужно было как-то дать ей понять, что он ей благодарен. Посочувствовать, проявить интерес к ее жизни. — А что же ты? — спросил он, проявляя интерес.

Была ее очередь налить себе еще.

— Ты имеешь в виду — не уйти ли мне из семейного предприятия? — сказала она. — Может и уйду. Как только найду себе еще какую-нибудь забаву.

Некоторое время оба молчали. Напряжение росло. Они нежно поцеловались и тут же отскочили друг от друга.

— Нет, — сказал Роберт, задерживая дыхание.

— Нет, — подтвердила Лора, не глядя на него. — Совершенно точно — нет. Уходи, Роб. Быстро.

Когда он ушел, Лора набрала рабочий номер Джульена. Включился автоответчик. Домашнего номера она не знала. Что ж. Не единственный же он младший менеджер на свете. Это Роб — единственный. Она накинула кожаную куртку. Выйдя из отеля, она подошла к краю тротуара, ища глазами свободное такси. Худой, среднего роста, с тонкими губами черный юноша вежливо спросил, не знает ли она, сколько сейчас времени. Она посмотрела на часы. Часы, кажется, не работали.

— Около восьми, я думаю, — сказала она.

— Я кажется опаздываю, — сказал он задумчиво. — Вот только не помню куда. Спасибо.

Он ушел, мыча что-то, какую-то мелодию — Лоре показалась, что из «Аиды», итальянской оперы, на которую они с Робом когда-то ходили. Некоторые мелодии запомнились. Лора улыбнулась. Сколько странного народу в Нью-Йорке! Впрочем, странность эта — поверхностная. Молодой негр — мычит мелодию — что тут особенного? Многие мычат всевозможные мелодии. Она не могла себе представить, что вот, к примеру, хотя бы этот черный юноша, способен на неординарное действие — ну, например, на роман с аристократкой, или на написание симфонии. В этом городе люди не создают ситуации, но просто попадают в уже создавшиеся.

Джульен не любил, когда женщины ему отказывают ни с того, ни с сего. В плохом настроении он вышел из лифта и уже сунул было ключ в замок, как вдруг заметил что-то, что в обычном настроении прошло бы мимо его внимания. Он огляделся. Что-то в атмосфере. Что? Ничего особенного не слышно и не видно. Лестничная площадка не очень чистая, но она такая всегда. Стекло в лестничном окне — целое. С замком никто не баловался. И все-таки что-то было зловеще не так. В воздухе.

Он вставил ключ, повернул, и очень осторожно открыл дверь. Темно. Он тронул выключатель и позволил двери закрыться за его спиной. Глаза остановились на любимом рабочем кресле. В этом кресле кто-то сидел, кому сидеть в нем было не положено. Мужчина. Мужчина улыбнулся.

Волосы мужчины были темные и вьющиеся, глаза большие, а улыбка — как у слегка дебильного какого-нибудь типа с южной кромки Бруклина, какого-нибудь помощника менеджера в магазине мебели.

— Здравствуй, Ави, — сказал Джульен.

— Ого, кто пришел, — Ави не двинулся с места. Голос у него был ниже и медленнее, чем раньше. — Сколько лет, друг мой.

— Да, — Джульен стоял не двигаясь. — Пять лет.

— Пять лет, три месяца, несколько дней и часов. Ну-ка, посмотреть на тебя — изменился ты. Настоящий яппи ты теперь, Джульен, старик.

Сунув руки в карманы, Джульен кашлянул и прошел в кухню.

— Кофе хочешь?

— Пива нет? — спросил Ави.

— Немного есть.

— Давай выпьем. За старые добрые времена.

— Нет, — сказал Джульен. — Вот что, Ави. Я не тот, что был раньше.

— Вижу. Ну и что?

— Внезапные появления и незаконные проникновения меня больше не возбуждают.

— Я просто думал…

— Нет, — сказал Джульен. — Извини, Ави. Ты не останешься здесь ночевать. И пока ты не изменишься так, как изменился я, друзьями мы быть не можем. Вот скажи мне — зачем нужно было вламываться? Хотелось произвести впечатление, что ли?

— Нет, — Ави нахмурился. — Джульен, мужик, мы шесть месяцев просидели в одной камере, и раза два я тебе действительно помог.

— Могу дать денег. Можешь забрать все, что есть. Немного, увы. Но, повторяю, ночевать ты не останешься.

Открыв ящик возле раковины, Джульен вынул из него пачку сигарет. Закурил. Ави разглядывал его.

— Я сбежал, — сказал он.

— Я понял.

— Жаль, что ты не рад меня видеть. Дебби говорит, что ты по-прежнему пишешь стихи.

— Не то, чтобы не рад, Ави. Дело не в этом.

— Если бы кто другой…

— Хорошо, тогда так, — сказал Джульен, начиная злиться. — Если бы на твоем месте сейчас был кто-то другой, я бы скинул его с лестницы. В пролет. А потом бы спустился и еще раз скинул бы. Все восемь этажей таким образом.

— Ну извините, ваше превосходительство, — сказал Ави. — Да, я очень невежлив. Куда же это мои хорошие манеры подевались? Прихожу не предупредив. В следующий раз позвоню твоей секретарше, чтобы встречу назначить. Извини, что вломился, но твой телефон наверняка прослушивается, и я не мог просто стоять на улице и ждать, когда ваше превосходительство соизволят пожаловать домой. Меня ищут.

— Вставайте, — сказал Джульен, — узники труда.

— Мне нужен твой совет, — сообщил Ави.

— По какому поводу?

— Я пытаюсь придумать, что мне делать с остатком жизни.

— Стань брокером недвижимости.

Просторный, залитый солнцем офис. Блестящие полы. Массивный письменный стол. Стильный дисплей. Несколько кресел. Книжная полка. Ави Финкелстайн в костюме и галстуке, с серьезным выражением лица, пытается продавать недвижимость клиенту, который желает удостовериться, что поступает правильно, покупая очередной сарай в очередном пригороде. Ави — спокойный, солидный, рассудительный, терпеливо объясняет преимущества вложения одолженных у банка денег в жилплощадь на отшибе и выплачивания долга последующие тридцать лет.

— Если мусора меня поймают, — сказал Ави, — двадцать пять до пожизненного мне обеспечены. Я не могу на такое пойти. Я мог бы стать профессиональным убийцей. Не здесь, конечно, а где-нибудь за морями. Также, мог бы переехать в Израиль или арабскую какую-нибудь страну и пойти учиться. И стать солдатом.

— Тебя арестуют и передадут ФБР как только ты сойдешь с самолета.

— Я возьму себе другое имя.

— Тебе бы в политику пойти.

Возникла пауза.

— Знаю, что это шутка, — сказал Ави, — но, Джульен, мужик, это неплохая идея.

— Вот и хорошо. У тебя все? Вон дверь, видишь?

— Нет еще. Не спеши. Ты спишь с моей сестрой?

Джульен помедлил, но ответил:

— Да.

— Это нехорошо.

— Это как когда. Бывает и хорошо, особенно когда она в настроении.

— Я не об этом. Преданность моей сестры — как преданность… Как зовут эту штуку? В сказках? Живет на болоте и затягивает тебя вниз, когда ты идешь мимо?

— Не помню.

— Но ты понял. Впрочем, я вас сам же и познакомил.

— И теперь ты чувствуешь себя виноватым?

— Можно и так сказать. Я твой должник.

— Мне не нужны одолжения, Ави.

— Слушай. У Дебби есть подруга. Зовут Марша. Уродина страшнейшая, но это к делу не относится. Марша знает кучу народа, но важно то, что она дружна с дочкой Живой Легенды.

— Живой Легенды?

— Да. Ты знаешь. Дочка продюссирует пьесы и в них играет…. э… как Дебби сказала?… эксплуатируя… да… эксплуатируя имя своего отца. Если бы Марша могла…

— Откуда тебе все это известно?

— Дебби рассказывала. Она всегда со мной делится планами.

Джульен открыл холодильник, достал банку пива и протянул Ави.

— Продолжай, — сказал он.

Глянув на лицо Дебби, Юджин понял, что его присутствие не одобряют.

Дебби была бледная и раздраженная. Толстые губы плотно сжаты. В глаза Юджину она не посмотрела. На лице Джульена застыла маниакальная ухмылка — он прочно решил быть сегодня веселым и хорошим. Юджину вдруг пришло в голову, что стремительный рыжий… хмм… недолюбливает свою… любовницу. Слово «герлфренд», употребляемое вместо слова «любовница» Джульен ненавидел, что всех, кроме Юджина, забавляло. Юджин подозревал, что Джульен по-своему прав.

Встретившись у станции метро, они направились в контору благотворительной компании, в которой работала Марша. Прошли индейским строем, один за другим, через строительное заграждение. Дебби нечаянно ступила в лужу, по поверхности которой расплылись масляные круги, и какой-то химикат, возможно ядовитый, плававший в луже, разъел ей итальянский туфель, изменив его цвет и повергнув хозяйку туфля в еще более сумрачное настроение, чем раньше.