Нил Шустерман - Возрождение Теневого клуба

Я сложил вместе два лоскутка раскрашенного холста и скосил глаза — таким приёмом можно добиться того, что разрез как бы смажется. На этот раз иллюзия продержалась не долго.

— Наверняка те, кто тут всё разгромил, не знали об этом, — пробормотал я.

Мистер Грин невесело усмехнулся.

— Думаешь, это бы их остановило?

Он взглянул ещё раз на загубленную картину и вздохнул:

— Джаред, что превращает обычных детей в чудовищ?

Странновато было услышать подобный вопрос от нашего штатного психолога.

— Варианты ответов предоставите? — попробовал отшутиться я. — Или нужно написать целое сочинение? Потому как если сочинение, мне понадобится больше бумаги.

Представьте, он засмеялся. Не так чтобы слишком весело, но всё же.

— Не знаю, — признался я в ответ на его вопрос. — Может, некоторые такие от рождения.

Однако я понимал: всё не так просто. Я ведь и сам какое-то время был чудовищем. Но я же не родился таким. И не остался чудовищем навсегда. Ну ладно, я, может, и не представлял себе, откуда берутся чудовища, зато знал, как от них избавляются.

— Серебряные пули, — проговорил я, не успев толком сам осознать, что имею в виду.

— Прости, что?

— Чтобы избавиться от монстра, нужно выстрелить в него серебряной пулей. Или вбить осиновый кол в сердце.

— Ну у тебя и шуточки.

— Я вовсе не шучу. Как только в каком-нибудь человеке проглянет монстр, убить его можно только чем-то реально острым, да так, чтобы помучился как следует, иначе чудовище будет вечно творить свои дела.

Мистер Грин кивнул, сообразив, чтó я имею в виду.

— Такое, например, как с Тайсоном? Когда вы едва не утопили беднягу? Когда довели парня до того, что он поджёг собственный дом?

Воспоминание не из приятных. Я скривился и сделал жест, как будто выдёргиваю кол из сердца.

— Точно.

Вид горящего дома Тайсона послужил для меня серебряной пулей вкупе с осиновым колом. Того, что я тогда пережил, оказалось достаточно, чтобы убить моего гнусного монстра.

Мистер Грин окинул меня своим профессиональным «завучским» взглядом.

— В твоей теории имеется прореха. Твоя серебряная пуля — едва не случившаяся гибель Тайсона — оказала нужное воздействие. А вот сейчас, когда Алек едва не умер, издевательства не прекращаются, только заходят всё дальше и дальше.

Ему не потребовалось тратить много слов, чтобы я понял ход его мыслей. Да и то немногое, что он сказал, звучало слишком страшно — как будто если назвать вещи вслух, они материализуются и станут реальностью.

Если этот новый Теневой клуб не убить серебряной пулей, придётся взять на вооружение способ помощней. Может, хоть тогда этих ребят проймёшь. Да, несколько месяцев назад кое-кто едва не умер, но для нынешней, усовершенствованной версии Теневого клуба «едва» было недостаточно.

После этого я не сразу отправился домой — может быть, Тайсон уже вернулся, а я пока не готов встретиться с ним лицом к лицу. Ведь он, вероятнее всего, даже не подозревает, что его подружка — чудовище. Ему наверняка и в голову не приходит, что девушка его мечты стоит у истоков кошмара, мучающего наш город. Она и ещё Бог знает сколько народу. Или... А вдруг Тайсон в курсе?

Я подумал, что надо бы поделиться своим открытием с папой и мамой, но тут вмешалось воображение, и мои мысли понеслись кувырком. Что если родители мне не поверят? Что если ложь Джоди и её сотоварищей прозвучит достовернее моей правды? Это ведь у меня подпорченная репутация, а не у Джоди. Кому все поверят скорее? Конечно, директор школы сообщил родителям о моей невиновности, ну и что с того? Они ведь в своё время допустили мысль о том, что я способен на хладнокровное, продуманное преступление! В том-то и была разница между нынешним положением и тем, что случилось в октябре. Тогда демон проник в меня самого, и я даже не подозревал о его существовании, пока не натворил адских дел. Но сейчас-то я мог ясно распознать присутствие чудовища! И оттого теперь сознательно выбрать путь зла и следовать по нему значило перейти в совершенно иную ипостась. А ведь мои родители поверили, что я сделал именно этот выбор!..

Да, ничего хорошего дома меня не ждало, поэтому я направился к Шерил. Наверняка по старым надёжным каналам до неё дошли новые истории о творящихся кругом безобразиях. Кто-кто, а Шерил, конечно же, испытывает те же чувства, что и я. Говорят, несчастье любит компанию, но мне кажется, это не совсем так. Я вовсе не стремился облегчить своё горе, переложив его на Шерил, просто чувствовал, что ничего другого мне просто не остаётся.

Первым моим побуждением было бежать к её дому. Я всегда бегу. Как правило я бегаю точно выверенными кругами, но в последнее время мои маршруты стали непредсказуемы, а цели сомнительны. Теперь мои ноги норовили бегать не по ровным трекам, а по путаным лабиринтам. Поэтому сегодня я принудил их идти неторопливым, медленным шагом.

Всю дорогу к дому Шерил меня не оставляло необъяснимое ощущение, будто за мной наблюдают. Паранойя, сказал я себе. В последнее время я постоянно находился в центре всеобщего внимания; немудрено, что мой мозг начал выкидывать фокусы.

Эх, послушайся я тогда интуиции, и дальнейшая история, глядишь, пошла бы совсем по-другому! Правда, не уверен, в лучшую сторону или у худшую. Но всё случилось настолько неожиданно, что я и охнуть не успел. Мне врезали по голове, и мир вокруг мгновенно померк.

Есть вещи, которые познаются только на собственном опыте. К ним относится прежде всего потеря сознания. Особенно странны ощущения, когда приходишь в себя: дезориентация и провал в памяти; ты не помнишь ни где тебя вырубили, ни как. Именно это я и почувствовал, очнувшись на вращающемся сиденье какого-то невообразимо смердящего автофургона.

— Очухался, лузер? — послышался голос, показавшийся мне смутно знакомым. — И как — приятные сны снились?

Я попытался пошевелить руками и ногами — без толку. Сперва подумалось, что меня разбил паралич, но потом оказалось, что я был накрепко привязан к шикарному кожаному сиденью с помощью ремней безопасности, срезанных с креплений. От этой сбруи и в её обычном состоянии нелегко избавиться, а уж когда тебя нарочно перетянули ремнями вдоль и поперёк как попало, освободиться нечего и думать.

Во рту ощущался вкус крови, от едкой вони хотелось блевать. Ароматов здесь был целый букет: тут тебе и дезинфицирующее средство, и освежитель воздуха — а над всем этим царил непобедимый запах скунса. Сначала я подумал, что уже ночь и на улице темно, но потом сообразил, что фургон стоит в гараже. В гараже Алека, находящемся на порядочном расстоянии от его дома. Так что я мог орать хоть до посинения — никто не услышит.

— Я устроил тебя на самом лучшем месте, — сообщил Алек. — Смотри — вращается!

И он пнул моё кресло, резко развернув меня к себе лицом. Алек сидел на заднем сиденье. Увидев выражение его глаз, я понял — плохи мои дела.

— Правда, это то самое сиденье, которое обгадил скунс, но для Джареда Мерсера чем сильнее воняет, тем лучше.

— Алек, что за дела?! За каким ты меня сюда приволок? Что тебе надо?

Он не ответил. Лишь улыбнулся, впрочем, улыбка его больше походила на гримасу. На оскал. Внезапно я понял, что предпочёл бы угодить под колёса этого самого фургона, чем сидеть внутри него.

— В школе, может, и считают, что выгнать вас — достаточное наказание, но у меня другое мнение, — прошипел Алек, вновь пиная моё кресло. Я сделал несколько полных кругов, пока он не остановил вращение, всадив в сиденье ногу.

— Выгнать? Ты о чём?

Но ещё один взгляд ему в лицо — и я всё понял. Боль в раскалывающейся голове запульсировала в бешеном тяжёлом ритме.

— Директор Диллер ничего тебе не сказал?

— Чего он мне не сказал? — ощерился Алек. Презрение в его голосе свидетельствовало о том, что ему ничего не известно. Вот теперь я всё понял: и как ему удалось так отлично сыграть свою роль, и почему его голос дрожал от неподдельной ярости, и почему лицо побагровело. Алек не ломал комедию, как мы, остальные заговорщики! Он думал, что это всё по-настоящему! М-да, всей школе, в том числе и ученикам, была хорошо знакома рассеянность нашего директора; его даже называли за глаза «Растяпа Диллер». Он портачил частенько, но не тогда, когда дело касалось чего-то важного. До сих пор.

— Всё это было только игрой! — попытался я объяснить. — Мы притворялись, чтобы выявить настоящих злоумышленников! Тебе же должны были рассказать об этом! Ты правда ничего не знаешь?!

— Да ты ни перед каким враньём не остановишься, лишь бы выкрутиться! Тьфу, противно на тебя смотреть!

Между Алеком и мной, кажется, пролегли световые годы — я не дотянулся бы до него, как бы ни старался. Он слишком глубоко погряз в своей ненависти, и ничто на свете не переубедило бы его. Вот теперь мне стало по-настоящему страшно. Так же страшно, как было на пылающем маяке, потому что Алек, судя по всему, переступил за грань.