Александра, Плотникова - Нф-100: Небесное Сердце-1. Игры с Черной Матерью

Мы скрывали принятое втроём решение до последнего дня. И когда отец возложил венец на голову брата, народ осознал, что наследство, должное достаться мне, обязано быть не скупее Престола.

С таким Кораблём не нужен ни один земной трон. Ибо он -- трон небесный.

Полиарконовая броня дерзко сверкала белым перламутром -- но я знал, что для боевого вылета она может стать чёрной подобно космосу. Небывалых размеров киль вспарывал облака острой кромкой, как нож масло. "Стремительный" опускался к земле. Медленно и легко, словно не было в нем титанической массы. Не мираж. Нет, ни в коем случае! Сотворенное Чудо, которому нет равных. Самый быстроходный, самый мощный, самый... Достоинства, которые мы обговаривали при проектировании можно было перечислять бесконечно, но в тот миг я позабыл всё на свете. Лишь с замиранием сердца любовался красотой и изяществом грозного неповторимого судна. Жадно пожирал взглядом и восхищался как чинно, без малейшего гула, лишь на одной гравитационной подушке, он скользил над столицей, накрывая её остроносой тенью.

В носовой части сверкал золоченый крылатый герб королевской династии.

Чудо. Сон. Сказочная грёза.

Не к месту защипало в глазах.

Нет. Нельзя. Даже думать нельзя над тем, чтобы проявить свои чувства. Где угодно, когда угодно, но только не сейчас. Не на глазах у всей планеты, когда приходится выверять каждый короткий вздох. Рука строго на эфесе клинка на поясе. Положенные две плетеные кисти лазури и золота, свисающие с обмотки ножен. Строгая форма без единого знака различия. Сейчас я никто, не наследник, не воин, не жрец. Всего лишь член королевской династии, имеющий право носить оружие с фамильными цветами. Мою роль и судьбу Отец должен прописать сегодня. Поставить меня на доверенное Им место, чтобы я принял свой долг.

Корабль. Вот моё место.

И звезды станут мне роднее дома после первого полёта.

Вот показались из-за скалы покатые выступы мощных двигателей. Под корпусом, скрывшим от нас полнеба, стала заметна дрожь проминаемого гравитационной подушкой воздуха. Он олицетворял собой величие науки и инженерной мысли, единственный в своем роде.

Он застыл ровно перед дворцовым шпилем и под единый вздох толпы стал опускаться вниз. Раскрылись три огромных зева в брюхе и, подобно рыбьим плавникам из них выдвинулись гигантские подножки. Одна опора - на дворцовую площадь. Две другие - в разных точках на другом конце столицы. Только так и только сейчас стал внятен его настоящий размер.

Невероятно...

В какой-то момент он просто завис в воздухе. Дворцовые штандарты, плещущиеся на самых высоких шпилях, ласкали носовую кромку. Чтобы не дрогнула земля, подножки продолжали опускаться с немыслимой, неимоверной точностью. На миг всё сжалось во мне от осознания того, что может случиться, если пилот этого титана не рассчитает высоту и опустит его слишком резко.

Это огромная ответственность, требующая больше, чем просто мастерства. Как же нужно чувствовать судно, чтобы управлять им с такой точностью! А ведь мне придётся это понять. Придётся, потому что мало быть владельцем и капитаном этого чуда. В наших условиях и по нашим законам - этого мало.

Толчок. Почти незаметный, пустивший только водяные кольца в фонтанах.

И снова мы ждали. Но теперь уже любовались каждой мелкой деталью. Каждым узором швов на белой сверкающей броне. Я спущусь со средних ступеней дворца на площадь, только когда откроется трап. Не раньше, не позже, потому что так подобает. Одновременно идти навстречу, чтобы принять свою судьбу из рук в руки.

Пора.

Каким окоченевшим кажется тело. Как деревянно переступают ноги. Не хватало ещё запнуться на родных, избеганных в детстве вдоль и поперек ступенях. Чуть медленней шаг, да, вот так. Чтобы не выказать нетерпеливого ожидания перед спускающимся трапом.

А ведь от него веет теплом. Да, от корабля, веет самым настоящим лёгким теплом и будто бы слышится мерное дыхание живого существа. Он ведь и есть почти живой, со своей нервной системой, со своим интеллектом и даже способен себя лечить. Мы знали, какой ставить заказ своим инженерам, и это - стало вершиной их мастерства.

Вот и ты, отец. Спускаешься по трапу с чинным спокойствием. Уже не монарх, но и власть ты ещё не передал. Ты справедливо разделил наше господство, вручив одному - богатства родной земли и воды, а второму... пока ничего, но вот я уже подхожу к трапу, не ступая на него ногой, а ты доходишь до края. И мы встречаемся взглядами.

- Дай руку, сын, - слышу я твой шёпот в звенящей тишине.

Плевать на трансляцию, плевать на миллионы зрителей. Сейчас нет никого вокруг нас. Потому что я ждал этого момента, готовился к нему, как идиот, и хочу, чтобы он был только для нас двоих. Только этот момент, а потом... Хоть миллиарды зрителей. Но это будет потом.

Я поднимаю правую руку и вкладываю её в твою. Прости, что она дрожит, но невозможно не волноваться в такой момент. Да и ты сам, я смотрю, переживаешь и взмокла твоя ладонь от пота. Ведь это ты сажал корабль, правда? Ты опускал его с ювелирной точностью, будучи на грани величия и провала, ошибки и математической точности. Мы восхищены, отец. Нет! Не так. Я восхищен.

- С этого дня я, Алльеяр ан Хайану Сан-Вэйв, Сиэтт-Лэ Лазурного Престола Тории, передаю тебе, Лаккомо тор Сентаи Сан-Вэйву, сей корабль и подтверждаю твоё право на командование им. Да станет он флагманом всего воздушного флота Тории, и будешь ты признан законным командиром. Ибо я вверяю тебе владычество в воздушном пространстве, по праву наследования и доверия. И будет мой Выбор твёрд и нерушим, как нерушимы врата Лазурного Берега.

Вслед за этим ладонь обожгло ледяной печатью Обладания и заструились, всколыхнулись потоком знания. Корабль... Мой корабль словно звал меня, и я слышал его зов, как навязчивое желание. Понимал его, как понимает наездник своего застоявшегося в деннике терри. Приливом накатила жажда свободы и неба, рёва могучих двигателей, мерного гула реактора, лёгкости в режиме отключённой гравитации... Многое просто не передать словами, потому как мысль являлась и улетала дразнящей птицей, а ты пойди и взлети за ней вдогонку. Взлети...

Шаг на землю, и отец выпустил мою ладонь. Его властная рука сделала приглашающий жест, напоминая мне о безумных тонкостях всей церемонии. Да, ты сошёл с корабля. Передал его и лишился права на командование воздушным флотом разом, одним коротким шагом, как сходят с трибуны, объявляя об отставке. И после передачи печати, этого незримого глазу ключа, обжёгшего мою ладонь, корабль больше не откликнется на твой зов. Твоя короткая совместная жизнь с ним окончена и теперь мне предстоит взойти на борт.

Как бы я хотел позвать тебя с собой наверх! Чтобы ты не оставлял меня с ним наедине, чтобы помог не оплошать, хотя я знаю наизусть, что мне должно совершить. Но я мечтал, чтобы ты оказался со мною рядом.

Увы, этого нельзя было делать -- таков порядок вещей. Мы говорили об этом накануне, и ты решил отказаться от всякой власти и уйти, чтобы прожить хотя бы последние годы вне церемониала и вечно снующих вокруг людей. Это твоё право и твой Выбор, и я не смею звать тебя на корабль, чтобы твоё полное отречение было законным.

Но как бы я хотел, чтобы ты стоял в этот момент рядом...

Один шаг и я на трапе. Мой корабль и моё место. Как наивно и глупо было полагать, что в этот момент должно что-то случиться. Меня не ударило током на месте, не осенило новым пониманием. Стало просто, обыденно и спокойно, как бывало на трапах других кораблей. И это помогло мне собраться. Но всё остальное покрыл туман.

На борту меня встретили по стойке смирно облачённые в парадную форму офицеры. Взмах, рука сама взлетает в ответном салюте.

Мои мысли были уже не здесь и не сейчас. Я вспоминал все тренировки и инструктажи, проигрывал в голове последовательность действий. Игра на публику кончилась, но я продолжал быть заложником традиции, и сейчас готовил себя к самому ответственному испытанию.

Я знал, что должен пройти на мостик. Должен принять команду, которая и так была мне знакома. Должен представиться, соблюдая устав до последней буквы. А затем мне предстоит совершить немыслимое. То, к чему смолоду готовится в той или иной мере каждый торийский мальчишка -- лично поднять Свой корабль в небо. Пожалуй, нет в жизни более ответственного момента, а потому всё должно быть совершено без ошибок. В моем положении будет непростительна даже малейшая оплошность.