Тряпичная кукла - Ферро Паскуале

Дональд открыл дверь, увидел шарики, прочитал и побледнел, а я не знала, что думать: может быть, он так отреагировал просто от неожиданности, от переизбытка чувств, а может, не хотел нести ответственность… Тогда я твёрдо сказала, что рожу этого ребёнка, и если Дональд не хочет его, то нет никаких проблем, даже если я стану одной из многочисленных мамочек-одиночек, то всё равно не откажусь от малыша! Дональд взял меня за руку, опустился на колени и положил голову мне на живот, нашёптывая ласковые слова.

На следующий день, пока я занималась уборкой в квартире, в дверь постучали, это была сестра Дональда Мэри — классическая англичанка из очень зажиточной семьи. Мэри дерзко, с цинизмом, в приказном тоне произнесла: «Ты сделаешь аборт! Вот тебе деньги, бери их и исчезни, на Дональда у нас другие планы, в которых тебя нет». Я была потрясена, но нашла в себе смелость ответить: «Тебе не кажется, что эти слова мне должен был бы сказать сам Дональд?» — «Ноу проблем, — ответила сестра, — Дональд, заходи». Он стоял за дверью, я не могла в это поверить! Какой трус! Его поведение меня просто взбесило, и тут уж я обрушилась на них: «Никогда, слышите, я никогда не сделаю аборт. Но вы не беспокойтесь, мне ничего от вас не надо, а в особенности мне не нужен такой трусливый папаша для моего ребёнка, которого я сама смогу вырастить».

Мегера просто рассвирепела, стала кричать, ругаться, пока её братец с опущенной головой рассматривал свои ботинки. «Э, нет! Моя дорогая идиотка, ты сделаешь аборт, а то через несколько лет ты снова явишься сюда бог знает с какими запросами. Вот держи, здесь деньги», — с этими словами сестрица Дональда швырнула мне в лицо пачку купюр. Я чувствовала такую обиду и унижение, что залепила истеричке пощёчину, и в этот момент Дональд вышел из ступора, набросился на меня и со всей силы пнул в живот. Я не почувствовала никакой боли, но, задыхаясь от злости, тоже ударила в ответ, но не в живот, а в пах. Подлец заверещал, как свинья, которая поняла, что сейчас её разделают на рёбрышки и окорок. Скандалистка Мэри орала, как курица, английская, но всё же курица. Я оставила их и поехала в аэропорт.

Уже в самолёте во время полёта в Италию я почувствовала сильные боли в животе. Мои ноги стали мокрыми, я увидела, как по ним стекает коричневатая жидкость, очень испугалась и позвала стюардессу. Но нам пришлось ждать приземления. Скорая помощь сразу же увезла меня в больницу. Я потеряла ребёнка и скорее всего никогда больше не смогу иметь детей. Однако трагедия на этом не закончилась. Когда я лежала в палате, ко мне пришла полиция: Дональд и его сестра заявили на меня за нападение и причинение тяжких увечий. Удар, который я нанесла Дональду, стал роковым — пришлось удалить оба яичка. Дело рассмотрели очень быстро, мне даже не дали возможности оправдаться. Я хотела сказать судье, что, возможно, я разбила Дональду яйца, потому что они были стеклянными. В любом случае я, вполне возможно, ещё смогу родить ребёнка, но главное, что ни у кого не будет такого отца, как Дональд».

Лаура закончила свой рассказ с мокрыми от слез глазами, потом взяла куклу, погладила её и спела колыбельную, укачивая игрушечного малыша.

Удручённые и печальные, мы покинули камеру Лауры, не проронив ни слова, нас потрясла эта история. Когда мы с Мачедонией оказались наедине, я хотела поцеловать её, в тот момент мне нужно было почувствовать хоть немного любви, но Мачедония держалась холодно и отстранённо, возможно, просто была ещё под впечатлением от истории Лауры. Я сказала, Мачедонии, что если она сейчас в таком состоянии и ей не до близких отношений, то я всё понимаю и не хочу, чтобы ей было плохо. Она не ответила, я поцеловала её в лоб и вышла.

Мария-вонючка

Я хотела, чтобы Валентина не стояла у меня над душой, но не потому, что эта девушка мне не нравилась, а, может быть, потому, что я боялась? Боялась чего? Влюбиться… а как же Пекинеса — жизнь моя? Нет, Валентина была слишком сложной, все её заумные слова… Нет, это невозможно. Пока я размышляла, дверь камеры открылась и вошла сияющая Валентина, «Всё хорошо, хорошо, любимая, — радостно защебетала Валентина, — сегодня у тебя будет первая беседа с заключённой, и спорим, ты не угадаешь с кем. С кем, ну с кем? — кокетливо спрашивала Валентина и, не дождавшись ответа, торжественно объявила: — Это Мария-вонючка!»

Как же она меня раздражала, когда прикидывалась глупой гусыней! Она буквально выедала мне мозг. С чего это она вообразила, что я должна работать психологом? Неужели она не понимала, что я мечтала совсем о другом? Я мечтала о свободе, и не только о той, которая была там. за решётками, но и о свободе быть счастливой, я мечтала свободно дышать, жить! Напротив же, когда я выйду отсюда, меня навсегда заклеймят, во-первых, потому что я зечка, а во-вторых, потому что для людей я проститутка, которая ославила своего брата. А что же моя семья? У меня её больше нет. Этот мерзкий урод, мой брат, забрал у меня семью, он забрал у меня всё — достоинство, счастье, разорвал мою связь с прошлым, уничтожил всё светлое и прекрасное, что у меня когда-то в жизни было. У меня осталась только Пекинеса… С этими мыслями в голове я дошла до камеры Марии-вонючки вместе с Валентиной и должна признаться, что меткое прозвище Марии в точности соответствовало действительности: в камере стояла такая странная вонь, будто бы кошка сдохла в канализации. Мария сидела и смотрела прямо в потолок. Валентина подала мне знак, чтобы я задала вопрос, а я не зная, что сказать, спросила: «Как дела?»

Мария не реагировала. Я стала озираться вокруг — думала, что может быть, кто-то случайно выпустил газы или, может, выкопали труп и забыли закопать его обратно, что же это такое? Ветры войны? Было бы лучше, если бы Мария-вонючка и дальше продолжала молчать, потому что её дыхание также оправдывало это прозвище. Над её растрёпанными волосами роились какие-то странные мошки. Я уже хотела уйти, но Мария вдруг начала свой рассказ: «Мария, меня зовут Мария, как Мадонну, и, как и она, я прошла через все круги ада. Когда тебе сорок лет, и ты не замужем, к тебe сразу же приклеивается кличка «старая дева», но меня всегда звали Мария-вонючка. Почему? Я думаю, вы уже догадались по смраду, стоящему здесь, — от меня, от моего дыхания. «Ну хорошо, — скажете вы — а что же ты не вымоешься, вонючка?!» А потому что я не могу, у меня очень редкая патология, вода укорачивает мне жизнь, представляете, я могу выпивать в день только один стакан воды. Неудивительно, что у меня никогда не было друзей. Единственной моей привязанностью была моя мама, а также один приятель, он тоже вызывал отвращение у людей, — злой, меркантильный ростовщик, а ещё он не мылся, но только потому, что не хотел тратиться на мыло и воду. Люди презирали этого человека, но мы сдружились, потому что были одиноки, и даже думали, а не пожениться ли нам, однако Маритиелло-скупердяй (таким было его прозвище) сразу отказался, ведь потом, когда мы разведёмся, ему придётся содержать меня, а ещё и на детей сколько денег уйдёт. В один злосчастный день умерла моя мама, я чувствовала себя потерянной, моя единственная любовь улетела на небо, бросив меня в одиночестве. Я собралась с силами и стала жить дальше, мама оставила мне небольшую ренту, и по крайней мере я могла достойно существовать. Однажды во сне я увидела свою маму, красивую, хорошо одетую, она присела на кровать у меня в ногах и сказала: «Мария, твоя мама приготовила тебе приятный подарок, он под плиткой в гостиной, рядом с буфетом, возьми этот подарок и никому не говори: люди завистливые. Ты поняла меня? Никому». Фигура мамы растаяла, я проснулась со слезами на глазах, сразу же встала, несмотря на то что была глубокая ночь, направилась в гостиную и заметила в полу плитки, которые можно было сдвинуть. Отодвинув эти плитки, я нашла деревянную коробку и открыла её… Там были бриллианты, кольца, ожерелья и браслеты из золота и драгоценных камней. В ту ночь я больше не заснула, я смотрела на это маленькое сокровище и думала, что мне с ним делать. Может, продать всё и уехать за границу, зажить красивой жизнью? Ну да, а как быть с вонью, оставить её дома? Я поняла, что это золото, жемчуг и драгоценные камни были мне ни к чему, потому что, ну куда я их надену? Моей визитной карточкой всегда будет мерзкий запах, я на всю жизнь останусь Марией-вонючкой. Время шло, и этот клад стал давить на меня. Я всё думала и думала, что же делать, и решила признаться во всём Маритиелло. Пригласила его вечером в гости, мы поужинали, и я тут же всё ему рассказала. Маритиелло затрясло так, как будто у него была температура под сорок, его глаза раскалились добела, из уголка рта тоненькой струйкой потекла слюна, я сразу поняла, какую ошибку совершила ведь мама, во сне предупреждала меня. Маритиелло захотел посмотреть на драгоценности, но я была против, он рассердился, и в какой-то момент я просто испугалась и выгнала его. Должна сказать, что это была единственная ночь, когда я не могла заснуть от охватившего меня ужаса. Все в районе знали обо мне… по запаху… и никто даже не подумал бы проникнуть в дом Марии-вонючки, во-первых, потому что я была женщиной небогатой, а во-вторых, нужно было иметь крепкий желудок. В общем, в ту ночь я спала с плотно закрытой дверью, но забыла об одной детали — у Маритиелло были ключи, которые я оставила ему на случай какой-то непредвиденной ситуации, и эта шкатулка с драгоценностями стала для Маритиелло той самой непредвиденной ситуацией. Кажется, было около двух часов ночи, когда я услышала как открывается входная дверь, сердце забилось сильно-сильно, я зарылась под одеяло, едва сдерживая дыхание и делая вид, что крепко сплю. Сначала шум был слабым, потом всё более судорожным и нервным. Конечно, это Маритиелло, я была в этом уверена, он искал коробку. но я не сказала ему, что отнесла её в банк, в банковскую ячейку. Внезапно в мгновение ока с меня слетело одеяло, которое Маритиелло сорвал одним движением, и первое, что я увидела, были горящие глаза безумца. «Где она? — срываясь на визг, закричал Маритиелло. — Куда ты дела моё золото, отдай его, ведь ты не знаешь, что с ним делать, ты одинока, как бродячая бешеная собака, ты грязная и вонючая, даже со всеми сокровищами святого Януария ты не найдёшь никого, кто позарился бы на тебя, так что отдай мне драгоценности, уж я‑то знаю, что с ними делать». Злоба этого человека буквально парализовала меня, я не могла сказать ни слова, а он схватил меня за волосы и сбросил с кровати. Мне было больно, я кричала, но он разъярился ещё больше, швырнул меня на пол, избивая ногами и кулаками, и заорал: «Грязная вонючая шлюха, мерзкая сучка, отдай мне моё золото!» А потом были ещё слова, которые я не помню и не хочу вспоминать. Не знаю, как мне удалось убежать на кухню, я схватила огромный нож, Маритиелло наскочил на меня, и лезвие ножа вошло в это отвратительное тело, будто в кусок протухшего сливочного масла. Мерзавец упал на пол, а я не могла сдержать криков ужаса и страха. На шум сбежались жители дома, кто-то из них позвонил в полицию, но никто не вызвал скорую, потому что все ненавидели Маритиелло, известного своим скупердяйством, подлостью и клеветничеством. Он всегда наслаждался унижением людей, когда те не платили ему вовремя, причём делал это при всех, напоказ. Приехала полиция, и через несколько минут это гадкое существо издало последний вздох. Когда меня увозили, кто-то похлопал меня по плечу и сказал: «Молодец, Мария!» — и ещё: «Ты всё правильно сделала, этот урод заслужил». И вот жители целого квартала, которые всю мою жизнь не то что не здоровались, но даже не смотрели в мою сторону, сделали из меня героиню, только потому, что я уничтожила большое зло, отравлявшее им жизнь, и многие пришли на судебный процесс засвидетельствовать все те гнусности, которые совершил Маритиелло. И знаете что? Мне пишут сюда соседи из моего района, чтобы я не беспокоилась, они присмотрят за домом, который уже покрасили и подремонтировали, что они будут ждать меня, а когда я выйду, устроят большой праздник. Я решила, что в тот день обязательно помоюсь, даже если это укоротит мою жизнь на целый год, я стану Марией-чистюлей только на день, но останусь Марией-вонючкой forever! Здесь, в тюрьме».