Питер Абрахамс - Живущие в ночи. Чрезвычайное положение

Нкоси выглянул в окно и вспомнил о том, что произошло между ним и Ди в этой комнате несколько часов назад. Словно угадав его мысли, она прижалась к нему, и они обнялись. Это было нежное, ласковое объятие, лишенное даже намека на страсть.

— В нынешнее время в нашей стране не должно быть места подобным чувствам, — спокойно сказала она.

Он тихо рассмеялся, и это ей было приятно.

— Настанет день, — сказал он, — когда появятся мужчины, которые будут чувствовать и реагировать в соответствии с требованиями места и времени. Слава богу, что меня тогда уже не будет в живых. — Он помолчал немного и уже совсем серьезно продолжал: — Да, я не шучу: если и вправду наступит день, когда человек внесет логику в свои чувства, мир, подчиненный власти науки, станет отвратительным и жестоким. Одним из спасительных качеств мужчины всегда было и остается сугубо иррациональное стремление создавать фантазии и волшебные сказки. Существование бога, любви, красоты и истины не доказуемо научным путем. Я рассуждаю, как закоренелый реакционер, да?

— Да. Но мне нравятся твои рассуждения. Беда лишь в том, что они намного осложняют дело… А вот и Давуд.

При свете дня Давуд показался Нкоси меньше ростом и не таким блистательным, как в первую их встречу у сахарных плантаций ночью, после которой, кажется, прошла целая вечность. Тогда доктор показался ему великаном, очень красивым, слегка ироничным и совершенно невозмутимым. Но сейчас великан казался обыкновенным смертным, к тому же еще сильно встревоженным. Даже голос у него изменился, в нем не было прежней успокоительной ласковости. Только рукопожатие было таким же крепким, как и тогда.

— Рад вас видеть в добром здоровье, — сказал доктор. — Товарищи в Йоханнесбурге считают, что вы сделали важнейшее дело, и просили передать это вам.

— Но я доставил вам много хлопот.

— Ничего не поделаешь. Вестхьюзен был единственным слабым звеном. Мы это знали. Самым уязвимым звеном во всей цепи.

— Это слабое звено уничтожено.

Нанкху уловил горечь в словах Нкоси. Он смотрел на него в упор и думал: «Хорошо тебе, что ты можешь выражать собственное неудовольствие».

— Разумеется, вам объяснили…

— Весьма доходчиво… — пробормотал Нкоси. — Это, конечно, служит оправданием.

— Вы все это обговорили с Сэмми, не правда ли?

— Да… Простите. Я не хочу досаждать вам, уверен, что все это вам нелегко дается.

— Прошу вас, не забывайте Сэмми, друг. Ему тоже нелегко приходится. Пожалуй, ему даже труднее. Он активист, а у активиста, да еще совестливого, судьба всегда трудная. Что же до оправданий, то в них нет никакой необходимости.

Кисси принесла еду. Ди разложила ее по тарелкам. Нанкху, не отрываясь, смотрел в окно, потом принялся за еду. Нкоси последовал его примеру.

Ди Нанкху шла через всю комнату с чашкой чая, и только Давуд, потому что был ее братом, уловил едва заметную перемену в ее походке. Она ступала так, словно ей нечего было скрывать, будто хромота была столь же естественной, как и походка здорового человека. Он метнул взгляд в сторону Нкоси: ну, у этого ничего не прочтешь на лице.

— Брат, — сказала Ди, — этот человек верит в фантазии и волшебные сказки, в бога и любовь, в красоту и истину.

Нанкху кивнул сестре и улыбнулся.

— Я подозревал это с первого момента нашей встречи. Но в нашем положении вера в подобные вещи, к несчастью, осложняет жизнь.

— То же самое и я говорю, — сказала она, повернувшись к Нкоси, чтобы налить ему чаю.

«И ты, сестричка, охотно верила бы вместе с ним», — подумал Нанкху и спросил:

— А что он ответил тебе, дорогая?

— Что, как только мы перестанем верить в это, мир станет отвратительным и жестоким. Что-то в этом духе.

— А она, — вмешался Нкоси, — сказала, что мир уже стал таким и даже еще худшим, во всяком случае, здесь, в этой стране.

Ди почувствовала, что брат понимает Нкоси так же, как и она, и как их обоих понимает, в свою очередь, Нкоси.

— А вы что ей сказали? — тихо спросил Нанкху.

Нкоси принял из ее рук чашку и заулыбался.

— Ничего не сказал, — ответил он так же тихо. — До того как я узнал о Вестхьюзене, мне, пожалуй, легко было бы ей ответить. Но теперь я уже сомневаюсь в правильности этого ответа.

Нанкху перестал есть.

— Именно в этом и состоит ваша ошибка, мой друг. Беззвездное небо еще не дает оснований утверждать, что темнота вечна.

— Но ведь не в том дело, что на смену мраку приходит свет. Главное, каким он будет, этот наступивший день.

— И все же прежде всего должна быть полная уверенность в том, что день наступит.

— При этом еще важно, какой смысл мы вкладываем в слово «день»! Если вы подразумеваете лишь жалкое существование…

— Об этом нет и речи, — перебил его Нанкху. — Если б это было так, не стоило бы бороться. Именно потому, что значение этого слова значительно шире, мы и боремся.

— И вы утверждаете это, несмотря на Вестхьюзена?

— Несмотря на тысячу Вестхьюзенов, при условии, что мы придерживаемся той самой веры, о которой вы говорили Ди.

Ди встрепенулась:

— Ты имеешь в виду мечты, и волшебные сказки, и бога, и все прочее?

— Да.

— Почему же ты никогда не говорил мне об этом?

— Потому, что это и в самом деле все усложняет.

— Зачем же ты сейчас говоришь?

— А я и не говорил. Это ты у него выпытала. — И Нанкху продолжал, обращаясь к Нкоси: — Спор о целях и средствах удивительно завлекателен до тех пор, пока это всего-навсего опор; посылки могут быть и верными и ошибочными, но выбирать между добром и злом надо всегда честно. Однако стоит перейти от слов к делу, как такой упрощенный подход оказывается негодным. В зависимости от ситуации одно и то же действие может быть и правильным и неправильным, может таить в себе и добро и зло. Главное, чтобы наши суждения были достаточно здравыми, а вера в мечты — достаточно твердой, тогда добро на чаше весов перевесит зло. Ради этого мы и рискуем, с этим связываем наши надежды. Максимум того, что мы можем гарантировать, — это всего лишь надежда на то, что наши действия скорее породят добро, нежели зло. Но далеко не все способны довольствоваться надеждой, и многие поэтому предпочли активным действиям пассивность. Ибо, если человек ничего не делает, он застрахован от риска совершить ошибку или сотворить зло.

— Я не оспариваю ни одно из ваших высказываний, — сказал Нкоси, — вы это знаете, и существо моих возражений, надеюсь, вам понятно.

— Вы хотите сказать, что в холе борьбы против зла вы прибегаете…

— Или вынуждены прибегать…

— Или вынуждены прибегать к методам, которые таят в себе такое же зло, как то, против которого вы боретесь. Вот что я вам скажу: если конечная цель преследует добро, то большего и нельзя требовать. Кроме того, каждый человек делает свой собственный выбор, а здесь, в Южной Африке, выбор стал болезненно простым делом.

— Вы сделали свой выбор, — возразил Нкоси. — И я тоже. Иначе я не приехал бы сюда. Однако этого мало, чтобы решить или хотя бы облегчить решение всех проблем.

— Людям свойственны сомнения, — с некоторой досадой резюмировал Нанкху.

— А это возвращает нас к фантазиям и всему прочему, — добавила Ди.

— И к нашему первоочередному делу, — сказал Нанкху. — После того, что случилось, нам придется пересмотреть все наши планы. Намеченный первоначально маршрут теперь для нас закрыт.

— Об этом мне уже говорил Найду, — отозвался Нкоси.

— Надо решать, что делать дальше. До появления господ из департамента безопасности я полагал, что у нас есть еще немного времени, возможно, целая неделя, чтобы все продумать. Теперь я в этом не уверен. Вполне вероятно, они оцепят этот район и начнут систематические облавы. Выбирайте, где бы вы хотели находиться — в оцепленном районе или за его пределами? Скорее всего, здесь вы будете в безопасности. Однако возможно и другое: какая-то случайность, незначительная оплошность, кто-нибудь проболтается или заговорит, не выдержав пытки, и ваше местонахождение будет обнаружено.

— Я хотел бы уехать, — не раздумывая, сказал Нкоси.

И Ди и доктор удивились быстроте его ответа.

— Но почему? — с изумлением спросила Ди.

Нанкху с любопытством взглянул на сестру, потом на Нхоеи и сказал:

— Пока вы здесь, с нами, у вас равные шансы быть схваченным и остаться на свободе. Если вы выйдете отсюда, вас, скорее всего, схватят — будет, пожалуй, всего лишь двадцать процентов вероятности, что вам удастся ускользнуть от них. Послушайтесь моего совета, друг, оставайтесь у нас.

— Разве у меня есть выбор? — спросил Нкоси.

— В пределах разумного, да.

— Я имею в виду — оставаться здесь или выбираться из вашего квартала.