Леонид Габышев - Одлян, или Воздух свободы: Сочинения

В тюрьмах рецидивисты не ругали Сталина, а с благоговением к нему относились: выиграл войну, снижал налоги и ворам в зонах давал жить. А Хрущева поносили: это он, лысый черт, отменил зачеты[26], ввел в зонах режимы и хотел уничтожить воров.

Как-то в заводоуковской КПЗ зашел разговор о правителях, и мужичонка, по пьяни совершивший преступление, орал:

— Сталин человек! Я на фронте ходил в атаку и кричал: «Ура-а-а! За Ленина! За Сталина!» У нас были маленькие портреты Сталина, и я перед атакой смотрел на портрет. И сейчас его храню. Если снова начнется война и нам выдадут портретики Брежнева, что, когда пойду в атаку, буду кричать: «За Ленина! За Брежнева!»? — нет! У меня язык не повернется. Буду кричать: «За Ленина!», и если скажут снова кричать за Сталина, буду кричать: «За Сталина!»

С мужиком была согласна вся камера.

Перед поездкой Коля прочитал в «Крокодиле» стихи Евтушенко и среди них — «Дитя-злодей»— Молниеносно «Комсомольская правда» напечатала ответ «Дитя-злодея», и ему понравились последние строчки:

Мне очень жаль, вы оболгалисвоих друзей,Я грубоват, чего ж вы ждали,Дитя-злодей.

И написал в «Комсомолку». Он ругал автора и советовал ему сходить к могиле Сталина и низко-низко поклониться.

Летом слушал стихи Евтушенко в исполнении народного артиста и поговорил с ним. Тот был без ума от поэта и хвалил его, возражая Коле.

У артиста узнал: Евтушенко живет в Москве на Котельнической набережной, в высотном здании. «Хорошо, — подумал он, — осенью буду в Москве, и встречусь с ним».

Петров ехал к высотному зданию. «Надо попасть с самого утра, пока он дома». Хотелось спросить Евтушенко: «Мне нравится ваша поэзия, но почему ненавидите Сталина?»

Туманный рассвет медленно вставал над Котельнической набережной. Шпиль высотного здания с пятиконечной звездой терялся в тумане. Обошел дом и встал напротив центрального входа. Из дверей выходили солидные люди. Вот по ступенькам спускается полковник, следом шикарно одетая дама. «Да, не пропустят меня. На входе швейцар. Ишь, скажет, к Евтушенко захотел. Иди-иди, не мешай людям», — подумал он и, закурив, пошел во двор.

Во дворе стоят легковые машины. Некоторые обтянуты чехлами. «На нашем квартале, — подумал Коля, — все внутренности растащили бы, и остались одни чехлы».

«Как попасть к Евтушенко? Кого спросить? Эти магнаты не помогут».

У одного из подъездов в черном халате копошился дворник. «Он-то мне и нужен».

— Здорово были, — сказал Коля.

— Здорово-здорово, — весело ответил дворник.

— У меня дело на сто тысяч и вы мне поможете.

— Что за дело?

— Я живу в Волгограде, здесь проездом, люблю поэзию Евтушенко. Очень хочется с ним встретиться. Но в этот дом не попадешь. Я несколько раз в справочном узнавал номер его телефона, но не говорят.

— Подожди. Может, помогу.

Дворник закончил работу, и они пошли по двору.

— Тебя как зовут-то?

— Коля.

— А меня дядя Саша.

Дворнику лет пятьдесят. Подошли к подъезду.

— Я живу на втором этаже. Занесу халат.

Дядя Саша вернулся быстро.

— Так, значит, любитель поэзии Евтушенко?

— Да-а-а…

— Идем на пульт. Узнаю номер телефона и номер квартиры. В этом доме я работаю электриком, а дворником на полставки…

— Так вы в этом доме по квартирам ходите?

— Хожу.

— А кто здесь еще живет из знаменитых?

— Из знаменитых? Зыкина живет. Я как-то выключатель у нее ремонтировал. Быстро исправил, и она трояк дала.

— Хорошо здесь бросают на лапу?

— По-разному. Кто-то даст, кто-то нет. Даст — хорошо, не даст — и на этом спасибо. Ну, пошли на пульт.

Коля последовал за дядей Сашей и они спустились в подвальное помещение высотного дома. За столом, перед приборами, немолодая женщина. Дядя Саша поздоровался и спросил журнал, сказав, что забыл номер квартиры одного жильца, и стал листать. Напротив фамилии «Евтушенко» стоял номер квартиры и четырехзначный номер телефона.

— А почему у него четырехзначный номер телефона? — спросил Коля на улице.

— Три первые цифры у всех одинаковые. Зайдем ко мне в гости.

Он жил в двухкомнатной служебной квартире. Жена напоила чаем с печеньем и, когда они вышли, дядя Саша сказал:

— Я второй раз женат. С нами живет ее дочь. А деньги женщинам нужны. Вот я и кручусь на двух работах.

— Дядя Саша, зайдемте в магазин, я возьму бутылку.

В магазине у дяди Саши все грузчики знакомые. Петров купил бутылку, и они распили ее в подсобке на троих. Угостили грузчика.

Коля рад, хоть и не попал к Евтушенко, зато узнал номер телефона. И сколько ни звонил, трубку снимала жена и спрашивала: «Кто?» Один раз назвался земляком со станции Зима, но поэт к телефону не подошел.

В Москве много где побывал: порыскал по музеям, взлетел на скоростном лифте в Останкинской телебашне в ресторан «Седьмое небо», сорок пять минут Золотой зал крутил его над столицей.

В Третьяковской галерее старушка-гардеробщица попросила подождать. Когда около гардероба никого не осталось, взяла плащ и через барьер помогла Коле одеться. Было так стыдно — старая женщина услуживает ему, молодому, что он готов был оставить плащ, шляпу и ломануться из Третьяковки. Гардеробщице надо дать чаевые, но сколько?

Петров в Ленинграде. Хочется попасть в пятый номер гостиницы «Англетер», ныне «Ленинградская»[27], где был убит Есенин.

Народу в гостинице тьма-тьмущая — Октябрьские праздники. Большинство ученики. Решил устроиться в номер, но мест нет. Поговорил со швейцаром, посулил денег, но тот отказал. Тогда протолкался к администратору и на всякий случай в пачку сигарет под блестящую обертку сунул десятку. Спросив, не найдется ли места, достал сигареты. Администратор заметила десятку, но в номере отказала. И сколько ни упрашивал, заменив червонец на четвертную, номера не дали, и он с незнакомым мужчиной поднялся на второй этаж. Но пятый номер закрыт.

В цветочном магазине на Невском купил пять букетов гвоздик и, сделав из них три, прошмыгнул на второй этаж.

Пятый номер рядом с кабинетом директора. На табличке фамилия: Есинкин. «Чуть не Есенин», — подумал и зашел в кабинет. Объяснив, что хочет в пятом номере поставить на стол букет цветов в память о Есенине, один букет положил на стол. Директор поблагодарил.

— Обратитесь к дежурной.

Объяснил дежурной и вручил букет цветов. Она рассыпалась в любезностях.

— Если за этим заходили к директору, то и не стоило. Надо было сразу подойти ко мне.

Красные гвоздики в ноябре растопили душу работников гостиницы, и вот Колю в пятый номер заводят две женщины — дежурная и горничная.

— Сейчас здесь живут румыны, по фамилии Кармены, — сказала дежурная.

— Они знают, что в этом номере задавился Есенин?

— Знают, наверное.

Поставил гвоздики в вазу, а горничная налила воды.

— Вот придут Кармены и удивятся, что у них цветы.

Коля оглядывал номер. Правый угол пронзали трубы то ли отопления, то ли водопровода, и он засмотрелся на них. Есенина повесили на трубах.

— Как-то здесь жили поляки, и когда узнали, что в этом номере повесился Есенин, накупили свечей, зажгли их, и всю ночь читали стихи, — тихо сказала дежурная.

Поблагодарил женщин и записал фамилии старейших работников гостиницы. Хотелось разыскать тех, кто в ночь смерти Есенина дежурил в «Англетере».

В справочном дали всего один адрес, и он зашел в старинный дом. Дверь открыла дряхлая, лет восьмидесяти, старуха, и он объяснил, зачем пришел.

Скупой, очень скупой рассказ выслушал Коля и спросил:

— Вы не слыхали, Есенин задавился, или его вначале убили, а потом подвесили?

— Слыхала, но кто теперь точно скажет?

— Жив кто-нибудь из тех, кто в ночь смерти дежурил в гостинице?

— Не знаю. Теперь не знаю.

— Горничная, дежурная, швейцар — они тогда молодыми были?

— Горничную и дежурную не помню, а швейцар пожилой был. Говорили, что он поклонникам Есенина по кусочкам раздавал веревку, на которой повесился поэт.

Поблагодарив старушку, поехал в гостиницу «Октябрьская». Мест не было, и люди толпились возле администратора. Занял очередь. Одни, отчаявшись, уходили, другие снимали комнаты у предприимчивых ленинградцев. Адреса за плату раздавал швейцар, ссыпая мелочь в широкий карман роскошного пиджака.

Но вот, как в сказке, нашлись свободные номера. Дошла и до Коли очередь. Администратор стала заполнять карту гостя, но прочитав в паспорте графу, на основании чего он выдан, сказала:

— Мы не можем вас поселить в гостиницу.

— Как мне быть?

— Езжайте к начальнику паспортного стола. Если разрешит — устроим.