Том 1. Усомнившийся Макар - Андрей Платонович Платонов

Суржей и отсортировала по единому зернышку вся артель.

Покончив с озимью, Иван погнал артель в лес – на охоту. Силками, самодельными капканами, просто дубинками с помощью ретивого волка – изо дня в день колошматили люди разное звериное людство и птиц.

Однажды, возвращаясь на Суржу, люди увидели впереди какую-то барахтающуюся кучу. Опрометью побежали они к куче. То оказалось два волка: их и еще другой – молодой и сильный. Суржинский волк бил молодого волка, а тот, увидев людей, лег на спину и заплакал. Люди взяли его за шиворот, поднесли к своим глазам и долго его разглядывали, гладя по искусанным бокам. А когда опустили на землю и пошли своей дорогой, волк взвизгнул и побежал за ними.

Это дало Ивану мысль. Через месяц, к началу зимы – Суржа имела уже двадцать два волка под командой Горелого – первого суржинского волка.

Горелый сумел их смирить, а Иван Копчиков окончательно покорил их людям своими ласковыми поглаживаниями по шерсти, взглядами своими властными. Люди сделали сани и сбрую.

Как только установился хороший зимний путь, Иван Копчиков запряг в сани двенадцать волков, уложил в них серебро с икон, сто сорок две шкуры лисиц и кое-какую дичь, посадил в задок Каспийскую Невесту, молчаливую, сел сам на передок и свистнул. Горелый, запряженный позади всех волков, в ответ на этот свист ляскнул зубами так, что волки хватили в рысь.

Из города Иван привез на волках целую прорву хороших вещей: одежду всем зимнюю и обувь, ружей штук пять и зарядов, котлы какие-то с трубами. И много еще. А через сутки приехала на Суржу и Каспийская Невеста – одна в санях, запряженных белой лошадкой. Она привезла какой-то огромный ящик. Не раскрывая его поставили в хату, и больше Иван не приказал его трогать.

Мужики наутро спросили:

– Котел зачем? Самогон гнать?

Иван ухмыльнулся, приказал им взять топоры и другие плотницкие инструменты и валить в лес. Через три недели в лесу задымил махонький смолокуренный завод.

– К весне с деньгами будем, – сказал Иван, когда наполнилась пахучей смолой первая бочка.

Кроме смолокуренного устроили лесопилку – лошадь вертела колесо, колесо бешено вертело круглую пилу – доски росли сотнями в день.

Люди были веселыми, пели песни и работали даже ночью.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ,

где мир оказался братом человеку-бродяге

Вот и весна. Сердце в Иване шумит, как ветер на пустой земле.

Шумит сердце и в Каспийской Невесте. Бродит она и слушает свои мысли, которые родились от дрожи солнечных лучей в занебесном пространстве.

Глядит на нее Иван, как слушает сказку. Как бы опять вошь любови не завелась в разбухающем весеннем теле.

У Каспийской Невесты было лунное тело – бледное, твердое и спокойное, как немое сияние полночной хлебной луны.

Бродяжья братия жила дружно – в одну душу. Действовала вместе – как одна рука.

Иван уже чуял наступление солнца. Его ревущая пламенная <пропуск слова> уже уперлась в землю и дыбом подняла растения, чтобы через неделю в пожар превратить зеленую жизнь.

– Миру нет дела до людей, – подумал Иван, – зато нам есть дело до мира. Надо найти у мира голову и треснуть по ней чем-нибудь тяжким… Мыслью, к примеру, превращенной в машину.

Но думать не хватало хлеба. Времена уходили. Земля уже гудела в солнечном пожаре.

Вскочил раз Иван ночью. В голове будто у него вспыхнуло сияние, и тоска потопила сердце. В жилах пошел зуд и горение задыхающейся силы.

Разбудил всех Иван мигом.

– В лес! Ветрогон строить! Воду качать будем… Проса уже погорели… Подохнем с голоду. Опять на Каспий плыть придется, невест усматривать…

И вот большевицкая нация таскала бревна, пилила доски, вкапывала столбы, косые стойки сбивала и крепила башенную деревянную снасть.

Иван стоял молча, обдумывал и показывал – он был за инженера.

И росла против солнца деревянная башня под горячими руками одиноких во враждебном мире людей, спаянных вместе несчастьем и угрозой солнца.

А Каспийская Невеста сидела на бугре возле и слушала солнце.

К вечеру Иван стал уже тесать тонкие доски и прилаживать их на скелеты крыльев-мотовил. Долго шурил глаза Иван, ладил и считал:

– Ветер должен работать косым ударом – тогда сила будет агромадная.

Ночью поели большевики волчатины и засопели во все отверстые дыры в своих телах.

На другой день взялись за изготовку двух валов и большого деревянного штопора, который будет угнетать воду и гнать ее ввысь.

Невеста стояла стоймя и молчком тут же обапол и не глядела на работящих своих сожителей на земле.

Еще прошел день и еще два. Солнце громыхало и выедало землю. Усталый земной шар несся в огневом потопе и затихал в смерти.

И вот настал один день. Поднялись люди с полночи и ждали ветра. После восхода солнца по небу поплыл азиатский накаленный песок – и ветряк взмахнул, заскрежетал и завертелся. Деревянный штопор шуршал в воде и гнал ее кверху. Вода выметывалась наверх, падала в лотки и бежала чистым потоком на огороды.

И на пепельной, смрадной стенающей земле зеленел и ликовал кусок живой земли – и подле него толпились живые победившие уморенные люди.

С Каспийской Невестой творились великие дела.

Солнечная дрожь рождала в ее голове мысли, и эти мысли вели ее куда она сама не знала. Она говорила не свои слова, а слова мыслей, которые сделало в ее голове солнце.

Она родилась в далекой стране, чистой и немой. В ней не было ни души, ни страсти, ни похоти, ни желаний.

Она была пустым и чистым кувшином – и туда лилась солнечная сила мира и делала ей и мысли, и душу, и слова. Она говорила чудные, но хорошие слова. Их и Иван не понимал.

Ходила Каспийская Невеста, как зачарованная волшебница, и ее волшебная сила обволакивала всех, как тонкий воздух, как туманный свет и цветочная вонь.

И большевики переменились. Тяжелые большие головы их нагрузились думами и душевной нежной силой.

– Што тут такое? – думал Иван. – Ничего не должно быть окромя мыслей и машин. Какая тайная сила работает внутри Невесты и делает ее такой нужной нам?

Иван не любил слова и не сказал, и не подумал даже, что пропади, сгинь Невеста – он бы вдарился головой о камень и размозжил ее.

– Через нее мы слушаем мир, – говорил сам с собой Иван, – через нее можно со всем побрататься, быть заодно с солнцем и звездами – и не надо будет ни работы, ни злобы, ни борьбы. Будет везде, что видимо и невидимо, братство…