Деревенская повесть - Константин Иванович Коничев


Деревенская повесть читать книгу онлайн
«Деревенскую повесть», выросшую в большой бытовой роман, Константин Коничев завершил к началу пятидесятых годов. В ней он нарисовал яркую картину нищенской жизни дореволюционной северной деревни. Книга эта написана в духе лучших реалистических традиций русской литературы, с её острым интересом к судьбам крестьянства. Писатель страстен и публицистичен там, где он четко раскрывает классовое размежевание сил в деревне, социальные противоречия, рост на селе революционных настроений.
В «Деревенской повести» Коничев предстаёт и как талантливый бытописатель северной деревни. Взятые им из жизни бытовые сцены и картины этнографически точны и одновременно самобытны. В судьбе бедняцкого сына Терентия Чеботарёва много от биографии самого автора. Правда, писателю не всегда удаётся подняться над фактами личной жизни, нередко он излишне увлекается случайными бытовыми деталями. Краски его блекнут там, где он отходит от биографической канвы и делает попытку нарисовать обобщающие картины борьбы за советскую власть на Севере.
Виктор Гура
XIV
Об открытии Дома крестьянина зазывающие афиши вывесили на базарной площади, около двух пока действующих церквей, на пристани, на крыльце волостного исполкома и у перевоза через Кубину.
На крыльце исполкома Пилатов стоял с председателем исполкома Василием Вересовым, затягиваясь, курил неразлучную трубку и, показывая афишу с правильным и многокрасочным изображением Дома крестьянина, хвалил рисунок и текст.
— Смотри-ка, Василь Павлович, наш избач какую штуку сочинил.
И оба читали вслух:
…Давно ли Смолкин Пётр Степанов
Здесь содержал питейный дом?
Бутылки, рюмки и стаканы
Дразнили каждого вином.
Мужик продаст хлеб на базаре,
Потом в «Париж» сюда зайдёт.
Забудет всё в хмельном угаре,
Сидит и пьёт, и пьёт, и пьёт…
А дома дети ожидают
Отца с гостинцем из села,
Они не видят и не знают,
Что он здесь пьяный до зела.
Так было раньше в доме этом, —
Один трактирщик-живоглот,
Вином торгуя за буфетом,
Имел порядочный доход.
Пришла пора, и здесь, в трактире,
Где проживалась беднота,
Дом крестьянина открыли,
Трактиру это не чета, —
Добро пожаловать сюда!..
Теперь приезжему с устатку
Сюда полезно заглянуть,
Прибрать с повозкою лошадку,
Попить чайку и отдохнуть,
И может грамотный газету
В любое время здесь читать,
О том, как жизнь идёт по свету,
Избач вам должен рассказать.
Пусть всему старому в деревне
Идёт на смену новый быт;
Где тьма была и пьянка прежде —
Там Дом крестьянина открыт!..
Между тем автор этих стихотворных строк сидел за большим столом в читальне по соседству с чайной Дома крестьянина и беседовал с мужиками. Две дежурных девушки-комсомолки выдавали читателям книги. Белоруссов собирал деньги о подписчиков на газеты. Землемер Кондаков агитировал двух сельских исполнителей повернуть свои деревни с трёхпольной системы на четырёхпольную и предлагал услуги — произвести земельный передел.
Мужики слушали его внимательно, соглашались с тем, что травосеяние повысит удойность коров, во говорили как по-заученному:
— Ладно, подумаем, да с соседями поговорим, да посмотрим, как другие… Успеем, не к спеху, как бы на смех не попасть…
Землеустроитель пожимал плечами и думал: «Трудный же у нас в волости народ, несговорчивый, а всему виной их раздвоенность: одной ногой на трёхполке стоят, другой — куда-то в сторону на сезонные заработки шагнули, а руками ухватились за кустарные промыслы…».
Из Губзу и Узу присылали бумагу за бумагой, на машинке отпечатанные: «Срочно донесите, сколько и каких деревень вами землеустроено?». Но что мог сообщить нерасторопный землеустроитель?
Однажды в стенной газете Дома крестьянина он увидел карикатуру на себя с припиской:
«Кондаков пишет телеграмму в губ. зем. управление: «Честь имею донести, раздел нельзя произвести. Нет согласия мужиков. Землеустроитель Кондаков».
После этого Кондаков взвалил себе на плечи астролябию, захватил рулетку, несколько книжек и пошёл в деревни.
Чеботарёву хватало хлопот и дела в избе-читальне, в комсомоле и в партячейке. А когда находилось свободное время, он оставлял вместо себя в читальне дежурных комсомольцев и то уходил в деревни с кустарками-кружевницами беседовать, чтоб не частникам продавали кружева, а вступали в свою артель; то собирал молодёжь и ратовал за её вступление в комсомол; то составлял списки бедняков и по возвращении в село приходил в комитет крестьянской взаимопомощи и требовал поддержки маломощным. А в селе какой только работы ему не находилось, кроме той, что выполнял в читальне?! Умер работник исполкома Порфирий Серёгичев, — Чеботарёву поручили организовать гражданские похороны с музыкой, речами. Был в селе духовой оркестр из двенадцати: трубачей. Руководил оркестром церковный регент Ростиславин, он наотрез отказался участвовать в похоронах коммуниста и даже насмешливо сказал:
— Надо, так похороните под гармонь. Вы, большевики, народ весёлый…
— Что ж, мы можем и под гармонь, — ничуть не смутившись, ответил Терентий, — но имейте в виду, гражданин Ростиславин, с оркестром вам придётся расстаться. Найдём другого руководителя…
Три брата Сметаниных, три баяниста, шагали впереди гроба и так дружно играли «Варшавянку» и «Вы жертвою пали», что, пока дошли до кладбища, процессия растянулась на полверсты.
Вскоре на долю избача Чеботарёва, выпала почётная «нагрузка» провести первые в селе публичные октябрины.
Директор технического училища Еловков с полного согласия своей супруги октябрил первенца-сына. В те годы славное русское имя Иван резко шло на убыль, и многие для новорождённых подбирали имена новые, никогда не бывшие в употреблении. В наше время среди, взрослых людей можно встретить такие имена, как Коммунар, Рэкэпина, Искра, Заря, Марат и даже Виват. Супруги Еловковы как раз и решили наречь свое дитя Виватом. Восприемников нашлось не мало. Каждый, кто брал на руки завёрнутого в кумач ребёнка, произносил на сцене речь перед зрителями, считался восприемником.
По служебному долгу Пилатов начал свою речь с международной обстановки.
Предсказав в ближайшее время революцию в Германии и Болгарии, он перешёл к новорождённому и сказал:
— Когда подрастёт этот, как его… Ванил…
Отец новорождённого поднялся за столом в президиуме и скромно поправил:
— Виноват, Виват!..
Пилатов извинился и продолжал:
— Когда подрастёт наш новорождённый Вилантий, мы к тому времени построим социализм…
— Крой, почём зря, Ванил, Вилантий… Да назвали бы его Власом, и делу конец! — подсказывал кто-то из публики.
Следующие ораторы, в том числе и Чеботарёв, утвердили за виновником торжества имя — Виват…
Как-то в начале осени Суворов пригласил Чеботарёва к себе в деревню погостить. У Алёшки давно умер отец, бывший конторщик, оставивший изрядную библиотеку. Порыться в книгах для любознательного Терентия было интересно. Они забрались в горницу и раскидали на полу два сундука литературы.
Много было тут интересного и пригодного для волостной библиотеки-читальни. Русских классиков Суворов охотно отдал в читальню, но предупредил своего приятеля:
— Унесём не сразу, чтобы мама не приметила, а то, пожалуй, деньги за это спросит. Или совсем не отдаст.
— В библиотеке это очень пригодится! — восторгался Терентий. — Да у нас читателей сразу человек на двести прибудет! А тебе спасибо… Спасибо, Алёша… Ты настоящий комсомолец!..
Пока они тут просматривали и отбирали пригодные для библиотеки книги, под окнами горницы застучала телега, послышалось старческое покашливание.
Суворов выглянул из-за занавески в окно.
— Чорт попа принёс. Мешки в телеге, наверно за требы хлеб собирает.
Привязав лошадь к железному кольцу, торчавшему из бревна рядом с наземными воротами, поп крикнул:
— Миропиюшка! Миропия!..
Возглас попа касался Алёшкиной матери. Та откуда-то из