Записки странствующего энтузиаста - Михаил Леонидович Анчаров

потому, что наступила новая жизнь, для которой прежний конфликт просто несуществен, не имеет значения, устарел, смешон, и история расстается с ним, смеясь.

И что тот из участников конфликта, который очнулся от гипноза и наркоза, видит, что пришло спасение, и живет дальше. А кто не очнется — гибнет. Это и есть жизнь. Все остальное — драматургия, откуда второпях изгнали дешевый сценический прием, не замечая, что вместе с наивным, фантастическим объяснением выкинули и гигантское реальное обобщение.

Если у людей, у народа, у человечества отнять веру в то, что дело идет к лучшему, то не только искусство становится необязательным психозом, но и жить незачем.

Если бы сын умел читать, я бы написал ему такое письмо:

«Сынок, ты был зачат бессознательно, но оставлен жить — сознательно. Три месяца медицина дает на принятие решения. Сынок, неужели я бы сознательно обрек тебя на муки жизни, если бы знал, что они обязательны? Я уверен в обратном.

Я люблю тебя, сынок.

И поэтому я приступаю к огромной теме — выручки со стороны, которую назову „деос экс махина“ именно потому, что этот прием на сцене и в обязательном искусствоведении давно опозорен. А это у меня вызывает смех.

А смех, как ты давно понял, есть внезапное избавление от престижа.

Так вот, сынок, ты в моей жизни и есть выручка со стороны.

Неожиданная, случайная, божественная.

Все остальное было всего лишь исполнением обычных желаний. Которые, конечно, кончались именно потому, что исполнились».

И мы прибыли в аэропорт Кроумоч.

22

Дорогой дядя!

Потом нас повезли автобусы.

Греция. Я здесь еще не был.

Афины похожи на курортный город. Типа Сухуми, только большой. Пальмы. Олеандры. Только пыльные.

Потом повезли на смотровые площадки. Было очень красиво. Греция все ж таки. Автобусов уйма. Приезжают со всего света.

Потом нас повезли на последнюю площадку. Вылезли. Тропа, старые плиты, а по бокам пыльная трава, кустики. День был не жаркий, просто теплый прекрасный день. Поднимаемся на холм. Наверху голая площадка. Каменные плиты. Все говорят, говорят. Еще шаг.

Дорогой дядя, в этом шаге все дело.

Я не знаю, как рассказать.

Вдруг, как в кино, отключили звук, и я ничего не слышу. Пошли длинные секунды. Я только смотрю. Вдали, в километре — как модель храма из Музея изобразительных искусств в Москве — Парфенон. Греции нет. Эллада.

Потом услышал голоса. Стали снимать друг друга на фоне храма Афины, на фоне Эллады.

Сверху было видно, как поток людей движется там, внизу, и поднимается в Акрополь, — разноцветные точки.

Потом и мы оказались внизу и пошли вверх.

Парфенон.

Вокруг храма валяются мраморные перемеченные обломки, чтобы не сперли их.

Белый мрамор? Нет, его не было. Мрамор цвета охры, изъеденный кислотами дрянных современных дождей.

Скульптуры с фронтонов и метоп — вывезены вшивыми чиновниками Британии. Платили взятки вшивым турецким чиновникам, потому что Греция тогда принадлежала Турции. Извините, турки и британцы. Это было давно. Теперь вы совсем-совсем другие.

Я нашел только одну метопу. Ее не украли потому, что от кентавра там осталась еле видная тень. Как после Хиросимы — от мужчины на стене.

Что внутри? Ничего. Все завалено обломками. Там был вшивый склад вшивого пороха, и он взорвался.

Эрехтейон больше сохранился. Там сперли только одну кариатиду. Теперь делают попытки ее восстановить. Поэтому маленький храм в прозрачных строительных лесах.

Эллада. Дом сердца моего.

Место, где зародилось все, чем гордится вшивая Европа.

Ну ладно, дорогой дядя, ну не вшивая. Это я так. Осерчал.

Спорят о том — надо ли восстанавливать Парфенон. Все еще спорят эстеты и другие прохиндеи, а в Польше восстановили Старо Място, а в Ленинграде — Петергоф. Какая разница, из каких камней построен Дом Сердца Моего — старых или новых. Нет новых камней. Все камни старые. Но Парфенон должен быть. Должна быть память об Элладе, где у самого захудалого философа больше оригинальных мыслей, чем у вшивого канцелярского Рима, вшивого канцелярского Средневековья, не говоря уже о нынешних вшивых временах. За исключением мыслей о коммуне, конечно, о которых все знают и все время стараются опровергнуть.

Эллада. Эллада. Эллада.

У самого грандиозного драматурга Европы Шекспира вшивый Макбет, науськанный вшивыми ведьмами, грызется за вшивую власть, которая будет состоять в том, что он будет жить в каменном бункере и носить на шлеме необходимые ему перья, которые можно добыть на Птичьем рынке или в любом курятнике, а потом умрет.

А гнев Ахилла вспыхнул потому, что ему не достался драгоценный щит с драгоценными барельефами, созданными драгоценным талантом.

Люди у Шекспира грызутся друг с другом, а в Элладе воюют с роком. Знают, что рок сильнее, но не хотят подчиняться.

Эллада, Эллада…

Потом все вразброд тихо спускались обратно, и у каждого в кармане был билетик-сувенир с головой Перикла и со словами по-гречески — цитата его речи о том, что такое республика Афины.

Разноязычный говор, и я услышал слова молодого мужа, обращенные к молодой женщине с ребеночком, сказанные по-польски:

— Юж конец.

Бытовой перевод — вот и все. А перевод сердца — вот и конец.

Нет-нет, я не плачу.

Эллада.

Они были не в курсе. Они не знали, что все еще только начинается.

23

Дорогой дядя!

На прошлое не повлияешь, что было, то было. Но на будущее — можно. Всякое посещение будущего уже влияет на него.

А посещаем мы постоянно. Это называется — воображение.

И иногда предпринимаем что-нибудь, а иногда — ждем.

Но никто не хочет поверить, что само воображение кое-что стоит. Так, развлеченье.

Когда мы воображаем будущее, мы на самом деле в нем бываем, но видим то будущее, которое сложилось без нашего в нем участия, без наших «находок».

И если реальное будущее оказывается не таким, как мы воображали, то это потому, что и другие воображали его по-своему, а некоторые и не воображают вовсе, а пытаются вычислить. Пытаются вычислить его как неживое и неизобретательное, то есть как машинный ресурс.

Но почему же мы не знаем, что будет с нами иногда завтра, иногда через мгновение? Потому что мы не знаем, что придумывают в этот момент другие люди, от совокупных действий которых зависит наша судьба. Как и ихняя.

Как же быть?

Надо вступить в контакт с их воображением.

И чем больше людей вступят в контакт на этом уровне, тем больше воображаемое будущее будет похоже на то, что будет на самом деле.

В принципе, если вообразить