Фундамент - Алексей Филиппович Талвир

Сергей рассказал о ночном происшествии.

— Как вы думаете, капитан не лежит где-нибудь в кювете, истекая кровью? — спросил Иштулов.

— Этого я не знаю. Возможно, он ранен, возможно, попал в плен… А может, живой и невредимый, пешком добирается до своих.

— Можете показать место, где капитан выбросился из машины?

— На карте могу, а на местности… не безопасно. Там немцы, — ответил Сергей.

Иштулов развернул на столе топографическую карту. Чигитов провел пальцем по своему ночному маршруту: роща, шоссе, первый, второй, третий перекрестки…

— Где-то здесь, у самой деревни, в которой был размещен штаб армии. Разве ж мы знали, что он передислоцировался!

— С вами хочет поговорить следователь военной прокуратуры, — сказал Иштулов и вышел из комнаты.

Только теперь Сергей обратил внимание на молодого худощавого человека, сидевшего в сторонке.

— Чигитов, расскажите мне, что вы делали до войны.

— Окончил семилетку, поступил в техникум, работал электромехаником на железной дороге.

— Как попали на фронт?

— Подал заявление о снятии брони, добровольцем записался в истребительный батальон…

— Присягу давали?

Чигитов так спешно из истребительного батальона попал в Вутланскую дивизию, что о присяге нигде речи не было. Очевидно, это упущение политрука автороты. Но чтобы не доставлять дополнительных неприятностей командованию, твердо ответил:

— Да, присягал.

Следователь, пригладив рукой черную густую шевелюру, окатил Чигитова укоризненно-презрительным взглядом:

— На фронте существует древний суворовский закон — сам погибай, а командира выручай. Слышали о таком?

— Так точно, товарищ следователь.

— Ну вот, почему же вы поступили как раз наоборот? Командира бросили, а сами удрали на машине.

— Я спасал материальную часть, за которую отвечаю головой. Кроме того, боялся угодить в плен…

— Сдача в плен равносильна измене Родине, это правильно.

— А что же я мог сделать, если капитан Мурзайкин выпрыгнул, когда я угонял от немца машину?

Следователь, явно растерявшись, строго заметил:

— Вопросы задаю я, а вам нужно отвечать.

— Пожалуйста.

— В какой момент выбросился из машины капитан Мурзайкин?

— Не знаю, я не заметил.

— А не мог он выпасть от толчка при резком развороте машины?

— Дверца машины была закрыта, выпасть он не мог. Он мог только выпрыгнуть.

— Допустим, что он выпрыгнул. Вы не могли при этом переехать его задним колесом? Могло такое случиться?

— Нет, не могло.

— Но задеть ногу или руку могло заднее колесо. Сами сказали, что машина шла на большой скорости.

— Он мог ушибиться о землю…

— На каком расстоянии был немецкий патруль, когда капитан выпал из кабины?

— Не могу сказать: не видел, когда это произошло.

— Патруль мог заметить выпавшего человека?

— Думаю, нет, было очень темно.

— К нему бежали другие немцы? Сколько их было? Вы их видели?

— Я услышал автоматную очередь и не стал дожидаться, пока прибегут другие немцы.

— А немец все время стрелял по вашей машине и ни разу не попал? На каком расстоянии вы были от него?

— Точно не могу сказать. Это можно установить только на месте.

— Что ж, съездим на место.

— Там теперь немцы.

— Значит, капитан Мурзайкин остался у немцев? Какое было у него при себе оружие? Пистолет? Возможно, капитан добровольно сдался в плен? На эту тему у вас с ним не было разговора? Вы, кажется, и до войны были с ним знакомы?

— Что же он, сумасшедший или предатель, враг своего народа? — рассердился Сергей. — У него жена работает в нашем медсанбате…

— Вопросы задаю я, — сухо напомнил следователь. — Скажите, куда же делся капитан Мурзайкин? Может, он был ранен и непроизвольно нажал на ручку дверцы машины, дверца открылась и он выпал на дорогу под носом у немецкого патруля? Могло такое случиться?

— Нет, не могло. В кабине нет пробоин.

— Но пуля могла влететь сбоку, со стороны бокового стекла.

— Исключено. С его стороны стекло было поднято. В такой холод…

— А может, капитан опустил его в тот момент, когда вы остановились и заговорили с немецким патрулем. Могло такое быть?

— Нет, не могло.

— Почему?

— Да потому, что стекло было поднято. Я же отлично это помню, дверца открыта, а стекло поднято.

— Это вы утверждаете. А если я вам не верю.

— Если не верите, то и расспрашивать нечего.

— Где вы бросили капитана Мурзайкина? Расскажите всю правду, тогда я поверю. А то одно и то же: «не знаю», «не знаю». А кто же должен знать? Человек сидел рядом с вами.

— Ну, сидел.

— А потом?

— Потом я заметил, что капитана рядом со мной нет. А дверца машины открыта.

— Немцы гнались за вами?

— Нет. Во всяком случае, когда я пришел в себя и остановил машину, никаких признаков погони не было. Я долго стоял, ждал капитана, но не дождался.

— На сколько вы удалились от немцев?

— Не знаю. Растерялся, на спидометр не посмотрел.

— Если капитан Мурзайкин жив, не ранен и не попал в плен, то он должен бы уже вернуться в свою часть. А его нет. Вы знаете, что вас ожидает, если капитан не вернется?

Сергей молчал.

— Под трибунал пойдете. Вас будут судить за трусость и нарушение присяги. Вы на поле боя бросили своего командира! Идите. Я вызову вас, когда потребуетесь. Из части не отлучайтесь. Или вас посадить на гауптвахту? Ну, ладно, идите пока.

Сергею казалось, что следователь продержал его целые сутки. На свежем воздухе у него вдруг закружилась голова. Отчего бы это? Впрочем, понятно, ночь без сна, столько волнений…

Мимо пробежала молоденькая санитарка с кипой чистых простыней.

— Ты чего отлыниваешь от работы? — заигрывая, крикнула она. — Видишь, полуторка с дровами ждет тебя.

Сергей промолчал. Будничные заботы мало волновали его теперь.

Даже не верилось, что еще вчера было счастливое время, когда он с легкой душой вместе с этими людьми в военной форме что-то сосредоточенно делал, к чему-то стремился. Мечтал о подвигах, о мести врагу.

То, что прежде Сергея не устраивало — обязанности шофера, отдаленность от фронта — теперь казалось редкой удачей в его короткой жизни. Как он мог этого не понимать, не целить!

Сергей ловил себя на том, что побаивается встречи с матерью. Как он ее огорчит! Сколько страданий доставит! Уж лучше бы ему оказаться в другой дивизии! И в то же время нетерпеливо ожидал — когда же мама вернется! Насколько ему тогда легче и ясней все станет!

Он не заметал, как оказался у сарая, где одни пилили дрова, другие укладывали поленья, третьи сгружали с машины долготье. Он отстранил хрупкую девушку, санитарку или работницу кухни, стал на ее место. Когда закончили выгрузку, водитель грузовика,