Прощальный ужин - Сергей Андреевич Крутилин

стакан кефира. Игорь залпом выпил кефир, отставил пустой стакан и, не ожидая, пока официантка принесет скудный завтрак — котлету с картофельным пюре, — положил на ломоть серого хлеба крохотный кусочек масла и стал есть. Он не любил понапрасну сидеть в столовой; утром время особенно дорого. «Рубенс, говорят, вставал каждый день в четыре утра. В четыре! А сейчас — девять. Я и так потерял целый рабочий день», — думал он.

Игорь занят был своими мыслями и не заметил, как подошла диетсестра. В доме отдыха кормили скверно, и так как Кудинов часто бывал здесь, то его определили на диетическое питание, и он, вдобавок ко всему, получал кефир и масло.

— Игорь Николаевич! — сказала сестра. — Можно за ваш стол посадить новенькую?

Кудинов хмыкнул — он жевал бутерброд и не мог сказать: «Пожалуйста!» — получилось что-то нечленораздельное, одно мычанье. Но диетсестре, видно, этого было вполне достаточно, и она сказала, обращаясь к девушке, с которой пришла: «Садись, Эльвира!» Два других места за столом — напротив Игоря и справа от него, хоть и пустовали сейчас, — были заняты: сидели шахтер с женой. Оставалось свободным лишь место слева от Игоря. На это место и указала теперь диетсестра. Девушка сказала: «Спасибо, Лена» — и села по левую сторону от Игоря. Кудинову было наплевать — справа или слева; молодая ли девушка или пожилая шахтерка. Ему важно было как можно скорее дожевать свой бутерброд, вытереть губы бумажной салфеткой, бросить застольникам: «Приятного аппетита!» — и встать. Затем быстро сбежать вниз, к коттеджу, где он жил, зайти к себе на террасу, схватить со стола этюдник, вскинуть ремень на плечо и — бегом в лес, на луг, к Оке. Он должен работать и работать! Работать днем и ночью! Работать до тех пор, пока рука в состоянии держать кисть, карандаш! Все большие мастера работали до самозабвения. И он должен работать так же, если хочет что-то сделать! А Кудинов должен сделать! Он уже набирает силы. С ним уже считаются. Он уже не какой-нибудь Ванька на побегушках у оформителя павильона на сельхозвыставке, а подающий надежды художник. Его «Лесорубы» куплены — живут, смотрятся. У него есть деньги — небольшие пока, но все же деньги. Эти деньги дают ему возможность просуществовать какое-то время беззаботно, независимо ни от кого, без каждодневной беготни в комбинат. Кудинов рассчитал, что при самой жесткой экономии этих денег хватит месяца на три. За эти три месяца ему необходимо сделать что-то очень значительное. Непременно сделать! — решил он.

Игорь мог бы выхлопотать себе путевку в какой-нибудь Дом творчества художников. Но на хлопоты требовалось время, а он не хотел терять время попусту. Он работал.

После завтрака Игорь брал этюдник и уходил на Оку, в деревню. Отыскав укромный уголок, он разбирал этюдник и начинал писать. Он и сейчас уйдет писать, и какое ему дело, что слева от него за столом будет сидеть теперь эта новенькая, как ее — Эльвира… «Хм! — усмехнулся он краешком губ. — Имя-то какое… красивое».

И хотя Игорь так решил, однако ломоть хлеба он почему-то отложил, перестал жевать, скосил глаза, посмотрел на девушку. А она в общем-то ничего, решил Кудинов. Имя, конечно, пошлое. Но так — хорошее лицо, высокий лоб, серые глаза, круглый подбородок с ямочкой посредине. Сквозь белую прозрачную кофточку виднеются какие-то бретельки. Игорь не очень-то их рассматривал: раз они там есть, решил он, значит, они нужны зачем-то. Скосив взгляд во второй раз, Кудинов разглядел ее руки. Он нашел, что у нее очень красивые ладони — узкие, тонкие, выразительные; пальцы — длинные… Правда, плечи у нее грузны, грубоваты, привычны к тяжелой работе. Однако, глядя на нее, никак не скажешь, что она шахтерка.

На всякий случай Игорь решил, что надо относиться к ней поосторожней. Да ему решать это особо и не надо было: он и без того боялся всего. Он боялся женщин, опасаясь, что своей любовью они свяжут его по рукам и ногам; боялся, что увлеченность женщинами не позволит ему осуществить заветную мечту — стать известным художником. Он боялся начальства, вернее, всех, кто был хоть на ступеньку выше его по положению; даже перед каким-нибудь секретарем по оргвопросам он склонял голову и хихикал, услыхав от него какой-нибудь плоский анекдот. Он боялся заводить друзей, ибо с друзьями надо быть обязательным: пить водку, когда они ее пьют, говорить им слова одобрения и т. п. Даже однокурсников он избегал, предпочитая оставаться самим собой — отверженным гением.

— Тут танцы по вечерам бывают? — вдруг спросила она.

«Шахтерка», — решил про себя Игорь и ответил ей мрачноватым тоном, что он не знает, бывают ли тут танцы или нет. Кудинов сказал правду. После ужина он не бил баклуши, как иные отдыхающие: не играл в домино, не шмыгал ногами под радиолу. Игорь и вечерами находил себе работу — читал или грунтовал холст, готовясь к завтрашним этюдам.

— А то, наверное, скучно тут! — сказала Эльвира, вздыхая.

Кудинов не ответил. Как раз официантка принесла ему горячее — котлету с картофельным пюре, и он уткнулся в тарелку. Быстро съел все, выпил чай, бросил обычное: «Приятного аппетита!» — встал, придвинул стул, на котором сидел, и пошел к выходу.

Игорь не сделал и трех шагов, когда Эльвира окликнула его:

— Молодой человек, вы позабыли сделать заказ на завтра!

Он остановился.

— Я не заказываю, — сбитый с толку неожиданным окликом, сказал он.

— Простите! — Она смотрела на него своими большими серыми глазами прямо и доверчиво. — А я думала, что вы позабыли.

— Нет, не позабыл. Я ем, что дадут.

— Значит, у вас хороший аппетит?

— Да… хороший! — раздраженно бросил он.

«Дура!» — решил Игорь. Он хлопнул дверью и вышел на застекленную террасу, залитую скудным, но очень успокаивающем светом бабьего лета. Игорь достал сигарету, закурил; и, пока закуривал, подумал, что если когда-нибудь у него будет дача — своя, большая дача, — то он непременно пристроит к бревенчатому срубу вот такую же большую, просторную террасу. Ведь каждый художник, независимо от таланта, должен иметь на этой большой, холодной земле любимый уголок — пристанище его души, место постоянных наблюдений, городок или село, где живут и действуют его прототипы. Пусть маленькое, крохотное место, но художник непременно должен его иметь! Вон, говорят, Пластов постоянно живет в деревне, на Волге. Ему ие нужны никакие командировки: он рисует своих соседок-колхозниц, деревенских мужиков. Ребята, бывавшие у Пластова, рассказывают, что у него в деревне даже корова есть своя. Корову-то, пожалуй, покупать не обязательно. Но убегать от суеты, думал Кудинов, надо обязательно. Только вот тут, на природе, хорошо работается.

На террасу с улицы вошли соседи Игоря по столу — шахтер