Том 1. Страна счастливых - Ян Леопольдович Ларри

— Поступи вот теперь! — ругается мать.

— Не в том дело! — скребет пятерней волосатую грудь отец. — Поступить что? Надо будет, так поступим!

— Поступишь ты?!. Кто тебя примет теперь? Пушкин?

— Да не принимай! Вот испугался! Эх, дура-баба! И правду говорят — волос длинен… Так по-твоему выходит: с озорства уворовал я?

Мать молчит.

— Нет, скажи, — настаивает отец, — значит, как же это? Жиган я, по-твоему? Всамомделишный вор!?

Мать молчит.

— Понимаешь ты сисю, да и то не всю… Значит, возить воду на воеводу расчет мне, по-твоему? Что я есть за человек? Анчутка! Гнешь, гнешь спину, а какой толк?

— Теперь будет толк! — ехидно вставляет мать.

— Не бойсь! Мы не пропадем! Не таковские!

* * *

Вечером приходят дядя Вася и Финогенов.

— Ну, как? — спрашивает Финогенов.

— Да, никак! — смеется отец. — У меня, брат, теперь полная мастерская. Тиски бы посмотрел какие!

— Неужто и тиски спер?

— А что? В зубы буду смотреть? У меня, брат, и метчики, и плашки, и сверла, и клуппик, и ножовки. Все честь честью. А что ребята говорят? Не осуждают?

Дядя Вася цвиркает слюной в угол.

— Жалеют ребята. Знатье бы дело — мигнул бы. Помогли бы затырить.

— Не смотрят, как на правдошнего вора? — беспокоится отец.

— А, брось ты! — машет руками Финогенов. — Не понимаем мы или как?

— А баба моя не понимает, — со вздохом говорит отец.

Мать молчит.

Обращаясь к товарищам и как бы призывая их в свидетели, отец говорит:

— Я теперь вольная птица. Сам на себя буду работать. Может, и меньше заработаю, однако сам хозяин. Не буду шапку ломать… А что, Вась, собрать бы это нам инструмент подходящий, да людей подобрать бы, да по ремонту? А? Толково говорю?

— Строгости теперь у нас после твоей оказии.

— Ну, а купить бы если…

— Что ж ты не покупал?

— Это верно! — смущенно соглашается отец. — Купило-то у нас притупило. Хотя, — в раздумье говорит он, — по гривеннику если откладывать каждую неделю…

— Так в старости будет полное обзаведенье! — плюет дядя Вася.

— И то правда! — смеется отец.

* * *

Отец ходит гоголем.

По воскресным дням у нас дымятся на столе мясные щи. Изредка мы пьем чай с теплым и мягким ситным.

— Пошло! Пошло! — хохочет отец. — А ты говорила? Я сказал — не пропадем, значит — вся тут. Испугалась. А это что?

Вытянув над столом широкие, с въевшейся гарью черные руки, отец кричит:

— Золотые! Не руки, а золото! Что хочешь сработаю! Никакая машина не устоит против меня.

Работая по ремонту, отец брал главным образом водопроводные и канализационные работы, но в свободное время занимался всем, что только подвертывалось под руку: исправлял замки, лудил самовары, устанавливал ванны, плотничал, чинил швейные машины, граммофоны и велосипеды, проводил электричество, клал печи, а как-то раз взялся исправить рояль, впрочем, провозившись около рояля несколько дней, отец напился пьяным.

— Ну ж, жизнь проклятая, — бормотал он сквозь пьяные слезы, — кому не надо — палкой гонят, а кому надо — зубом не угрызешь. А дай мне ученье, да я всех инженеров за пояс заткну.

* * *

Старые товарищи по заводу часто заходят к отцу. Они считают его особенным и как будто чего-то ожидают от него.

Отец хвастается, поит всех водкой, туманно говорит о каких-то больших планах.

Однажды Финогенов привел к нам рабочего, который выделялся среди всех своей особенной повадкой. Был он серьезен, неразговорчив и больше прислушивался к тому, что говорили за столом, роняя изредка скупые, ничего не значащие слова.

— Вот человек! — кричал подвыпивший Финогенов, хлопая отца по плечу. — Такой тебе нужен?

— Я такой! — хохотал отец. — Я все могу! Я вот взял да и украл. То меня обкрадали, а тут я их. Вот я какой!

Странный гость строго посмотрел на отца, затем, опустив глаза, сказал тихо:

— Не годится все-таки… Рабочий не должен воровать. Это унижает его.

— Ка-ак? — захлопал глазами отец. — Осуждаешь, стало быть, меня?

— Осуждаю! — тихо сказал гость.

Отец нахмурился. Подумав немного, он спросил:

— За моим столом сидишь и осуждаешь?

Гость, побледнев, медленно поднялся из-за стола, отодвинув с шумом стул.

— Простите, товарищ, но меня невозможно купить. Спасибо вам за угощенье.

Отец растерянно оглянулся по сторонам.

— До свиданья! — сказал гость.

— Ну, нет, — бросился к нему отец, — ты сиди! Ты прости меня. Ну хочешь, я тебя поцелую.

И, не ожидая разрешенья, он троекратно облобызался с бледным, сухим человеком.

— Ну, скажи, здорово я тебя обидел? Ах, курья нога! Да ты сядь! — засуетился отец. — Хочешь, я чайный стакан за твое здоровье?

* * *

Несколько дней после того ходил отец расстроенный, бормоча под нос разные жалкие слова, но вскоре успокоился.

— А ну их! Никому не дано правду знать. Каждый по-своему притворяется. Ну-ка, Ян, собирайся. Пойдем не спеша.

Я работаю вместе с отцом. Мы ходим по квартирам «с ремонтом». Работы много. С утра до вечера мы возимся в клозетах, в ванных и на кухнях, возвращаясь домой испачканными грязью.

Отец приучает меня к делу, объясняя попутно все тонкости трудной и сложной жизни.

— Ты наблюдай, — поучает он меня дорогой, — а сам помалкивай да на ус мотай. Вот возьмем хотя бы сегодняшний случай. Ты вот лезешь и орешь: кожа! А к чему такой крик? Мастеровой должен быть степенным. И без крику! Мастеровой свое дело знает, а они пускай свое знают. Думаешь, я без тебя не вижу, что кожа? Замечательно вижу. Но… Молчу.

Кран течет? Ну и пусть его течет. А почему течет — это дело наше! Починка, безусловно, пустяковая, а ты не подавай виду. Старайся ты показать, будто и сам не понимаешь, в чем загвоздка. Настоящий мастер полчаса должен походить вокруг, поморщиться да головой покачать: дескать, работа хотя и серьезная, но сделать, однако, можно… Быстрый ты очень. Схватился, раз-раз — и готово. Так не годится. Уваженья к своему труду не получишь. Ну, скажут, дело-то такое пустяковое, а он полтину просит.

— Совестно же!..

— Им не совестно, а нам чего? Толстая-то барыня сегодняшняя… Видал? Лежит да книжку читает. А ты гляди, какой вид у нее серьезный. Будто она и в самом деле утруждает себя. Ты молодой, безусловно, а я насмотрелся. Я их вот как знаю. Они что? Дурака они валяют, а со стороны посмотреть, так будто изнуряются работой. Дело важности требует. И цена тебе повышается оттого. Ну и опять же еще хочу тебе сказать: ты вот ручником по рукоятке бьешь, а это никак уж не годится.