Вера Солнцева - Заря над Уссури

— Лежи, лежи! Я тебе, друже мой милый, и сегодня встать не позволю. Дела от тебя никуда не уйдут… Валерия свет Михайловна! Ты уже опять нос в книжку уткнула? Оторвись на минутку. Перестелим Сергею Петровичу постель, уложим его поудобнее, все за ночь сбил… — Он опекал учителя, как преданная сиделка.

— Сережа! Я тебя еще не во все посвятил, — сказал Яницын вечером Лебедеву. — Все народ, посторонние…

— А что такое? — спросил учитель.

— Владивостокский Совдеп получил телеграмму от Владимира Ильича Ленина — «срочно, вне очереди»…

— Какая именно? — заволновался Лебедев. — Ты умолчал о главном!

— Я не умолчал, а не мог говорить при чужих. Слушай внимательно.

«Мы считаем положение весьма серьезным и самым категорическим образом предупреждаем товарищей. Не делайте себе иллюзий: японцы наверное будут наступать. Это неизбежно. Им помогут вероятно все без изъятия союзники. Поэтому надо начинать готовиться без малейшего промедления и готовиться серьезно, готовиться изо всех сил. Больше всего внимания надо уделить правильному отходу, отступлению, увозу запасов и жел-дор. материалов. Не задавайтесь неосуществимыми целями. Готовьте подрыв и взрыв рельсов, увод вагонов и локомотивов, готовьте минные заграждения около Иркутска или в Забайкалье. Извещайте нас два раза в неделю точно, сколько именно локомотивов и вагонов вывезено, сколько осталось… помощь нашу мы обусловим вашими практическими успехами в деле вывоза из Владивостока вагонов и паровозов, в деле подготовки взрыва мостов и прочее. Ленин».

— Бог мой! — вскричал Лебедев. — Только сейчас во всей полноте дошла до меня вся трагичность событий. Мне думалось, что ты преувеличиваешь опасность положения. Владимир Ильич говорит о наступлении японцев. Из своего далека он сразу увидел и предугадал дальнейший ход истории…

— Ты прав, он видит зорче, чем мы здесь, на месте. Мне кажется, что владивостокские товарищи недооценили его предупреждение: некоторые из них хотя и считают положение серьезным, но делают ставку на противоречия между Америкой и Японией. И это их серьезная ошибка: у союзников сговор — ворон ворону глаз не выклюет! Ленин предупреждает, и это надо принять как неуклонную директиву…

— Еще бы! А как же иначе?! — воскликнул Лебедев.

— Товарищи ответили ему, что иллюзий не строят, работу производить будут, но просят объяснить фразу: «Не задавайтесь неосуществимыми целями», — она, мол, вызывает разногласия…

— Какие разногласия? — вскричал Лебедев. — Яснее ясного сказано: без малейшего промедления готовиться к отходу, отступлению, увозу запасов! Владимир Ильич уверен, что японцам помогут все без изъятия союзники.

— Конечно, он прав! — согласился Яницын. — А кроме того, Владимир Ильич безусловно осведомлен лучше нас, и с его предупреждением не только надо считаться, но и принять как руководство к немедленному действию. Директива Ленина!

— Да, друг мой дорогой, — раздумчиво заметил Лебедев, — Ленин навсегда определил наш путь. Помнишь, как мы находили у него точный и мудрый ответ на все «проклятые» вопросы?

Яницын встал и подошел к окну. Открылась могучая ширь Уссури, разлившейся после недавнего весеннего половодья. Уссури! Уссури! Радостная, как раздольная, веселая песня, река юности! На твердом лице Вадима мелькнула нежная улыбка. Круто повернувшись на каблуках, сильный и стремительный, он быстро шагнул к учителю.

— Когда я вернулся в Россию и меня познакомили с ним товарищи, мне посчастливилось быть некоторое время около него. С кем можно сравнить Ленина? В мировой истории нет человека, равного ему по уму и знаниям, по близости к массам и умению понимать их нужды, запросы, чаяния.

Однажды, Сережа, я увидел его выступающим перед солдатами после нескольких бессонных, крайне напряженных ночей. Он был бодр, полон энергии и сил. Одно его слово, указание — и люди, казалось бы измотанные до предела, словно заряжались его энергией. И что еще? Поразительная молодость, душевная свежесть. Ленин — человек с вечно юношеским сердцем. И еще — его простота. Я счастлив, что лично узнал его!..

— Я и не подозревал, что ты способен, — тихо промолвил Лебедев, — так романтически…

— Отнюдь нет! — торопливо перебил его Вадим. — Не романтика это, Сергей, а… безмерная любовь и преданность. В любую минуту я готов в бой, чтобы претворить в жизнь его учение. Я не тот пылкий, порой безрассудный юноша, с которым ты расстался в ссылке. Горчайшие разочарования научили зорко и даже недоверчиво следить за людьми, ежели я терял в них хоть крупицу веры. Почему я воспламеняюсь при слове Ленин? Ленин и Правда жизни, истории, революции — для меня понятия единые. Я ведь видел Владимира Ильича в Октябрьские дни, в самый напряженный и переломный момент русской истории!..

Страстная речь Яницына отвлекла Лерку от чтения; она слушала его со всем вниманием жадной, пытливой девчонки. Она не понимала многого, но убежденность его слов пленила ее, покорила, как покоряет и подчиняет человека незнакомая сильная музыка. Ленин Владимир Ильич. Это имя она услышала впервые. Как хвалит-то его наезжий гость. Ленин…

Темнореченцы словно ждали сигнала: не успели еще школьники, посланные Лебедевым, обежать все избы и сообщить о собрании, как школа стала быстро наполняться. Из комнат учителя было слышно, как просторный класс загудел ровно, однотонно, будто заработал улей.

Настороженно, даже неприязненно смотрели мужики на вошедшего вместе с учителем незнакомого человека в господском костюме.

— Кто таков? — услышал Яницын.

— Новая балалайка! Своим-то, видать, слабо… — хихикая, ехидно ответил чей-то неприязненный голос.

Лебедев открыл собрание. Затем представил крестьянам Яницына, работника Хабаровского горисполкома, красногвардейца, докладчика по «текущему моменту». С первых же слов Вадима, умелого и сильного оратора, подкрепившего речь неопровержимыми и еще неизвестными присутствующим фактами, в классе установилась полная тишина: люди не хотели пропустить ни одного слова. Сообщение Яницына о грозных событиях во Владивостоке, о выступлении японцев прервали восклицания гнева и возмущения.

— Друзья мои! Дорогие товарищи! — сказал в заключение Вадим. — Мне тяжко, что я пришел к вам не с доброй вестью. Но что поделаешь… В почте, полученной сегодня сельсоветом из Хабаровска, Сергей Петрович нашел обращение Дальневосточного краевого комитета Советов ко всем трудящимся нашего края, — значит, и к нам с вами, товарищи. Разрешите мне зачитать вам это обращение?

— Читайте, читайте, товарищ! — нетерпеливо вскричал, подскакивая на месте, молодой мужик, сын Палаги, Николай Аксенов. По возвращении с фронта он, по словам его хозяина, кулака и мироеда Зота Нилова, был «нашпигован завиральными большевистскими идеями». Николка одним из первых фанатически преданно принял молодую советскую власть. Батрак весь горел от возбуждения, вызванного сообщением Яницына о выступлении японцев. — Читайте! — почти вопил он, приглаживая пятерней вздыбившийся надо лбом белобрысый вихор.

— Просим! Просим! — густым, прокуренным голосом поддержала сына Палага. Только сейчас сквозь густой махорочный дым, застлавший класс, в самом укромном его углу заметил Вадим трех женщин, скромно примостившихся на длинной деревянной скамье.

— Просим! Читайте! — требовал зал.

— «…Как и следовало ожидать, во Владивостоке высажен японский десант, — медленно прочел Вадим, и собрание замерло. — Поводом к этому послужило убийство двух японцев. Можно с уверенностью сказать, что убийство этих японцев является провокационным, ибо необычайная обстановка нападения — утром, без всякого ограбления — это доказывает…»

— Ясно, подстроили, гады! — прервал чтение Николка.

— Киш, мышь! — медведем рявкнул на него Зот Нилов.

— Не мешайте слушать, — негромко сказал Лебедев.

— «Дальний Восток уже давно служит лакомым куском для хищников мирового империализма, — продолжал чтение Вадим. — Богатый край с обилием разных металлов, угля, леса, рыбы, пушнины и пр. давно уже привлекает алчные взоры капиталистов разных стран… Особенно нагло действовал в этом отношении японский империализм. Япония, являясь нашей соседкой, захватив отчасти промышленность и торговлю в крае, послав достаточное количество шпионов и переодетых офицеров и опираясь на контрреволюционеров из областной земской, управы, городской думы и спекулянтов из биржевого комитета, задумала приступить к оккупации края… И это происходит не только на Дальнем Востоке. То же самое наблюдается на Юге, в Крыму, Бессарабии, на Украине, в Финляндии и других местах…»

— Сволочь реакция… — начал было Аксенов.

— Киш, мышь! — снова густым басом рявкнул Зот.

— «Все, кому ненавистно царство труда и справедливости, — возвысил голос Яницын, — объединяются в общем стремлении поразить своего врага — социальную революцию. …Товарищи рабочие, крестьяне и казаки! Мы переживаем в высшей степени серьезный момент… Создадим отряды Красной Армии в каждой деревне, в каждом селе, в каждом городе. Бездеятельность преступна в настоящий ответственный момент, когда черные силы реакции собираются нанести нам предательский удар…»