У нас на Севере - Николай Васильевич Угловский

Клава все еще не могла понять, та ли это Люба или другая, не имеющая никакого отношения к Володе. Она видела, что Володя не в духе, однако не удивилась этому. После того случая он вообще здорово переменился. Почти ни с кем не разговаривает, нигде не бывает, вспыхивает по пустякам. Клава понимала и сочувствовала ему, но оправдать его поступок не могла. А вот от Лены она, признаться, не ожидала такой принципиальности. Сама же теперь страдает, хоть и не хочет сознаться. И Клава внезапно подумала: «А смогла бы я так поступить с Бескуровым, как Лена с Володей?..» И тут же, устыдившись этой мысли, поспешно обратилась к трактористу:

— У тебя агрегат в порядке? Сейчас подводы подъедут, будем начинать.

«Агрегат! — усмехнулся тот про себя. — На этом «агрегате» только пацанам работать». Но вслух сказал:

— Пожалуйста, хоть сейчас могу включить.

— Девушки, кто умеет косить — разбирайте косы, пойдем, — сказала Клава и первая взяла косу-стойку, лежавшую на краю огромной, тонн на сорок, силосной ямы. Клава заглянула вниз и вспомнила, как рыли эту яму. Дело было срочное, так как горохо-овсяная смесь перестаивала, начинала грубеть, ее надо было немедля косить и силосовать. Яму поручено было подготовить Звонкову, но он, кажется, ни разу не заглядывал сюда, и работа подвигалась черепашьими темпами. Тогда Бескуров и Костя Проскуряков собрали молодых, крепких ребят и поставили перед ними задачу: вырыть яму к вечеру. Работа оказалась тяжелой и нудной, к вечеру они не сделали и половины, а тут разразилась гроза с ливнем. Ребята обрадовались: можно кончить, немыслимо копать глину под дождем. И они уже совсем собрались домой, когда к ним пришел Бескуров. Он видел, что ребята чертовски устали, вымокли до нитки, но он решил испытать их и полез в яму один. За ним Костя, а затем спустились и остальные. Костя потом рассказывал Клаве: «Конечно, у нас под ногами не горело, могли бы спокойно доделать и назавтра, зато теперь ребятам не страшна любая работа. Они поняли, что можно сделать и невозможное, если захотеть». Уже в полночь продрогших, усталых, но довольных ребят Бескуров привел к себе на квартиру, взял у запасливой Татьяны Андреевны пару бутылок водки и угостил землекопов доброй порцией на сон грядущий…

Клава вспомнила все это и улыбнулась: странный человек Бескуров. Зачем было мучить ребят? Зачем было ему угощать их водкой, разве не мог он поблагодарить за труд иначе? Ведь по деревне уже ползут слухи: председатель устраивает коллективные пьянки. Кто их распускает — неизвестно, но зачем было Бескурову давать повод? Да, странный и милый человек… Неужели жена к нему не приедет?

…Косить вызвались всего три девушки — остальные не умели. Люба тоже хотела пойти с Клавой (ее забавляло, как девушки будут управляться с нелепыми и страшными на вид косами), но раздумала. Поискала главами Володю. Ушел. «Интересно, о чем он писал в комитет? Чудак, нашел кому писать. Пусть я не ответила ему, но уж Верке-то незачем было жаловаться. Сам вызвался поехать в деревню, кто же теперь виноват?»

Все-таки Люба чувствовала себя в какой-то мере виноватой перед ним. Она-то ведь отлично знала, как относился Володя к ней раньше. Правда, тогда Люба не очень задумывалась об их взаимоотношениях, просто иногда ей весело было с ним, иногда нет — все зависело от настроения. А когда он уехал, она скоро примирилась с его отсутствием, хотя в первое время было как-то и грустновато, и скучновато без него. Неизвестно, как сложилась бы их судьба, если б он не уехал, но раз его нет — значит, и думать об этом бесполезно.

Однако Люба не могла не понимать, что Володя поступил по-комсомольски, откликнувшись на зов партии, и даже немножко гордилась им. У кого бы расспросить, как он тут живет? Пацаны, конечно, толком ничего не расскажут, а из взрослых никого нет. И тут Люба увидела две подводы, выехавшие из деревни. Они свернули к гороховищу, но с одной из телег соскочила какая-то девушка и направилась прямо к трактору. Лена — это было она — прослышала о приезде шефов с завода и решила повидать их. Она решительно поздоровалась с девчатами, незаметно огляделась — нет ли поблизости Володи — и спросила:

— Ну как, товарищи, хорошо у нас?

— Чего же хорошего? — отозвалась Люба. — Комары так жалят, что спасу нет.

— Здесь-то их немного, — утешила Лена, — а вот поработали бы вы около леса, тогда бы узнали, почем фунт лиха.

— Спасибо, мы в лес не собираемся, — иронически сказала Люба, внимательно оглядывая Лену. «Какая она, наверно, сильная», — подумала она и спросила: — А вы кем здесь работаете?

— Учетчиком в тракторной бригаде, Леной зовут. А вас?

— Люба.

— Люба? Красивое имя… — Лена помолчала. — Давайте, Люба, берите своих девчат и айда туда. Поможете подводы нагружать.

Девушки пошли, а Лена оперлась на крыло трактора и тупо смотрела им вслед. «Люба… Уж не она ли?» Что-то подсказывало ей, что это та самая Люба, по которой «сохнет» Володя. Ладно, она разузнает все точно. Хотя Лена не встречалась и не говорила с Володей с того памятного вечера, сейчас она решила подавить свою гордость и первой подойти к нему. Она уже заметила его возле черемухи и быстро направилась туда, Володя демонстративно повернулся к ней спиной. Лена грубо сказала:

— Заводи машину, сейчас траву подвезут.

— Без тебя знаю…

— Попробуй сперва, а то опять ремень порвется — осрамишься перед своими, — насмешливо про говорила она.

— Ладно, не твоя забота, — буркнул Володя. — Ты, собственно, зачем сюда приперлась? Без тебя не обошлись бы?

— Захотела — и пришла, — с вызовом ответила Лена. — На твою Любовь посмотреть, какая она из себя…

Она сказала это на всякий случай, желая хоть чем-нибудь уязвить его, и сама поразилась действию своих слов. Володя вдруг вскочил и зло, торжествуя над ее унижением, бросил ей прямо в лицо:

— Да уж не чета тебе, можешь убедиться! — И пошел к трактору, ожесточенно срывая носками ботинок уже примятые, но упрямо тянущиеся к солнцу неяркие полевые цветы.

Лена вспыхнула, как от удара, испуганно оглянулась (не слышал ли кто?) и осталась стоять у черемухи. Слезы обиды против ее воли навернулись на глаза, и хотя Володя был еще в трех-пяти шагах, сквозь нахлынувший туман она едва различала его фигуру. Но это продолжалось недолго. Лена была не из тех, кого можно легко заставить плакать. Очень-то он ей нужен! Пусть идет к этой тонконогой, она-то уж, конечно, не станет писать в «боевой листок»,